Большое гнездо - Зорин Эдуард Павлович (читать полностью бесплатно хорошие книги TXT) 📗
— Ничо, — сказал посадник, встречая своих пленников, — экие хари отъели.
— Благодарствуем, боярин, — поклонились ему Веселица с Ошаней, — кабы не ты, отощали бы мы вовсе.
— Баб своих благодарите, — засмеялся посадник. — Это они вам, что ни день, носили жорное.
— Да ну? — радостно удивился Ошаня. — Нешто и Степанида моя?
— И Степанида.
— То-то мне вдогадку, вроде пышки со знакомым духом. Так-то она одна умеет замешивать тесто на золотушнике...
— Будя вам, мужики, без дела сидеть-посиживать, — сказал боярин. — Ступайте по домам.
— Вот порадовал!
Поклонились мужики посаднику, кинулись вон из терема.
— Погодите-ко, — остановил их боярин. — Ты, Ошаня, долго у бабы не засиживайся. Крыша у меня в сенях прохудилась — приди починить.
— Приду мигом!
— А тебе, Веселица, другой наказ. Собирается наш светлый князь на Чернигов и повелел тебе, не медля ни дня, скакать ко Владимеру...
Вот так и разлучила судьба хороших людей. Даже по ковшику браги не выпили они на прощанье.
Убивалась Малка, провожая Веселицу:
— Береги себя, Веселица. Ты под сулицы-то да стрелы зря головы своей не подставляй.
— Не всякая стрела в кость да мясо, иная и в поле, — успокаивал, обнимая ее, дружинник. — Ишшо свидимся. Слез ты попусту не лей, а держись Степаниды.
Короток был наказ, еще короче прощанье. Вскочил Веселица на коня, вонзил ему в бока шпоры.
От безделья, от долгого сиденья в порубе любо ему было на воле. Легко шел конь по пустынной дороге. Дождь перестал, выглянуло солнце, в теплых травах звонко предвещали ясную погоду неугомонные кузнечики. В сосновых борах терпко пахло смолой, а на луговых просторных полянах голубо зацветали незнакомые Веселице цветы...
Радовались широкому простору отвыкшие от света глаза дружинника. Сворачивая коня, подолгу простаивал он на высоких взлобках, жмурясь, оглядывал поля, на которых тут и там виднелись белые рубахи мужиков, вышедших с утра на первые зажинки ржи. Верно в шутку говаривают по деревням: «Сбил сенозарник спесь, что некогда на полати лезть».
Выехал Веселица на край поля:
— Бог в помощь!
— Дай и тебе бог крепкого здоровья, — отвечали, кланяясь, мужики.
Много уж копен торчало по всему сжатому полю, а еще больше оставалось на корню спелого хлеба. Хороший был урожай в этом году, сытной обещала быть зима...
Ближе к Москве больше становилось просторов, но под самым городом пошли сплошные леса. Поздней ночью постучал Веселица в наглухо запертые ворота.
Что да как, долго расспрашивал его въедливый страж, прежде чем пустить на ночлег.
Спал Веселица у попа Пафнутия на сеновале — в избу идти не захотел: душно было. Утром, ни свет ни заря, снова отправился в путь. Спешил Веселица ко времени быть во Владимире, князя не хотел гневить, да и самому не терпелось встретиться со старыми своими друзьями.
Ввечеру, проезжая через Потяжницы, услышал Веселица шум за плетнем. Не то баба плакала, не то всхлипывал мужик.
— Эй, кто там есть живой? — крикнул он, не слезая с коня.
Всхлипы прекратились, и из-за плетня высунулась женщина со сбившимися волосами. Глаза в глаза встретился с ней Веселица взглядом.
— Ты что ревешь? — спросил озадаченный дружинник.
— Да как не реветь-то, коли мужика мово взяли?
— Куды взяли-то?
— На рать, куды ж еще?.. А мужик мой хром и на один глаз слеп. Какой из него пешец?
— Ты, баба, говори, да не заговаривайся, — оборвал ее
Веселица. — Хромых и кривых и прочих всяких убогих князь наш в войско свое не берет...
— То князь, а то боярин...
— Да кто же боярин-то у вас?
— А Одноок. Днесь водил он казать дружину на княжой двор, так самых крепких мужиков отобрал, и коней добрых, и кольчугу справную. А утром явился его тиун да на мужика мово и накинулся. Ты что, говорит, прячешься по углам, яко таракан? Ты почто не хочешь служить князю?!
— Эко наговорила ты мне всего, баба, а что-то не верится, — покачал головою Веселица.
— Да мне-то почто врать?
— Твой мужик...
— А я тебя о заступе не прашивала, сам кликнул. Вот и езжай себе мимо.
Веселица пристально посмотрел на бабу — нет, не врет она, слезы ее от горя, а не от хитрости.
— Что ж, одного твово, хворого-то, и взял Одноок? — спросил он.
— Почто одного? Не одного. Вон и Киршу взял, а он грудью скорбит, одною ногой в могиле. Да и Толпыга не краше Кирши. Жатва на носу, вот и оставил боярин крепких-то мужиков — так ему, знать, сподручнее...
И баба снова залилась громким плачем:
— И почто все горести на мою голову?!
— Сгинь ты! — рассердился оглохший от ее крика Веселица. — Лучше толком сказывай, где вашего тиуна искать.
— Фалалея-то?.. Да где ж его искать, как не у Сюхи? Тамо его и ищи...
Перестав всхлипывать, баба смотрела на Веселицу с затаенной надеждой.
— А Сюхина изба где?
— Вон с краю, — показала баба.
«Ах ты, боярин, ах, сукин сын», — со злорадством подумал Веселица, решительно направляя коня к Сюхиной избе.
На дворе у Сюхи кто лежал, кто сидел, прислонясь спиною к срубу, много было мужиков. Признал среди них Веселица и кривого на один глаз мужа давешней бойкой бабы.
Из двери выскочила босоногая растрепанная девка, увидев Веселицу, всплеснула руками и снова скрылась.
Пока дружинник спешивался, пока привязывал к столбику коня, на крыльцо вышел дородный краснорожий мужик в накинутом на одно плечо голубом опашне.
Поднимаясь на нижний приступок, Веселица спросил издалека:
— Это не ты ли Фалалей, Однооков тиун?
— Ну я, — ковыряясь ногтем в зубах, неохотно отозвался мужик. — А тебе пошто понадобился?
— Разговор наш впереди, не пустишь ли в избу? — сказал Веселица.
— Изба не моя, не я тут хозяин, — буркнул тиун. — Говори, с чем пожаловал?
— Фалалеюшка, — бархатно позвали из избы. Отволокнулось оконце, и в его проеме показался круглый и хмельной бабий лик.
— Чего тебе? — недовольно поморщился тиун.
— Это кто же к нам пожаловал? — бесстыже улыбаясь, повернулось круглое лицо к Веселице.
— Кто пожаловал, дело не твое, — буркнул тиун и растопыренной ладонью вдавил лицо в избу. Дощечка задвинулась.
Фалалей смущенно покашлял.
— Вольна баба в языке, — сказал он. — Эк ее разохотило.
И, вперив бесцветные глаза в Веселицу, во второй раз спросил:
— Так почто ко мне пожаловал, мил человек?
— Ты, что ль, мужиков набираешь в дружину? — строго спросил Веселица.
— Ну, я...
— Отчего ж одни калеки у тебя на дворе?
— Чего ж калеки-то? — смешался тиун. — Мужики справные...
— Оно и видать: один безглазый, другой хромой.
— Да в глазах ли сила ратная? — заюлил Фалалей. — Уж не в одной сече они побывали — и с Андреем хаживали, и с Михалкой. Одно слово — народ бывалый. А князю желторотые-то птенцы — на что?.. Э, погоди-ко, — спохватился вдруг он. — Ты-то пошто встрял? Ты-то кто есть такой?
— Не твое дело, тиун, меня спрашивать, — нахмурился Веселица. — Твое дело отвечать.
Тут из толпы сидящих у амбара мужиков кто-то подал хилый голосок:
— Веселица енто, Фалалей. Я его во Владимире не раз встречал...
— Что? — вытаращил глаза тиун.
— Веселица и есть, — подтвердил мужик.
Фалалей выпрямился, грудь колесом, угрожающе двинулся на дружинника.
— Да как ты смел, боярский закуп, не в свое дело встревать?! — зарычал он, выкатывая из орбит глаза. — Да как ты в Потяжницы попал?
Веселица отступил на шаг, спокойно положил ладонь на перекрестье меча.
— Не закуп я, а князев дружинник, — сказал он, — и ты на меня, тиун, не рычи.
— Закуп он, закуп, — пропищал голос из толпы. — Не слушай его, Фалалей!
На сей раз приметил Веселица крикуна — тот самый мужик это и был, хромой и безглазый, чью бабу встретил он у плетня.
— Ну-ка, все разом, — сказал тиун, с опаской поглядывая на протянутую к мечу Веселицыну руку, — навались, мужички!
