Закат в крови (Роман) - Степанов Георгий Владимирович (серии книг читать онлайн бесплатно полностью .TXT) 📗
Речь Алексеева понравилась Ивлеву, и он, как и другие, слушал его внимательно.
Видимо желая сразу же использовать авторитетное слово Алексеева в своих целях, из-за стола грузно-тяжело поднялся Деникин и заговорил, не скрывая раздражения:
— Была сильная русская армия, которая умела умирать и побеждать. Но когда каждый солдат стал решать вопросы стратегии, войны и мира, монархии и республики, тогда армия развалилась. Теперь у нас, по-видимому, повторяется то же самое. — Командующий недовольным взглядом окинул собрание. — Наша единственная задача — борьба с большевиками, освобождение от них России. Но этим положением многие не удовлетворены, требуют немедленного поднятия монархического флага. Для чего? Только для того, чтобы тотчас же разделиться на лагери и вступить в междоусобную борьбу? Чтобы круги, которые теперь если и не помогают Добровольческой армии, то и не мешают ей, начали активную борьбу против нас? Чтобы, к примеру, тридцатитысячное ставропольское ополчение, с которым у нас теперь идут переговоры и которое вовсе не желает монархии, усилило Красную Армию? Да, наконец, — повысил голос Деникин, — какое право имеем мы, маленькая кучка людей, решать вопрос о судьбах страны без ведома всех сословий русского народа? Хорошо, провозгласим своей целью восстановить монархию. Тогда придется назвать и имя будущего монарха, как это торопятся делать разные политические группы, ожесточенно споря между собой… Это нереально. Армия не должна вмешиваться в политику. Единственный выход — вера в своих руководителей. Кто верит нам — пойдет с нами. Кто не верит — пусть оставит армию. Что касается лично меня, то бороться за ту или другую форму правления я не буду. Я веду борьбу только за Россию. И, будьте уверены, в тот день, когда я почувствую ясно, что биение пульса армии расходится с моим, я немедленно оставлю свой пост!
Деникин сел. Ивлев с чувством неудовлетворения смотрел на него. Неужели командующему не ясно, что мыслящие люди не станут класть голову за неопределенные цели? Или у него нет собственных четких политических идеалов и ему одинаково безразличны и монархия, и Учредительное собрание? Но как же тогда считать себя вождем движения? Ведь совсем неспроста в стране разыгралась жесточайшая гражданская война. Разумные люди и в армии, и в народе жаждут более совершенных форм государственного правления, демократических учреждений. Выходит, Деникин этого не понимает?
После выступления командующего наступило молчание. Наконец с задней скамьи раздался голос капитана Дюрасова:
— Ваше превосходительство, может быть, вы хотя бы пунктирно определите будущую форму государственного правления в нашей стране…
— Нет! Я не буду делать этого, — отрезал Деникин. — Пусть народ сам скажет, чего он хочет.
— А может быть, все-таки монархический лозунг, ваше превосходительство, будет сейчас наиболее приемлемым? — не унимался капитан.
— Настроение Дона, Кубани, ставропольских казаков и крестьян хорошо известно, — отвечал Деникин. — Оно, к сожалению, далеко не монархическое. А про внутреннюю Россию мы ровно ничего не знаем.
Дюрасов опустился на скамью.
К столу подошел Марков. Ивлев посмотрел на него с надеждой: быть может, он скажет то, что надо сейчас сказать. Но Марков, блеснув глазами, ограничился, как на докладе, несколькими фразами, да и то не о главном:
— От имени своей дивизии должен объявить: мы все верим в своих вождей и безоговорочно пойдем за ними. Они лучше и яснее нас видят общее положение, лучше знают, куда и какими путями вести нас. Только вера в них приведет нас к победе!
Деникин долгим рукопожатием поблагодарил Маркова и, закрывая собрание, сказал:
— Я надеюсь, господа, вы передадите всем офицерам и бойцам нашу общую точку зрения на монархизм и германофильство, убедите их, что рыцарям «ледяного похода» не к лицу беспочвенные политические мечтания, расслабляющие волю к борьбе и победе.
Офицеры поднялись и молча разошлись.
Марков предложил командирам немедленно отправиться в свои полки и провести беседы.
А вечером того же дня Ивлев слышал, как он пытался внушить Деникину, что офицерская публика успокоилась и все идет отлично.
В действительности это было далеко не так.
Вскоре даже офицеры-марковцы стали проситься в отпуск, а некоторые и без всякого разрешения уходили из армии, уезжали в Ростов, Новочеркасск, Киев.
Встревоженный этим обстоятельством, Марков собрал офицеров во дворе штаба.
— Нынче армия вышла из-под ударов, — заявил он, — мы вновь сформировались и готовы к боям. Но в минувший тяжелый период жизни армии некоторые, не веря в успех, покинули наши ряды и попытались спрятаться в станицах и селах. Нам хорошо известно, какая постигла их участь. Они не спасли своих драгоценных шкур. Если же кто и сейчас желает уйти от боевой жизни, то пусть об этом скажет… Удерживать не стану! Вольному — воля, спасенному — рай! И-и… к черту!
Марков решительно махнул плетью и, круто повернувшись на носках, зашагал в штаб.
Офицеры стояли потупившись. Ивлеву с трудом верилось, что это были те самые добровольцы, которые без колебания и страха по первой команде любимого командира кидались в ледяную воду под Новодмитриевской, как львы дрались под Екатеринодаром. Все были сконфужены и старались не глядеть друг на друга.
Наконец Ивлев не выдержал.
— Стыдно, господа! — воскликнул он. — До чего мы докатились! Такой с нами человек, как Сергей Леонидович, а мы…
— Да, господа, — живо подхватил Родичев, — находясь под командованием генерала Маркова, гневаться на судьбу грешно.
— Корнилов называл Маркова своими крыльями! — вспомнил Дюрасов, и его рябоватое лицо чуть посветлело и помолодело. — Пусть же крылья нашего покойного вождя будут нашими крыльями!
Слова Дюрасова лучше всего в эту минуту отвечали настроению Ивлева. Как бы он хотел, чтобы и другие офицеры прониклись таким же чувством!
Предстоящее совещание Деникина с Красновым, которое намечалось провести в станице Манычской, штабные острословы заранее назвали «Тильзитом». Проводились забавные параллели, вышучивались внешние совпадения и различия в деталях декораций, в характерах персонажей столь разных исторических событий.
— Вот только неясно, на каком языке будут вестись переговоры, — острил Долинский. — Краснов-то очень пристрастился к немецкому, а наших тянет к англо-французскому…
Однако подготовка к совещанию шла полным ходом. Добровольческую армию должны были представлять Деникин, Алексеев, начальник штаба Романовский и атаман Филимонов, хотя он две недели уже жил в Новочеркасске: ему надлежало выражать интересы войска кубанского, отряды которого подчинялись Деникину.
Майский день с утра был хмурым и облачным. Задолго до приезда начальства в Манычскую нахлынуло с обеих сторон множество офицеров и чиновников. Ивлев наслушался всякого в этой возбужденной толпе.
Какой-то полковник, по выговору украинец, недавно приехавший на Дон из Киева, рассказывал о новоявленном украинском гетмане Скоропадском.
— Гетман получил позволение от германского командования на формирование украинских частей, но охотно принимает в них и русских офицеров… А украинцы тянутся к Петлюре. Многие русские офицеры рвутся на Дон, но немцы чинят всякие препятствия. Вся надежда на то, что генерал Краснов договорится с немцами насчет пропуска офицеров… — Полковник говорил медленно, словно вспоминая когда-то выученный, а теперь забытый текст. — Весьма примечательно, что Скоропадский живет в своем гетманском дворце под двойной охраной: наружная — украинцы, а в вестибюле — немцы. Выходит, германское командование не очень-то доверяет украинцам…
Ивлев так и не уловил, куда клонит этот украинец.
Назойливо старался привлечь к себе внимание штатский господин в дымчатых очках, бойко вещавший об упадке Москвы, куда недавно переехало большевистское правительство. Он перескакивал от одного к другому: от национализации торговли и возросшей от этого дороговизны к исчезновению в столице романтических деревянных домов с мезонинами, якобы пущенных на дрова, от развала дисциплины в красноармейских частях к процветанию Сухаревки… Закончил же господин вздохами о монархии.
