Портрет - Хаксли Олдос (книги без регистрации полные версии .txt) 📗

Олдос Хаксли

Портрет

— Картины? — переспросил мистер Биггер. — Вы хотите взглянуть на картины? Ну что ж, сейчас в наших залах выставлено немало современных работ, очень интересных. Французы, англичане… Покупатель протестующе поднял руку и покачал головой.

— Нет-нет, ничего современного! — решительно заявил он. В произношении его слышался приятный северный выговор. — Картины мне нужны настоящие, старые. Рембрандт, сэр Джошуа Рейнолдс и всякое такое.

— Превосходно, — кивнул мистер Биггер. — Старые мастера. Разумеется, у нас есть и старинная живопись.

— Дело в том, — заговорил посетитель, — что недавно я приобрёл дом, и довольно-таки просторный. Поместье, — прибавил он внушительно.

Мистер Биггер улыбнулся: непритворное простодушие посетителя не могло не вызвать симпатии. Любопытно, как ему удалось разбогатеть? Поместье… Премило сказано. Такие вот, как он, проложили себе путь от рабской зависимости к дворянству, с низших ступеней феодальной пирамиды взобрались на самую её верхушку. Его собственная судьба, судьба целых классов угадывались в той гордости, с какой он произнёс: «Поместье»… Незнакомец продолжал говорить, и мистер Биггер заставил себя сосредоточиться.

— …В таком доме и с моим положением в обществе, — услышал он, — нужны картины. Старых мастеров, конечно, — Рембрандтов и как их там ещё…

— Безусловно, — подтвердил мистер Биггер. — Полотно старого мастера — это символ преуспевания.

— Вот-вот, — вскричал его собеседник с довольным видом, — именно это я и хотел сказать.

Мистер Биггер с улыбкой склонил голову. Отрадно повстречать человека, который всё сказанное воспринимает буквально, не замечая скрытых колкостей.

— Конечно, старые мастера требуются нам только для гостиной: покупать их ещё и для спален — это уже чересчур.

— Разумеется, чересчур, — согласился мистер Биггер.

— Собственно говоря, — продолжал Владелец Поместья, — моя дочь сама немного рисует. И довольно мило. Кое-какие её рисунки я отдал вставить в рамки, чтобы развесить в спальнях. Полезно, когда в семье есть художник. Не надо тратиться на картины. Но для гостиной, конечно, необходимо что-нибудь эдакое, старинное.

— Думаю, у меня есть как раз то, что вам нужно. — Мистер Биггер поднялся и позвонил в колокольчик. «Моя дочь немного рисует»… Он представил себе пышную блондинку за тридцать, похожую на официантку, всё ещё не замужем и слегка перезревшую. В дверях появилась секретарша. — Мисс Прэтт, принесите мне венецианский портрет — тот, что в задней комнате. Вы знаете, что я имею в виду.

— Устроились вы тут как будто неплохо, — заметил Владелец Поместья. — Дела идут ничего, верно? Мистер Биггер вздохнул:

— Если бы не кризис… Нас, торговцев произведениями искусства, он задевает чувствительнее всего.

— Кризис!.. — Владелец Поместья фыркнул. — Да я с самого начала его предвидел. Кое-кто, похоже, вообразил, будто добрым временам и конца не будет. Вот олухи! Я-то всё распродал ещё на гребне волны, потому и могу теперь покупать картины. Мистер Биггер тоже развеселился: покупатель оказался как раз какой надо.

— Вот если бы тогда, во время бума, у меня нашлись покупатели…

Владелец Поместья расхохотался так, что из глаз у него потекли слёзы. Он всё ещё смеялся, когда мисс Прэтт снова вошла в комнату с картиной в руках, держа её перед собой наподобие щита.

— Поставьте картину на мольберт, мисс Прэтт, — сказал мистер Биггер. — Вот, — обернулся он к Владельцу Поместья, — что скажете?

Глазам их предстал поясной портрет полнощёкой белолицей дамы в платье из голубого шёлка с отделанным зубчатыми фестонами корсажем, туго стягивающим высокую грудь, — типичное изображение итальянской аристократки середины восемнадцатого века. На пухлых губах дамы играла лёгкая самодовольная улыбка, в одной руке она держала чёрную маску, как будто толь— ко что сняла её, придя с карнавала.

— Очень мило, — проговорил Владелец Поместья, но тут же с сомнением прибавил: — На Рембрандта не слишком похоже, верно? Краски уж больно яркие, чистые. Обыкновенно у старых мастеров ничего толком не разберёшь — сплошной мрак и всё как в тумане.

— Справедливо, — сказал мистер Биггер. — Однако не все старые мастера схожи с Рембрандтом.

— Наверно, нет. — Владелец Поместья, казалось, всё ещё не был разубеждён.

— Это венецианская школа восемнадцатого столетия. Она всегда отличалась светлым колоритом. Имя художника — Джанголини. Умер он рано, и нам известно не более полудюжины его картин. Это одна из них. Владелец Поместья кивнул. Что-что, а цену всякой редкости он знал хорошо.

— С первого взгляда в картине находят влияние Лонги [1], — беспечно пояснял мистер Биггер. — А в трактовке лица усматривают morbidezza [3], как это встречается у Розальбы [2].

Владелец Поместья в замешательстве переводил глаза то с мистера Биггера на картину, то с картины на мистера Биггера. Что может быть тягостней беседы с человеком, знающим куда больше, чем ты? Мистер Биггер сполна воспользовался своим преимуществом.

— Забавно, — продолжал он, — что здесь совершенно не признают сходства с манерой Тьеполо [4]. А каково ваше мнение?

Владелец Поместья кивнул. Лицо его вытянулось и помрачнело, углы ребяческого рта опустились. Казалось, он вот-вот расплачется.

— Как приятно, — заметил мистер Биггер, сжалившись наконец, — поговорить с человеком, который по-настоящему разбирается в живописи. Истинных знатоков так мало.

— По правде говоря, как следует я в это никогда не вникал, — скромно сознался Владелец Поместья. — Но уж если мне что-то нравится, я это вижу сразу. Его лицо просветлело: он снова почувствовал себя на твёрдой почве.

— У вас врождённое чутьё, — сказал мистер Биггер. — Это весьма редкий дар. Об этом я догадался по вашему виду — стоило вам войти в галерею. Владелец Поместья был явно польщён.

— Ну что вы, что вы, — пробормотал он, чувствуя, как вырастает в собственном мнении. Он критически склонил голову набок. — Да, картина, по-моему, очень хорошая. Очень. Однако мне хотелось бы что-нибудь историческое — надеюсь, вы меня понимаете. Что-нибудь связанное с известными в истории личностями. Портрет какой-нибудь знаменитости — Анны Болейн или, скажем, Нелл Гвинн [5], герцога Веллингтонского или вроде того.

— Но, дорогой мой сэр, я просто не успел вам сказать. Эта картина тоже по-своему знаменита. — Мистер Биггер подался вперёд и легонько похлопал Владельца Поместья по колену. Глаза его под кустистыми бровями оживлённо заблестели, он снисходительно и понимающе улыбнулся. — С написанием этого портрета связана в высшей степени примечательная история.

— В самом деле? — Владелец Поместья заинтересованно приподнял брови. Мистер Биггер откинулся на спинку кресла.

— Дама, которую вы видите перед собой, — начал он, указывая на портрет, — была супругой четвёртого графа Хертмора. Ныне этого рода не существует: девятый по счёту граф скончался в прошлом году. Я приобрёл эту картину при распродаже фамильного имущества. Грустно быть свидетелем исчезновения старинных родовитых семейств.

Мистер Биггер вздохнул. Владелец Поместья сохранял торжественный вид, как если бы находился в церкви. Оба помолчали, затем мистер Биггер заговорил снова, уже другим тоном:

— Судя по известным мне изображениям, четвёртый граф Хертмор был длиннолиц, сумрачен — короче, блестящей внешностью не отличался. Нельзя было представить его себе молодым: он принадлежал к тем людям, которым на вид всегда около пятидесяти. Главный интерес его жизни составляли музыка и римские древности. На одном из портретов в левой руке он держит флейту из слоновой кости, правой опирается на обломок римского изваяния. Едва ли не половину жизни он провёл в Италии в поисках античных редкостей и слушая музыку. На пятьдесят пятом году он вдруг решил, что настало время жениться. Вот его избранница. — Мистер Биггер указал на портрет. — Состояние и титул, очевидно, возместили многие недостатки графа. При взгляде на леди Хертмор едва ли скажешь, что она питала живой интерес к римским древностям. Полагаю, что теория и история музыки столь же мало её волновали. Она любила наряжаться, блистать в свете, флиртовать, играть в карты — словом, наслаждаться жизнью сполна. Новоиспечённые супруги, надо думать, не слишком ладили между собой, однако до открытого разрыва дело не доходило. Спустя год после женитьбы лорд Хертмор предпринял очередную поездку в Италию. Супруги прибыли в Венецию ранней осенью. Для лорда Хертмора Венеция была городом нескончаемой музыки. Его ждали ежедневные концерты Галуппи в сиротском приюте «Мизерикордия» [6]. Его ждали творения Пиччинни [7] в театре «Сайта-Мария». Его ждали оперные премьеры в театре «Сан-Моизе» [8] и дивные кантаты во множестве соборов. Его ждали любительские концерты, ждали Порпора [9] и лучшие певцы Европы, ждал Тартини [10], ждали другие величайшие скрипачи-виртуозы. Леди Хертмор ждала от Венеции совсем иного. Для неё Венеция означала азартную игру в «Ридотто» [11], балы-маскарады, весёлое общество за ужином — словом, все удовольствия самого увлекательного из городов на свете. Так как оба вели независимый образ жизни, ничто не нарушило бы их счастья, если бы однажды лорду Хертмору не пришла в голову злополучная мысль заказать портрет супруги. Ему рекомендовали Джанголини как молодого, подающего большие надежды живописца. Вскоре начались сеансы. Джанголини был красив и дерзок, Джанголини был юн. Искусством любви, как и кистью, он владел в совершенстве. Могла ли леди Хертмор устоять перед ним, если только ей не были чужды человеческие слабости? А человеческие слабости были ей отнюдь не чужды.