Новая Магдалина - Коллинз Уильям Уилки (читать книги онлайн полностью без регистрации .TXT) 📗
Но кто знает красивую молодую женщину, сидящую по правую ее руку, которая почти не дотрагивается до завтрака? Никто не знает ее коротко.
Она очень мило одета в серое поплиновое платье, обшитое серым бархатом, с темно-красным бантом у шеи. Она почти так же высока и стройна, как леди Джэнет, грациозна, с тонким станом, который не всегда можно увидеть у женщин выше среднего роста. Чувствовалось какое-то врожденное величие в поворотах головы и в выражении огромных грустных серых глаз. Люди, которые верят в то, что внешность может говорить о происхождении, были готовы угадать в ней также знатную даму. Ах! Она всего-навсего компаньонка и чтица леди Джэнет. Голова ее, увенчанная прелестными светло-каштановыми волосами, всякий раз наклоняется с вниманием и уважением, когда леди Джэнет начинала говорить. Ее красивые и нежные руки легко и быстро помогали исполнять малейшие желания леди Джэнет. Старушка просто и доброжелательно разговаривает с нею, как с приемной дочерью. Но прелестная компаньонка всегда сдержанно выражает свою признательность леди Джэнет. Улыбка прелестной компаньонки всегда грустна, даже когда она отвечает на искренний смех леди Джэнет. Не кроется ли что-нибудь неприятное под этой сдержанностью? Не страдает ли она душой? Не страдает ли она телом? Что происходит с ней?
Ее терзает тайное угрызение. Это деликатное и прелестное создание испытывает страдания от постоянных упреков совести.
Для хозяйки этого дома, для всех, кто живет или бывает в нем, она известна как Грэс Розбери, сирота и родственница по мужу леди Джэнет Рой. Для себя одной известна она как отверженница лондонских улиц, как обитательница лондонского приюта, пропащая женщина, воровски вернувшаяся после напрасных попыток проложить себе путь к домашнему крову и к честному имени. Вот она сидит под тяжелым прессом своей страшной тайны, скрывающаяся под чужой личностью и занявшая чужое место. Мерси Мерик стоило только осмелиться, чтобы стать Грэс Розбери, если бы она захотела. Она осмелилась, и уже почти четыре месяца она всем известна как Грэс Розбери.
В эту минуту, когда леди Джэнет разговаривает с Орасом Голмкрофтом, что-то в беседе между ними заставило ее подумать о том дне, когда она сделала первый гибельный шаг, который довел ее до обмана.
Как изумительно легко было выдать себя за другую! При первом взгляде леди Джэнет поддалась очарованию этого благородного и интересного лица. Никакой не было надобности представлять украденное письмо, никакой не было надобности повторять приготовленный рассказ. Старушка отложила письмо, не распечатав его, и остановила рассказ на первых же словах:
— Ваше лицо рекомендует вас, душа моя, ваш отец ничего не может сказать за вас такого, чего бы вы не сказали уже сами.
Эти приветливые слова с самого начала утвердили ее фальшивую личность. Благодаря своей опытности, благодаря дневнику о событиях в Риме, на вопросы об ее жизни в Канаде, о болезни полковника Розбери у нее были готовы ответы, которые (даже если бы подозрение существовало) обезоружили бы леди Джэнет тотчас. Между тем пока настоящая Грэс медленно и мучительно возвращалась к жизни на постели в немецком госпитале, ложная Грэс была представлена друзьям леди Джэнет как родственница по мужу хозяйки Мэбльторнского дома. С того времени ничего не случилось такого, что возбудило бы в ней малейшее подозрение в том, что Грэс Розбери не умерла и не похоронена. Она знала, как знали теперь все, что она могла бы прожить всю жизнь совершенно спокойно (если совесть позволит ей) в уважении, в отличии, в любви, в том положении, которое она заняла незаконно.
Грэс вдруг встала из-за стола. Главное ее усилие в жизни было стараться освободиться от воспоминаний, постоянно преследовавших ее. Ее воспоминание было самым худшим врагом, единственной возможностью избавиться от этого была перемена занятий и перемена места.
— Могу я пойти в оранжерею, леди Джэнет? — спросила она.
— Конечно, душа моя.
Она наклонила голову к своей покровительнице, посмотрела минуту с участием и нежностью на Ораса Голмкрофта и, медленно пройдя через комнату, вошла в зимний сад. Глаза Ораса следили за нею, пока она была на виду, с непонятным, противоречивым выражением восторга и неодобрения. Когда она скрылась из вида, восторг во взгляде исчез, а неодобрение осталось. Лицо молодого человека нахмурилось, он сидел молча, с вилкою в руке, рассеянно доедая остатки кушанья на своей тарелке.
— Возьмите французского пирога, Орас, — сказала леди Джэнет.
— Нет, благодарю.
— Тогда еще цыпленка?
— Не хочу больше цыпленка.
— Неужели ничего на столе вас не заинтересует?
— Я выпью еще вина, если вы позволите.
Он налил в рюмку (в пятый или шестой раз) бордоского и с угрюмым видом опорожнил ее разом. Блестящие глаза леди Джэнет наблюдали за ним с пристальным вниманием, находчивая на язык леди Джэнет высказала по обыкновению непринужденно все, что происходило в ее душе в то время.
— Кенсингтонский воздух, кажется, не годится для вас, мой юный друг, — сказала она. — Чем дольше вы у меня гостите, тем чаще наполняете вашу рюмку и опорожняете вашу сигарницу. Это дурные приметы в молодом человеке. Вы приехали сюда, страдая от раны. На вашем месте я не подвергала бы себя опасности быть застреленным только для того, чтобы описать сражение в газете. Я полагаю, вкусы бывают разные. Не больны ли вы? Не мучает ли вас рана?
— Нисколько.
— Вы не в духе?
Орас Голмкрофт выронил вилку, облокотился о стол и ответил:
— Страшно.
Даже большая терпимость леди Джэнет имела свои границы. Она прощала обиды всякого рода, кроме нарушения хороших манер. Она схватила ближайшее оружие наказания, находившиееся у нее под рукой, столовую ложку, и довольно чувствительно постучала ею по руке молодого человека.
— Вы сидите за моим столом, а не в клубе, — сказала старушка. — Поднимите вашу голову, не смотрите на вашу вилку, посмотрите на меня. Я никому не позволяю быть не в духе в моем доме. Я считаю, что это плохо отражается на мне. Если наша спокойная жизнь не нравится вам, скажите прямо и поищите себе что-нибудь другое. Я полагаю, вы можете найти себе занятие, если захотите поискать его. Перестаньте улыбаться. Я не желаю видеть ваши зубы — я желаю получить ответ.
Орас согласился с мнением старой леди о том, что занятие можно найти. Он заметил, что война между Францией и Германией еще продолжается, и газета опять предлагала ему стать ее корреспондентом.
— Не говорите о газетах и о войне! — вскричала леди Джэнет, охваченная внезапной вспышкой гнева, который на этот раз был гневом искренним. — Терпеть не могу я эти газеты. Не позволю я ни одной газете войти в этот дом. Им я приписываю всю вину за кровь, пролитую между Францией и Германией.
Орас с изумлением вытаращил глаза. Старушка, очевидно, говорила серьезно.
— Что вы хотите сказать? — спросил он. — Разве газеты виноваты в этой войне?
— Полностью, — ответила леди Джэнет. — Как вы не понимаете, в каком веке мы живем! Разве кто-нибудь делает что-нибудь в нынешнее время (включая и войну), чтобы не захотеть увидеть это в газетах? Я подписываюсь на какое-нибудь благотворительное дело; тебе дается аттестат; он говорит проповедь; мы терпим обиды; вы делаете открытие; они едут в церковь и венчаются. И я, ты, он, мы, вы, они, все желают одного и того же — желают видеть это в газетах. Составляют ли короли, солдаты, дипломаты исключение в общем правиле человечества? Нет! Говорю вам серьезно, если бы европейские газеты заодно решили не обращать ни малейшего внимания на своих страницах на войну между Францией и Германией, я твердо убеждена, что война давным-давно окончилась бы из-за недостатка поощрения. Пусть перо перестанет объявлять о шпаге, и я первая предвижу результат. Не будет объявлений — не будет и войны.
— Ваши взгляды имеют достоинство новизны, — сказал Орас.
— Вы, может быть, желаете видеть их в газетах?
Леди Джэнет победила своего молодого друга его же собственным оружием.
