Разговор с интервьюером - Твен Марк (бесплатные серии книг txt) 📗

Вертлявый, франтоватый и развязный юнец, сев на стул, который я предложил ему, сказал, что он прислан от «Ежедневной Грозы», и прибавил:

– Надеюсь, вы не против, что я приехал взять у вас интервью?

– Приехали для чего?

– Взять интервью.

– Ага, понимаю. Да, да. Гм! Да, да.

Я неважно себя чувствовал в то утро. Действительно, голова у меня что-то не варила. Все-таки я подошел к книжному шкафу, но, порывшись в нем минут шесть-семь, принужден был обратиться к молодому человеку. Я спросил:

– Как это слово пишется?

– Какое слово?

– Интервью.

– О, боже мой! Зачем вам это знать?

– Я хотел посмотреть в словаре, что оно значит.

– Гм! Это удивительно, просто удивительно. Я могу вам сказать, что оно значит, если вы… если вы…

– Ну что ж, пожалуйста! Буду очень вам обязан.

– И-н, ин, т-е-р, тер, интер…

– Так, по-вашему, оно пишется через «и»?

– Ну конечно!

– Ах, вот почему мне так долго пришлось искать.

– Ну а по-вашему, уважаемый сэр, как же надо писать это слово?

– Я… я, право, не знаю.

Я взял полный словарь и полистал в конце, не попадется ли оно где-нибудь среди картинок. Только издание у меня очень старое.

– Но, друг мой, такой картинки не может быть. Даже в самом последнем изд… Простите меня, я не хочу вас обидеть, но вы не кажетесь таким… таким просвещенным человеком, каким я себе вас представлял. Прошу извинить меня, я не хотел вас обидеть.

– О, не стоит извиняться! Я часто слышал и от таких людей, которые мне не станут льстить и которым нет нужды мне льстить, что в этом отношении я перехожу всякие границы. Да, да, это их всегда приводит в восторг.

– Могу себе представить. Но вернемся к нашему интервью. Вы знаете, теперь принято интервьюировать каждого, кто добился известности.

– Вот как, в первый раз слышу. Это, должно быть, очень интересно. И чем же вы действуете?

– Ну, знаете… просто в отчаяние можно прийти. В некоторых случаях следовало бы действовать дубиной, но обыкновенно интервьюер задает человеку вопросы, а тот отвечает. Теперь это как раз в большой моде. Вы разрешите задать вам несколько вопросов для уяснения наиболее важных пунктов вашей общественной деятельности и личной жизни?

– О пожалуйста, пожалуйста. Память у меня очень неважная, но, я надеюсь, вы меня извините. То есть она какая-то недисциплинированная, даже до странности. То скачет галопом, а то за две недели никак не может доползти куда требуется. Меня это очень огорчает.

– Не беда, вы все-таки постарайтесь припомнить, что можете.

– Постараюсь. Приложу все усилия.

– Благодарю вас. Вы готовы? Можно начать?

– Да, я готов.

– Сколько вам лет?

– В июне будет девятнадцать.

– Вот как? Я бы дал вам лет тридцать пять, тридцать шесть. Где вы родились?

– В штате Миссури.

– Когда вы начали писать?

– В тысяча восемьсот тридцать шестом году.

– Как же это может быть, когда вам сейчас только девятнадцать лет?

– Не знаю. Действительно, что-то странно.

– Да, в самом деле. Кого вы считаете самым замечательным человеком из тех, с кем вы встречались?

– Аарона Барра.

– Но вы не могли с ним встречаться, раз вам только девятнадцать лет.

– Ну, если вы знаете обо мне больше, чем я сам, так зачем же вы меня спрашиваете?

– Я только высказал предположение, и больше ничего. Как это вышло, что вы познакомились с Барром?

– Это вышло случайно, на его похоронах: он попросил меня поменьше шуметь и…

– Силы небесные! Ведь если вы были на его похоронах, значит он умер, а если он умер, не все ли ему было равно, шумите вы или нет.

– Не знаю. Он всегда был на этот счет очень привередлив.

– Все-таки я не совсем понимаю. Вы говорите, что он разговаривал с вами и что он умер?

– Я не говорил, что он умер.

– Но ведь он умер?

– Ну, одни говорили, что умер, а другие, что нет.

– А вы сами как думаете?

– Мне какое дело? Хоронили-то ведь не меня.

– А вы… Впрочем, так мы в этом вопросе никогда не разберемся. Позвольте спросить вас о другом. Когда вы родились?

– В понедельник, тридцать первого октября тысяча шестьсот девяносто третьего года.

– Как! Что такое! Вам тогда должно быть сто восемьдесят лет? Как вы это объясняете?

– Никак не объясняю.

– Но вы же сказали сначала, что вам девятнадцать лет, а теперь оказывается, что вам сто восемьдесят. Чудовищное противоречие!

– Ах, вы это заметили? (Рукопожатие.) Мне тоже часто казалось, что тут есть противоречие, но я как-то не мог решить, есть оно или мне только так кажется. Как вы быстро все подмечаете!

– Благодарю за комплимент. Есть у вас братья и сестры?

– Э-э… я думаю, что да… впрочем, не могу припомнить.

– Первый раз слышу такое странное заявление!

– Неужели?

– Ну конечно, а как бы вы думали? Послушайте! Чей это портрет на стене? Это не ваш брат?

– Ах, да, да, да! Теперь вы мне напомнили: это мой брат. Это Уильям, мы его звали Билл. Бедняга Билл.

– Как? Значит, он умер?

– Да, пожалуй, что умер. Трудно сказать наверняка. В этом было много неясного.

– Грустно слышать. Он, по-видимому, пропал без вести?

– Д-да, вообще говоря, в известном смысле это так. Мы похоронили его.

– Похоронили его! Похоронили, не зная, жив он или умер?

– Да нет! Не в том дело. Умереть-то он действительно умер.

– Ну, признаюсь, я тут ничего не понимаю. Если вы его похоронили и знали, что он умер…

– Нет, нет! Мы только думали, что он умер…

– Ах, понимаю! Он опять ожил?

– Как бы не так!

– Ну, я никогда ничего подобного не слыхивал! Человек умер. Человека похоронили. Что же тут нелепого?

– Вот именно! В том-то и дело! Видите ли, мы были близнецы – мы с покойником, – нас перепутали и ванночке, когда нам было всего две недели от роду, и один из нас утонул. Но мы не знали, который. Одни думают, что Билл. А другие – что я.

– Просто неслыханно! А вы сами как думаете?

– Одному богу известно! Я бы все на свете отдал, лишь бы знать наверное. Эта зловещая, ужасная загадка омрачила мою жизнь. Но я вам раскрою тайну, о которой никому на свете до сих пор не говорил ни слова. У одного из нас была особая примета – большая родинка на левой руке; это был я. Так вот этот ребенок и утонул.