Дикое поле - Веденеев Василий Владимирович (книги без сокращений TXT) 📗

— Кто тут? — срывающимся голосом спросил он. Никто не ответил, только вновь донеслось тихое ржанье.

— Может, чей-то конь приблудился? — шепотом предположила Злата.

— Надо открыть и посмотреть, — сказал Кондас.

— А если турки? — обернулся к нему старик.

— Тогда они все равно не уйдут. — Тимофей решительно отодвинул засов и приоткрыл дверь.

У крыльца, мотая головой, стоял конь темной масти. На небе сверкнула молния, и в ее неверном свете все увидели, что, вцепившись в мокрую гриву, на шее лошади почти лежит человек. Больше во дворе никого не было.

— Эй! — окликнул всадника бай Славчо, но тот не отозвался. Тогда старик потряс его за плечо. Неизвестный застонал и начал сползать с седла. Жозеф и Кондас подхватили его на руки и не дали упасть.

— Он ранен, — быстро определил француз.

— Несите в дом. — Славчо пошире распахнул дверь и покачал головой. — Ну и ночка сегодня!

— Надо спрятать коня, — решил Богумир. — Я отведу его в сарай.

Когда он вернулся, раненый лежал на полу около жарко пылавшего очага. Вокруг него молча стояли беглецы, бай Славчо и Злата. Даже проснувшийся Яцек привстал на лавке и не отрываясь смотрел на незнакомца.

Раздвинув собравшихся, Богумир увидел залитого кровью янычара в богатой одежде

— Исчадие ада! — прохрипел старик. — Это ламия [28], его надо убить, а труп бросить в реку. За ночь его размолотит о камки и унесет далеко отсюда.

— Он и так не жилец. — Кондас опустился на корточки возле янычара. — Весь левый бок разворочен пулей.

Грек отстегнул от пояса раненого саблю и вытащил из ножен клинок: он был зазубрен и покрыт свежими пятнами крови. Видно, недавно янычар с кем-то ожесточенно рубился.

— В седельных кобурах разряженные пистолеты, — тихо сообщил Богумир.

— Конь нам пригодится. — Сарват прищелкнул языком. — Скакун хорош, не меньше полусотни пиастров стоит.

— Я не позволю осквернить наш кров убийством, — неожиданно заявила Злата. — Если хотите, тащите его к реке и утопите. Но как после этого брать из нее воду?

Все понуро молчали, не зная, на что решиться: слишком ошеломляющим было появление среди ночи раненого янычара на коне. Откуда и куда он скакал, кто его ранил? И как узнать, не рыщут ли сейчас по округе другие янычары, разыскивая пропавшего?

— Не берите грех на душу, — вздохнула девушка. — Ведь он раньше был христианином.

— Среди янычар много турок, — возразил ей грек.

— Все равно, — не успокаивалась девушка. — Пусть он басурман, но мы-то православные!

— Не все, — усмехнулся Жозеф. — Я католик! Яцек наверняка тоже, а вот как Сарват — не знаю.

— Я православный. — Албанец перекрестился. — У нас те, кто покорился туркам и не хочет платить харадж, принимают ислам, а сохранившие веру отцов берут в руки оружие и уходят в горы.

— У нас то же самое, — опустил голову бай Славчо. — Ну, потащим к реке?

— Подожди, — остановил его француз. — Сначала снимем одежду.

— Куда торопитесь? — осадил их Тимофей. — Надо бы рас-

спросить его.

Он плеснул в кружку вина, опустился на колени и, поддерживая голову раненого, влил ему в рот несколько капель. Янычар слабо застонал и облизнул бледные губы. Веки его дрогнули, глаза открылись. Казак расстегнул рубаху у него на груди и положил ладонь на сердце. Внезапно его пальцы нащупали небольшой твердый предмет, спрятанный в пришитом к изнанке рубашки небольшом кармашке. Что это?

— А-а-м-м — Раненый застонал, пытаясь оттолкнуть руку Тимофея. В его тускнеющих глазах было столько боли и ненависти, что Головин невольно отшатнулся, но рука уже скользнула в кармашек и вытащила маленький, похожий на крестик, четырехлепестковый цветок с неровной жемчужинкой в середине. Боже правый! Знак тайного братства!

— Что там? — вытянул шею Кондас, однако казак быстро сжал находку в кулаке.

— Ничего! Помогите его перевязать.

— Ты сошел с ума! — Француз удивленно уставился на Тимофея. — Старик прав, эту падаль пора тянуть к реке.

— Делайте, что говорю, — сердито прикрикнул казак. Недоуменно переглянувшись, грек и албанец помогли Тимофею стянуть с янычара куртку и пропитавшуюся кровью рубаху. Открылась страшная рана на левом боку. Увидев ее, Злата охнула и закрыла лицо руками, но быстро совладала с собой, принесла теплой воды и кусок полотна. Янычар не сопротивлялся. Он только глухо стонал и скрипел зубами. Головин дал ему выпить немного вина, промыл рану и забинтовал полотном.

— Не жилец, — тихо заметил помогавший ему Кондас. — Пуля застряла в середине груди, и он потерял слишком много крови.

— Зачем ты с ним возишься? — не выдержал бай Славчо. — Все одно к утру одной собакой станет меньше.

Албанец расправил рубаху янычара и просунул в оставленное пулей отверстие свой толстый палец. Сокрушенно покачав головой, он пробормотал, что ружье было старое и пуля очень большая, а стреляли с близкого расстояния.

— Старик прав, — пробасил Сарват. — Он умрет до утра.

— Лучше его не трогать, — посоветовал грек. — А еще лучше — бросить в реку.

— Отойдите все, — попросил Тимофей. — Мне нужно поговорить с ним.

— У тебя завелись секреты с турками? — подозрительно прищурился Жозеф.

— Что ты хочешь узнать у него? — поддержал француза Богумир. — И почему я должен оставить тебя наедине с янычаром в собственном доме?

— Не орите, — слабым голосом попросил Яцек — Вы поднимете на ноги всю округу.

Сарват отбросил рубаху янычара и подошел ближе, заинтересованно прислушиваясь к спору. Грек скрестил руки на груди и прислонился к стене, молча наблюдая за происходящим.

— Скоро начнет светать. — Бай Славчо выглянул в окно. — А вы еще не решили, что делать. Беда, если соседи увидят, как мы выносим турка!

— Это не турок, — упрямо наклонил голову казак. — Я знаю этого человека и должен поговорить с ним.

— Ты знаешь его? — изумился Жозеф. — Откуда?

— Нельзя терять время. — Головин безошибочно уловил перемену в настроении товарищей и подтолкнул француза к смежной комнате. — Посидите там. Речь идет о победе креста над полумесяцем!

Кондас вышел первым, улегся на пол и закинул руки за голову. За ним нехотя последовали остальные. Тимофей с головой укрыл Яцека накидкой и склонился над раненым. Тот пришел в себя и смотрел на казака с холодным, равнодушным презрением. Головин разжал ладонь и поднес к его глазам знак тайного братства.

Собрав последние силы, янычар неожиданно вцепился в запястье казака, пытаясь отнять золотой цветок. Но Тимофей свободной рукой достал свой знак и положил его на ладонь рядом с первым. Хватка раненого ослабла.

— Кто ты? — едва слышно просипел он.

— Какому Богу ты молишься? — шепнул Головин.

— Истинному.

— От лжи до истины пять пальцев. — Казак приложил ладонь к своему виску.

— Из лжи родится все, даже правда, — прошелестел раненый. — Откуда ты и куда идешь?

— Бежал с турецких галер, — не вдаваясь в подробности, объяснил Тимофей. — Чем я могу помочь тебе?

— Нас никто не слышит? — Раненый хотел приподняться, но казак успокоил его:

— Не трать зря силы, мы одни.

— Возьми мой пояс и отправляйся в Горный монастырь. Потом тебе в Царьград. Мне уже не доехать.

— Ты встанешь!

— Нет. — На губах янычара появилась слабая улыбка, — Я уже почти мертв…

— Кто ранил тебя?

— Не знаю. У перевала ждала засада. Со мной было еще четверо, они погибли. Мне выстрелили в бок, и я только чудом сумел прорваться… В монастыре спроси отца Доната: он сгорбленный, с палкой, на груди большой медный крест, а на левой руке вросшее в палец кольцо.

Раненый дотронулся до безымянного пальца левой руки Тимофея и натужно закашлялся. На его губах появилась пузырящаяся розовая пена.

«Отходит», — понял казак, увидев тонкую струйку крови в углу рта умирающего.

— Покажешь знак… Ничего не скрывай… Бог послал тебя, и я ухожу спокойно. Торопись! — Раненый вцепился в Головина холодеющими пальцами и прохрипел: — Пояс!..