Дочь Великого Петра - Гейнце Николай Эдуардович (бесплатная регистрация книга .TXT) 📗

Следующий свой роман, «Аракчеев» (1893), он посвящает этому «Малюте Скуратову» царствования Александра I. Левая пресса не могла простить писателю, что традиционно ненавистного А.А.Аракчеева, вошедшего в русскую историю как символ: «преданный без лести грошовый солдат», создатель военных поселений, – он показал фигурой страдательной, извергом, но несчастным. Да, так же, как и у Малюты Скуратова, хотя отделяет их три века, у Аракчеева проступают приметы зверства, востребованные ретивостью службы, «неудовлетворенным честолюбием», а позднее – «обособленным положением в государстве». Но Гейнце находит трогающие душу эпизоды и единственно верные слова, показывая эту душу в начале пути, еще открытую для добра, не закованную в броню уже совершенных поступков. «По выходе из корпуса они завернули в первую попавшуюся церковь. Не на что было поставить свечу. Они благодарили Бога земными поклонами». Так описывается приезд (вернее – приход, так как больше шли пешком, подвозимые лишь доброхотами) Алеши Аракчеева с отцом в Петербург, в Кадетский корпус. Стать этому «низовому» человеку другом царя помог «случай», но не только… «Человек железной воли», «жестокосердый идеалист» – таким увидел Гейнце Аракчеева в конце пути, пройдя с ним этот путь и наблюдая те самые пружины, которые «подталкивают» человека к бесчеловечию. Противоборство добра и зла, человек перед выбором, в «звездные», поворотные часы своей жизни – вот что ищет Гейнце в исторических сюжетах.

Один за другим выходят огромными тиражами романы: «Князь Тавриды» (1895) – о Потемкине, о времени Екатерины II, «Коронованный рыцарь» (1895) – о Павле, «Генералиссимус Суворов» (1896), «Первый русский самодержец» – об объединителе земли Русской Иване III, той же эпохе посвящены романы «Судные дни Великого Новгорода» (1897) и «Новгородская вольница» (1895) – о присоединении Новгорода к Москве, роман «Ермак Тимофеевич» (1900) опять возвращал к событиям царствования Ивана Грозного.

Тяга к познанию отечественной истории из романов была в прошлом веке ничуть не меньшей, чем в наши дни. К чести Н.Гейнце, он знал, какую ответственность налагает это на писателя, – «никогда не соблазнял никого на подражание злу», «всегда старался с возможно интересной фабулой сохранить верность исторических событий и характеристик исторических лиц и дать, таким образом, массе читателей безусловно верное представление об исторических событиях той или другой эпохи» [14].

Можно сказать, что писатель создал целую историческую библиотеку. И это при том, что он продолжал писать и на современные ему темы. За свою сравнительно недолгую (61 год) жизнь он издал более сорока романов и повестей, вышедших только отдельными изданиями, а сколько их осталось в «фельетонах» – так тогда называли газетные подвалы…

В 1899 году Гейнце становится сотрудником «Петербургской газеты». Нравы и отношения здесь царили другие. Худяковы, отец и сын, были далеки от просветительского либерализма Комарова. Дела вел сын – Худяков Николай Сергеевич, и сам трудолюбивый и способный журналист, он с сотрудниками был безапелляционно высокомерен, груб, любил лишний раз показать, чей хлеб едят. «Не помню дня, – вспоминает о хозяине газеты старейший петербургский репортер С.С.Окрейц, – чтобы он когда-нибудь проманкировал, не пришел в редакцию… В день покушения на Столыпина сам помчался на Аптекарский остров. Газету рвали из рук. Приехал в десятом часу: «Я еще не обедал. Зато ведь и розница на диво. Не успевали печатать. Почаще бы такие дни» [15] (!.. – В.С.).

В статье использованы материалы РГАЛИ: Ф. 145, оп. 1, ед. хр. 31; Ф. 459, оп. 1, ед. хр. 881; Ф. 637, оп. 1, ед. хр. 79; Ф. 770, оп. 1, ед. хр. 78; Ф. 1657, оп. 3, ед. хр. 60.

Гейнце и здесь считался журналистом экстра-класса, платили ему много, но его романическое творчество Худяковым было ни к чему. Однако и в эти последние тринадцать лет своей напряженнейшей работы в «Петербургской газете» им было написано семь книг прозы, в том числе книга очерков «В действующей армии» (репортажи с фронтов русско-японской войны 1904 – 1905 годов, где он был собственным корреспондентом «Петербургской газеты»), и, наконец, роман «Дочь Великого Петра», изданный в 1913-м – последнем году жизни писателя.

Нет нужды «разбирать» этот роман в послесловии – его «идейно-художественное звучание» нынешний читатель услышит, наверно, лучше, чем это удалось современникам автора, все более тогда внимающим песням разрушения «старого» мира. Хочется лишь обратить внимание на некоторые обстоятельства, проясняющие нам взгляд самого автора на этот «мир насилия»… Еще в 1898 году в издательстве Комарова вышел его роман «Из мира таинственного». Можно, конечно, предположить, что Николай Эдуардович отдал в нем «дань моде»: роман подытоживал его собственные наблюдения и познания в спиритизме. Во всяком случае, роман «Дочь Великого Петра», без сомнения, написан под влиянием настроений, которые теперь называют, впрочем не совсем точно, «мистика души». Много мистических историй в романе – и в судьбе Анны Иоанновны, и Екатерины I, и Елизаветы Петровны, и тороватой казачки Розумихи, подарившей России род Разумовских, и несчастного императора-младенца Иоанна Антоновича. Но ясно, что авантюрным сюжетом романа Гейнце выразил свои размышления о неразрывности цепочки: деяний человека – и возмездия. Даже «пятна единого, тайного» в интеллигентной душе княгини Полторацкой – ненависти к несчастной крепостной девушке, ставшей поневоле барской барыней (наложницей) ее старого мужа, а после его смерти замученной княгиней непосильной работой и нападками, – стало достаточно, чтобы вызвать смерч, вкрутивший в себя столько обреченных жизней. Судьба отплатила человеку за нежелание управлять своими страстями, за бездушие. Разумеется, что такой, отнюдь «не социальный», взгляд на историю России не был затем, после 1917 года, востребован нашими идеологами – книги Н.Гейнце надолго остались в своем времени и только теперь возвращаются в круг нашего чтения.

На возможные упреки читателей в художественной слабости некоторых страниц книг Гейнце, в шероховатости стиля ответим (не в оправдание их автора, а – фактом из его творчества): никогда он не правил, не улучшал своих книг, считая их «детьми своего времени». Поэтому и хочется этот небольшой разговор о жизни Николая Эдуардовича Гейнце закончить теми словами, с которыми он обратился к нам:

«Пусть же мои труды, как они есть, со всеми недостатками, но с несомненным искренним желанием автора принести посильную пользу родине, всегда одушевлявшим его в работе, идут на благосклонный суд дорогих читателей и очаровательных читательниц. Я сделал, что мог, другие сделают лучше!»

ВАЛЕНТИНА СЕРГАНОВА

А в а н з а л – зал перед главным, здесь – тронным залом.

А д ъ ю н к т – помощник профессора, младшая ученая должность в Российской и Петербургской академиях наук.

А с е с с о р – в дореволюционной России гражданский чин – заседатель в судебной палате.

Б у н ч у ж н ы й – хранитель б у н ч у к а, знака отличия воинской части, военный чин в казачьем войске; г е н е р а л ь н ы й б у н ч у ж н ы й – хранитель главного бунчука всего войска, в походе был начальником над б у н ч у к о в ы м и т о в а р и щ а м и.

Б у н ч у к – знак отличия казачьего, польского, турецкого войска: длинное древко с шаром или острием наверху, украшенное кистями и прядями конских волос.

Б у н ч у к о в ы й (бунчужный) т о в а р и щ – почетный войсковой старшина при гетмане в роли его адъютанта.

Б у ф о н ы и б у ф о н ш и – премьеры и примадонны опер-буфф, бурлескных, комических; в отличие от опер-сериа, серьезных, нравоучительных. Оба типа опер были в расцвете на европейских сценах того времени. В России большим успехом пользовались первые.

В е р т е п – ящик-сцена, в котором действовали куклы-марионетки. Вертепщик носил его на себе. Представления давались чаще всего на Святки и изображали жизнь Иисуса Христа или пьесы фольклорного репертуара.