Спартак (Другой перевод) - Джованьоли Рафаэлло (Рафаэло) (полная версия книги TXT) 📗
Взбешенный, примчался сюда Спартак и громовым голосом закричал:
— Неужели поражения, которые вы наносили римлянам, превратили их в отважных львов, а вас в трусливых кроликов? Остановитесь, во имя Марса Гиперборейского! Сражайтесь рядом со мной! Покажите себя героями, и мы на этот раз так же обратим их в бегство, как всегда!
Швырнув щит в наступавших врагов и взяв в левую руку меч одного убитого гладиатора, он бросился на римлян с двумя мечами, как это делалось в гладиаторских школах. Он так быстро описывал ими круги, наносил удары с такой силой, что очень скоро тела легионеров усыпали землю; римляне были приведены в расстройство и стали отступать Видя это, гладиаторы воспрянули духом и с новым пылом бросились в бой.
Но в это время центр гладиаторского войска, против которого были направлены все усилия Красса, который лично командовал легионом, составленным исключительно из ветеранов Марии и Суллы, не будучи в силах сопротивляться страшному натиску, пришел в расстройство, заколебался и начал отступать.
Спартак бросился к кавалерии, стоявшей в резерве как раз позади центра, выстроил ее в двенадцать рядов и образовал вторую боевую линию; в промежутки этой линии могли уйти в лагерь приведенные в расстройство легионы.
Но эти распоряжения не в силах были помешать беспорядочному отступлению с огромными потерями легионов центра и левого фланга. Только правый фланг, твердо руководимый Граником, отходил с боем.
Чтобы задержать натиск победителей, кавалерия, под командой самого Спартака, с такой яростью обрушилась на римские когорты, что они должны были остановиться и построиться в круги, каре и треугольники, чтобы не быть изрубленными вконец гладиаторской конницей; и все-таки потери римлян вследствие этой конной атаки были огромны.
Красе хотел ввести в дело свою кавалерию, но ему помешала наступившая ночь. Обе стороны протрубили отбой, и армии отступили на свои стоянки.
Сражение окончилось. Римляне потеряли пять тысяч, а гладиаторы — восемь тысяч человек и тысячу двести пленными.
Ночью Спартак потихоньку выступил из Грументума. Он решил через землю бруттов пробраться в Консенцию.
В Пандузии его нагнал гонец Красса. Отказавшись раньше от обмена ста пленных римлян на Эвтибиду, Красе теперь предлагал обменять тысячу двести гладиаторов, взятых им в плен при Грументуме, на эту сотню патрициев.
Спартак, посоветовавшись с Граником и с начальниками легионов, согласился на обмен, и было договорено с послом, что взаимная передача состоится через три дня в Росциануме.
Когда гонец Красса уехал, Спартак подумал, и не без основания, что римский полководец сделал это предложение в надежде задержать передвижение гладиаторов и выиграть таким образом упущенное время. Поэтому он решил послать в Росцианум тысячу двести кавалеристов с двумя тысячами четырьмястами коней, и с сотней пленных римлян. Мамилий, который должен был руководить этим делом, получил строжайший приказ: сдать сотню римлян, лишь получив тысячу двести гладиаторов, посадить их сейчас же на запасных лошадей и скакать в Темезу, куда он, Спартак, придет с войском через четыре дня. При малейшем признаке измены или обмана со стороны римлян изрубить эту сотню патрицианских отпрысков и возвращаться к армии, предоставив пленных гладиаторов их участи.
По пути из Пандузии в Темезу Спартак наткнулся на вооруженный отряд. То были пять тысяч рабов, собранных и кое-как обученных Каем Ганником. Ганник раскаялся в зле, которое он причинил Спартаку, и теперь привел подкрепление восставшим для того, чтобы таким почетным образом загладить прошлое. Он клялся, что будет теперь соблюдать дисциплину.
Спартак по-братски принял самнита и его солдат; начальником одного из легионов снова был назначен Ганник.
Через пять дней после этого вернулся Мамилий с тысячью двумястами вырученных из римского плена. Спартак в присутствии всего войска обратился к ним с речью, полной упреков, сказав, что не всегда найдутся в лагере сто пленных римских патрициев, чтобы своей жизнью спасти гладиаторов, которые сдаются неприятелю живыми, что без этой счастливой случайности все они в этот момент висели бы на деревьях вдоль дорог и кормили воронов и коршунов апеннинских лесов. Он говорил, что лучше пасть, сражаясь в бою, чем попасть в руки неприятеля и быть позорно повешенным.
Красе опоздал с прибытием в Темезу больше чем на двадцать дней. За это время он беспрерывно получал подкрепления из Лукании, Апулии, Мессапии и Япигии.
Теперь у него была армия почти в сто тысяч человек. Между тем фракиец вступил в переговоры с киликийскими пиратами, которые крейсировали в это время у берегов Тирренского моря: он спрашивал, не перевезут ли они его войско в Сицилию, обещая им за эту услугу тридцать талантов; это была вся казна гладиаторов, хотя им и приписывались великие грабежи.
Но пираты, согласившись на предложение Спартака и даже получив от Граника, который вел эти переговоры, десять талантов в задаток, в ночь накануне посадки гладиаторов, вероятно устрашенные мыслью о мести со стороны римлян, тайком ушли из Темезы.
В то время как гладиаторы смотрели из своего лагеря на паруса пиратских кораблей, удалявшихся от берега, манипула разведчиков примчалась в лагерь с сообщением о приближении Марка Красса.
Гладиаторы поспешили к оружию и выстроились в боевую линию. Прежде чем легионы неприятеля построились для сражения, первая линия войска Спартака, составленная из шести первых легионов, яростно напала на римлян, внеся в их ряды сильнейшее расстройство.
Во второй линии фракиец расположил четыре легиона, а по краям правого и левого крыла поместил по четыре тысячи кавалеристов.
Два легиона оставались в Темезе, куда Спартак, в случае поражения, решил укрыться со всем своим войском и выждать там благоприятного момента для реванша Вероятно, он уже обдумывал способ, при помощи которого он мог выйти из затруднительного положения.
Прежде чем повести войско в бой, Спартак предупредил начальников шести легионов, из которых состояла первая линия, что в случае, если они будут вынуждены отступить, пусть отступают за вторую линию.
Несколько часов продолжалась схватка. В час пополудни Красе ввел свежие силы и растянул свою боевую линию вправо и влево. Тогда Граник, командовавший боем, дал приказ к отступлению, чтобы не быть обойденным с флангов; это отступление благодаря вниманию и энергии командиров произошло очень быстро и с самым ничтожным расстройством рядов: через интервалы во второй линии первая линия прошла в тыл.
Поэтому, когда римские легионеры бросились преследовать гладиаторов, они их сочли бежавшими, им пришлось столкнуться с линией свежих войск, обрушившихся на них с бешеным натиском и принудивших их отступить с тяжелыми потерями.
Марк Красе был вынужден трубить отбой, двинуть другие легионы и начать новое и еще более упорное сражение. Введя еще два легиона, один — с своего правого фланга, а другой — с левого, он рассчитывал, что обойдет гладиаторский фронт, но кавалерия Спартака, выступив с того и другого фланга, совершенно разрушила замыслы римского полководца.
Тем временем Граник собрал и вновь выстроил в боевой порядок шесть первых легионов и когда Красе приказал двинуться своей кавалерии, Спартак мог отступить в полном порядке за линию, руководимую Граником, которая снова оказалась готовой к сражению с римскими легионами.
Таким образом, сражаясь и отступая двумя линиями попеременно, гладиаторы отошли к вечеру под стены Темезы, так что Марк Красе не мог извлечь никакого преимущества из численного превосходства своих легионов. Ему не осталось ничего другого, как трубить отбой. Остановившись у подошвы холмов, окружающих Темезу, он сказал своему квестору Скрофе:
— Презренный гладиатор, подлый гладиатор, называй его как хочешь… Но надо признать, что у этого проклятого Спартака все качества великого полководца.
— Скажи прямо, — ответил с болью в душе Скрофа, — что Спартак — мужественный, проницательный, безусловно превосходный полководец.
