Дорога стального цвета - Столповский Петр Митрофанович (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации .TXT) 📗
— Ты напиши ,— сказал Ковалев, стараясь как можно крепче сжать Зубову руку. — А то я не буду знать, что с тобой.
— Ладно. Пока, Мишка.
— Пока. Я потом найду тебя.
Последние слова он почти прошептал. Зуб вгляделся в его лицо, но Мишкины глаза были сухими и строгими.
Зуб повернулся и быстро пошел по темной улице, которая скоро растворила его в себе.
— Я найду тебя! Обязательно!— донеслось до него еще раз.
Мишка таким и запомнился — непривычно строгим, даже торжественно строгим, с размазанной по мордахе кровью и распухшим носом.
14
Зуб был почти уверен, что Ноль Нолич заявил в милицию, и теперь его ищут, чтобы упрятать за хулиганство куда следует. Он привык дорого расплачиваться за каждую свою выходку, а иногда и за чужую. Поэтому, долго не раздумывая, он сел в автобус на первой же остановке и всю дорогу к железнодорожному вокзалу с опаской поглядывал на дверь. Ждал, что в автобус ворвется разъяренный мастер в сопровождении милиционеров и закричит: «Ну что, голубь сизый, удрал?»
А может, они ждут его на вокзале? От Ноль Нолича и этого надо ждать. Зуб даже подумал, не сойти ли на предпоследней остановке. Но потом решил: будь что будет!
— Вокзал, — сонно протянула билетерша и добавила совсем вяло: — Конечная.
Выскочив из автобуса с бушлатом под мышкой, Зуб нос к носу столкнулся с милиционером и оторопел.
— Чего на людей прыгаешь? — недовольно бросил милиционер, едва взглянув на Зуба.
Вместе с другими милиционер вошел в автобус и сел у окна. Видимо, ехал с дежурства домой, и его совершенно не интересовало, кто кому надел миску с кашей-размазней.
«Заяц! — разозлился на себя Зуб. — Самый настоящий заяц! А еще в Сибирь собрался».
После этого он смело вошел в деревянное здание вокзала. Никто, конечно, не собирался его хватать, и он твердо решил, что Ноль Нолич не стал заявлять на ночь глядя, а подождет до утра. Собирается, небось, сцапать Зуба, когда он явится за направлением.
Душный зал ожидания был скупо освещен и пропитан самыми разными запахами — от приторно-сладкого до пронзительно-кислого. Народу в нем собралось немало.
Вокзалы Зубу не в новинку. Любил он на них бывать и здесь, и когда жил в детдоме. Встречал поезда с затаенной надеждой, а вдруг... Науку ездить зайцем он постиг довольно быстро, а раз прокатился даже на крыше вагона. И в училище из детдома приехал безбилетником, сэкономив целых три рубля.
В проходах между рядами громоздких, прямо-таки монументальных диванов с визгом носилась детвора, ошалевшая от предстоящей поездки на поезде. Тетки и бабки покрикивали на нее и время от времени награждали безобидными шлепками. Но при всем при этом не забывали зорко следить за узлами и чемоданами, чтобы их не присмотрел лихой человек. Иные дремали сидя, запрокинув головы с разинутыми ртами, другие спали, забравшись на диваны прямо в сапогах или ботинках. Какой-то развеселый дедок в картузе, похожем на сухой коровий блин, смолил самокрутку и громко рассказывал сонному соседу про лошадь по имени Яблочко. Дедок то и дело сипло смеялся и закашливался при этом. А лицо соседа оставалось сонным и безучастным.
Все маленькие вокзалы маленьких городов устроены на один манер, Зуб уже успел в этом убедиться.
Изучив расписание, он понял, что люди ждут московский, который проходит тут в половине одиннадцатого. Этот вроде и нужен ему.
Бездумно читая какие-то правила и положения, развешанные на стенах, Зуб размышлял, как ему быть — покупать билет или сразу ехать «зайцем». А если покупать, то на все восемь рублей или же на какую-то часть? Надо что-то и на еду оставить, не святым же духом питаться. А потом, если даже купить билет на все наличные, то их, наверно, и на треть пути не хватит.
В конце концов решил, что возьмет билет. Успеет зайцем накататься.
У кассы всего два человека. Кому требовалось, те уже взяли билеты. Зуб отсчитал четыре рубля, причем половину мелочью, чтобы в поезде не растерять. Дождался своей очереди и заглянул в узкое как щель окошко.
— Если в Сибирь ехать, то где будет пересадка?
Сухощавая узколицая кассирша жевала булку. Вид у нее был не то усталый, не то больной. Не повернув головы, она бормотнула что-то неразборчивое. Зуб переступил с ноги на ногу и переспросил.
— Глухой, что ли? — сердито бросила кассирша, по-прежнему не отвлекаясь от булки. — Георгиу-Деж, говорю. Бывшие Лиски.
Зуб подал в щель свои рубли с медяками:
— На все. На четыре рубля.
—Чего? — удостоила она наконец взглядом надоедливого пассажира. — Чего ты морочишь?
— Я не морочу.
Присмотревшись к фэээушнику, кассирша, видимо, поверила, что ее и в самом деле не собираются морочить. Сухощавая рука сгребла деньги, голова наклонилась, и некоторое время Зуб видел только пучок стянутых на затылке волос. Наконец что-то там звякнуло, громыхнуло, и рука сунула в щель продолговатый кусочек картона с дырочкой посередке.
— Приключений захотелось? — спросила строгая кассирша, насмешливо поджав тонкие губы. — Будут приключения — после Лисок, если не одумаешься.
И она, не обращая больше внимания на Зуба, откусила от булки.
Билет был выписан до Георгиу-Деж. В тех краях, не говоря уж о Сибири, Зуб никогда не бывал. От билета словно бы повеяло загадочным, манящим и в то же время пугающим новизной.
Ждать поезда оставалось немного. Почитав названия городов в расписании движения, Зуб перешел к схеме железных дорог, начерченной гуашью прямо на стене. Георгиу-Деж нашел сразу. Видать, важная станция. От нее шли ветки в четырех направлениях. Самая длинная тянулась через всю Сибирь, Дальний Восток и упиралась в Тихий океан. Зуб представил, как это жутко далеко и приуныл. Ведь Новосибирск стоял примерно на середине этого бесконечного пути. Мыслимо ли добраться до него зайцем?
Но билет — в кулаке, пути назад нет.
Зуб вспомнил, что писал дядька: надумаешь, мол, приехать, вышлю денег на дорогу. Теперь поздно. К тому же Зуб не представлял, как это — просить денег у человека, которого в глаза не видел. Пусть он даже и родня. Нет, уж лучше зайцем...
15
Лязгая на стыках рельсов, змея в двенадцать вагонов врезалась между перроном и стоявшим на вторых путях товарняком. От тормозных колодок остро пахнуло жженым чугуном. Озлобленно зашипев на людей, змея проползла еще немного и замерла. Полутемный перрон сразу пришел в движение. Торопясь и обгоняя друг друга, увлекая за собой узлы и чемоданы, люди хлынули к означенным в билетах вагонам.
Бесстрастным женским голосом зазвенел репродуктор. Он извещал, что поезд такой-то, следующий туда-то, прибыл и что счет вагонов начинается не с головы, а с хвоста.
— Проснулась, тетя Мотя! — недовольно крикнул какой-то мужик с большим чемоданом и рванул в обратную сторону.
Чертыхаясь и понося диктора, а вместе с ним станционное начальство, многие побежали от головы поезда к хвосту и наоборот. Груженная узлами, красная от натуги тетка, со сбившейся на ухо косынкой, бесцеремонно толкнула Зуба и даже не заметила этого.
— Гришка, сатана, останемся! — покрикивала она на пацана, тащившего за ней огромную сумку. — Не разевай рот, тебе говорят!
Зубу тоже пришлось пробежаться. Полногрудая проводница у тамбура преградила ему путь черной коробкой фонаря.
— Разогнался. А билет? — строго спросила она, хотя впереди ни у кого билетов не требовала.
Зуб протянул билет, но проводница едва взглянула на него.
— А то лезут! — неопределенно, но строго сказала она и тут же забыла о фэзэушнике.
Оказавшись в тамбуре, Зуб с особой отчетливостью почувствовал, что перешагнул какую-то невидимую грань, за которой начинается для него загадочный мир. Все, что составляло до сих пор его несложную жизнь — детдом, училище, ребята, Мишка Ковалев, суровый бригадир Ермилов, — все остается за этим тамбуром, переходит в область воспоминаний. Впереди же — туман, и неизвестно, что он таит для Зуба. Где-то там, в невообразимой и неведомой дали, за этим туманом, должны быть Каримские Копи, дядька. Красноярский край. Это так далеко, так нереально, что Зуб как-то неожиданно ясно понял все сумасбродство своей затеи. В эту минуту он был уверен, что не доедет, затеряется в дороге, пропадет. И никогда не узнает Мишка Ковалев, куда он сгинул.
