Гибель гигантов - Фоллетт Кен (бесплатная библиотека электронных книг TXT, FB2) 📗

Притворившись, что не слышит, он шел дальше.

За спиной он услышал приглушенный разговор. Большинство слов было не разобрать, но ему показалось, что один сказал: «Похоже, русский». Одеждой русские отличались от англичан, и Левка подумал, что в свете фонарей, к которым он приближался, можно различить очертания его фигуры. Однако, когда люди выходят из паба, естественные потребности обычно для них важнее остального, и Левка надеялся, что его не начнут преследовать, пока не облегчатся.

Он повернул в следующий переулок. Спиря, конечно, все рассказал, и сейчас кто-нибудь сообразит, что это за человек в русской одежде идет к центру города с чемоданчиком в руке.

Он обязательно должен сесть на тот поезд.

Он перешел на бег.

Дорога к станции шла все время вниз. Левка бежал легко, большими шагами. Он видел поверх крыш станционные огни, а подбежав ближе — и дым из паровозной трубы стоящего у платформы поезда.

Он пересек площадь и вбежал в кассовый зал. Стрелки больших часов показывали без одной минуты шесть. Он бросился к окошку кассы и достал из кармана деньги.

— Один билет, пожалуйста.

— Куда бы вы хотели поехать? — вежливо осведомился кассир.

Левка отчаянно ткнул пальцем в сторону платформы:

— Билет на тот поезд!

— Тот поезд делает остановки в Эбердере, Понтипридде…

— До Кардиффа! — Левка взглянул на часы и увидел, как минутная стрелка перескочила еще на одно деление и остановилась, подрагивая, строго вертикально.

— Туда и обратно, или в один конец? — неторопливо спросил кассир.

— В один, скорее!

Левка услышал свисток. В отчаянии он из горсти монет выудил нужные (цену он знал, пару раз бывал в Кардиффе) и положил на стойку.

Поезд тронулся.

Кассир протянул ему билет.

Левка схватил его и двинулся прочь.

— Не забудьте сдачу! — сказал кассир.

Левка уже был у барьера, отгораживающего кассовый зал от платформы.

— Ваш билет, пожалуйста, — сказал контролер, хотя только что видел, как Левка его покупал.

Глядя за барьер, Левка увидел, что поезд набирает скорость.

Контролер пробил билет и сказал:

— Вам что, сдача не нужна?

Дверь кассового зала распахнулась, и ворвались братья Понти.

— А, вот ты где! — закричал Джой и бросился к Левке.

Левка неожиданно шагнул ему навстречу и ударил в лицо. Джой ошарашено остановился. Сзади на него налетел Джонни, и оба упали.

Левка выхватил у контролера свой билет и бросился на платформу. Поезд уже шел довольно быстро. Секунду-другую он бежал рядом. Вдруг открылась дверь, и он увидел сочувственное лицо Билли-с-Богом.

— Прыгай! — крикнул Билли.

Левка прыгнул и оказался одной ногой на ступеньке. Билли схватил его за руку. Какое-то время они балансировали, потом Билли дернул его и втащил внутрь.

Левка блаженно упал на сиденье.

Билли захлопнул дверь и сел напротив.

— Ты едва успел, — заметил Билли.

— Но все-таки успел, — сказал Левка, счастливо улыбаясь. — Это главное.

На следующее утро Билли стоял на Паддингтонском вокзале, пытаясь выяснить, как добраться до Олдгейта. Доброжелательный лондонец объяснял очень длинно, но каждое его слово оказывалось для Билли недоступным пониманию. Он поблагодарил лондонца и пошел к выходу.

Он никогда прежде не был в Лондоне, но знал, что Паддингтонский вокзал находится в западной его части, а бедняки живут в восточной, и пошел навстречу поднимающемуся солнцу. Город был еще огромней, чем он себе представлял, еще более деловой и ошеломляющий, чем Кардифф, но все это приводило Билли в восторг: этот шум, эти мчащиеся машины, эти толпы, и особенно — магазины. Он себе и представить не мог, что их может быть столько. Интересно, подумал он, сколько денег люди тратят каждый день в лондонских магазинах? Должно быть, сотни фунтов… а может, и тысячи.

От ощущения свободы у него закружилась голова. Здесь его никто не знал. В Эйбрауэне, да и во время поездок в Кардифф он все время был в поле зрения кого-то из друзей или родственников. А в Лондоне он мог идти по улице за руку с хорошенькой девчонкой — и его родители никогда об этом не узнали бы. Не то чтобы ему хотелось, но само чувство, что это возможно — а вокруг было так много хорошеньких и красиво одетых девчонок — просто пьянило его.

Через некоторое время он увидел автобус с надписью «Олдгейт» и вскочил в него. Этель в письме писала про Олдгейт.

Расшифровав письмо, он испугался. И он не мог рассказать о нем родителям. Он дождался, пока они уйдут на вечернюю службу в Вифезду — куда сам больше не ходил — и написал записку:

Так как было воскресенье, он уже вымылся, побрился и переоделся в лучшую одежду. Костюм у него был поношенный, перешедший к нему от отца, зато на нем была чистая белая рубашка. В Кардиффе в зале ожидания он вздремнул и успел на первый, «молочный» поезд, идущий ранним утром.

Кондуктор сообщил, что они приехали, и Билли сошел. Дома вокруг стояли бедные, много развалюх, в уличных ларьках продавалась поношенная одежда, в гулких лестничных колодцах играли босоногие дети. Он не знал, где жила Этель, — на письме не было обратного адреса. Единственной зацепкой была фраза: «Я работаю по двенадцать часов в день в мастерской Мэнни Литова».

Как ему хотелось поскорей рассказать Этель эйбрауэнские новости. Что забастовка закончилась ничем она могла узнать и из газет… Стоило ему вспомнить об этом, как его охватывало негодование. Начальство могло себе позволить все что угодно, ведь у них на руках все карты. Они владеют шахтами и домами — и ведут себя так, будто им принадлежат и люди. Из-за имущественного ценза большинство шахтеров не имели права голоса, член парламента от Эйбрауэна был консерватором и, без сомнения, поддерживал «Кельтские минералы». Отец Томми Гриффита, помнится, говорил, что ничего не изменить без революции — такой, как была во Франции. А отец Билли говорил, что нужно, чтобы к власти пришло правительство лейбористов. Билли не знал, кто из них прав.

Он подошел к дружелюбному на вид молодому человеку и спросил:

— Вы не знаете, как мне пройти к мастерской Мэнни Литова?

Тот ответил на языке, похожем на русский.

Билли попробовал спросить другого, на этот раз его выбор пал на англоговорящего, но тот никогда не слышал про Мэнни Литова. Олдгейт был совсем не похож на Эйбрауэн, где любой встречный знал дорогу в любое место в городе. Неужели он заехал в такую даль — и потратил столько денег — лишь для того, чтобы вернуться ни с чем?

Но он не собирался сдаваться. Он стал осматривать оживленную улицу, выискивая англичан, которые шли по какому-то делу, неся инструменты или толкая тележку. Еще пятерых он спросил безрезультатно, а потом ему попался мойщик окон с лестницей.

— Мэнни Лиова? — спросил мойщик. Он ухитрился произнести «Литова», проглотив букву «т», хотя обычно при произнесении этой буквы во рту словно происходит маленький взрыв. — Пшиф тежды?

— Прошу прощения, — вежливо произнес Билли. — Что вы сейчас сказали?

— Пшиф тежды. Брюк, рубах…

— Ну… Да, наверное… — сказал Билли, приходя в отчаяние.

Мойщик окон кивнул.

— Ща прям, четь мили, томаправ.

— Прямо? — уточнил Билли. — Четверть мили?

— Ну да, инправ.

— Направо?

— Нарк рав рад.

— На Арк Рав-роуд?

— Мим не п-дешь.

В итоге название улицы оказалось Оук Гроув-роуд. [18]Правда, там не только дубов, а никаких вообще деревьев и в помине не было. Это была узкая извилистая улочка с кирпичными домиками-развалюхами, запруженная людьми, лошадьми и ручными тележками. После новых расспросов Билли оказался у дома, зажатого между пабом «Гусь и пес» и заколоченным магазином с вывеской «Липман». Дверь была распахнута настежь. Билли поднялся по лестнице на верхний этаж и очутился в комнате, где два десятка женщин шили униформу для британских солдат.