Ремесло - Довлатов Сергей Донатович (читать полную версию книги txt) 📗
– А я-то при чем?
– Сценарий ужасный. Надо его переписать. Тут уже составляют договор. Вы будете третьим соавтором. Заработаете рублей четыреста.
– Ого!
Я приехал на Ленфильм. Грузины производили сильное впечатление. Это вам не Аристархов! Замшевые куртки, джинсы, ковбойские сапожки… Один представился:
– Джон.
Второй сказал:
– Гриша.
Сценарием они были вполне довольны. Попытку Ленфильма навязать им соавтора восприняли мужественно. Это взятка, решили они, которую необходимо дать студии. То есть все правильно. В грузинских традициях.
Я быстро прочитал сценарий. Действительно, жалкое произведение. Дорожная кутерьма с пощечинами. Уцененный Чаплин.
– Картина будет немая, – сказал Джон, – в манере тридцатых годов.
Гриша украдкой заглянул в какие-то бумаги, страшно напрягся и произнес:
– В рамках обусловленного молчания…
Мы уединились, чтобы все обсудить. Джон и Гриша вели себя миролюбиво. Я был неотвратимым злом, той данью, которую гений вынужден платить современному обществу.
C нами заключили договор. Я взял экземпляр сценария, чтобы дома его переписать.
На прощание грузины сказали:
– Мы по своим убеждениям джасис-сс-с…
– Кто? – не понял я.
– Джасис-сс-с…
Я растерялся: «Джазисты, что ли?..»
– Кто? – еще раз спрашиваю.
– Джойсисты, последователи Джойса, – объяснил сообразительный Володин.
Вот уж не подумал бы, читая сценарий. Начинался он так:
«Большой вагон. Сидит Гурам. Билета нет…»
Неделю я переписывал сценарий. В моей редакции он назывался:
«Ослик должен быть худым».
Первые кадры были такие. С нарастающим шумом мчится поезд. Неожиданно замедляет ход. Тормозит. Из окна высовывается машинист. Терпеливо ждет. В чем дело? Камера приближается. Через рельсы переползает майский жук…
Володин текст одобрил.
– Неплохо, – сказал он, – даже здорово!
Я встретился с грузинами. Они внимательно читали текст, передавая друг другу страницы.
Наконец Джон сказал:
– Хороший сценарий. Не хуже того, что был. Я посвящаю его тебе, Гриша!
– А я – тебе, Джон!
Мы отвезли сценарий на Ленфильм. Через несколько дней позвонил Володин:
– Сергей, я вас жутко подвел. Непредвиденная история. Грузины оказались самозванцами, мошенниками. То есть они действительно члены ЦК комсомола. Но все остальное – липа. Они не заканчивали сценарных курсов. У них фальшивые справки, дипломы, предписания. А Ленфильм без особых предписаний короткометражек не снимает. Но деньги вы получите.
Я спросил:
– Грузины арестованы?
– Грузины пьют коньяк в буфете…
Денег я не получил. Зашел к руководителю Второго творческого объединения Дмитрию Молдавскому. Начал ему объяснять, как и что. Молдавский рассеянно улыбался. Вдруг я заметил, что он меня рисует. И довольно похоже. Я понял, что разговаривать с ним бесполезно, и ушел.
Володин говорил потом:
– Знаете, я все понимаю. То, что эти жулики в ЦК, – понимаю. То, что бездарные, – понимаю. То, что у них фальшивые бумаги, – понимаю. То, что Ленфильм вам не заплатил, – понимаю. Я одного понять не в силах. Одно мне кажется совершенно непонятным! То, что эти мошенники осмелились не угостить вас коньяком!..
А я вдруг подумал – надо уезжать из Ленинграда…
Вертикальный город
Таллинн называют искусственным, кукольным, бутафорским. Я жил там и знаю, что все это настоящее. Значит, для Таллинна естественно быть чуточку искусственным…
Эстонскую культуру называют внешней. Что ж, и на том спасибо. А ругают внешнюю культуру, я думаю, именно потому, что ее так заметно не хватает гостям эстонской столицы.
В Эстонии – нарядные дети. В Эстонии нет бездомных собак. В Эстонии можно увидеть такелажников, пьющих шерри-бренди из крошечных рюмок…
Почему я отправился именно в Таллинн? Почему не в Москву? Почему не в Киев, где у меня есть влиятельные друзья?..
Разумные мотивы отсутствовали. Была попутная машина.
Дела мои зашли в тупик. Долги, семейные неурядицы, чувство безнадежности.
Мы выехали около часу дня. Двадцать шесть рублей в кармане, журналистское удостоверение, авторучка. В портфеле – смена белья.
Знакомых у меня в Таллинне не было. Было два телефона, кем-то небрежно продиктованных…
Мы приехали вечером. Телефонный звонок. Первая удача – есть где остановиться.
Наутро я уже сидел в кабинете заместителя редактора «Молодежи Эстонии».
Начал печататься как внештатный автор. Затем работал ответственным секретарем в портовой многотиражке. Еще через месяц пригласили в отдел информации «Советской Эстонии».
Материальное и гражданское положение несколько стабилизировалось. Я зарабатывал около трехсот рублей в месяц. Обучился выпивать по-западному: лимон, маслины, жалкие наперстки…
Гонорарная касса работала ежедневно. Напечатался – и в тот же день получай.
Но и тут я опоздал. (Злополучный шапочный разбор.) Эстонские привилегии шли на убыль. Началось с мелочей. Пропала ветчина из магазинов. Затем ввели четыре гонорарных дня. В баре Дома печати запретили торговать коньяком. Кроме этих частностей были также другие, идеологические перемены. Однако не будем забегать вперед…
...
СОЛО НА УНДЕРВУДЕ
Это было в Таллинне. Захожу в магазин. Хочу купить застежку-молнию, спрашиваю:
«Молнии есть?»
«Нет».
«А где ближайший магазин, в котором они продаются?»
Продавец ответил:
«В Хельсинки…»
У меня появились друзья среди таллиннской интеллигенции. Журналисты, филологи, молодые ученые. Я давал им свои рассказы. Город маленький, все друг друга знают, слухи распространяются быстро. Мне сообщили, что в издательстве ждут, когда я представлю рукопись. Я отобрал шестнадцать самых безобидных рассказов и пошел в издательство.
Редактор Эльвира Кураева встретила меня чрезвычайно приветливо.
Через несколько дней звонит – очень понравилось. Даем на рецензию в Тартуский университет.
– А можно самому Лотману?
– Вообще-то можно. Юрий Михайлович с удовольствием напишет рецензию. Только я не советую. Его фамилия привлечет нежелательный интерес. Пошлем доценту Беззубову. Это очень знающий человек, специалист по творчеству Леонида Андреева. Вы любите Андреева?
– Нет. Он пышный и с надрывом. Мне вся эта компания не очень-то: Горький, Андреев, Скиталец…
– Не важно. Беззубов – человек широкого диапазона.
– Да я не возражаю…
Беззубов написал положительную рецензию. Приводить ее целиком не имеет смысла. Вот последний абзац:
«С. Довлатов является зрелым писателем. Его рассказы обладают несомненными литературными достоинствами».
Через три недели со мной был подписан договор – 36/ЕИ-74.
О моей книжке заговорили. Руководитель издательства Аксель Тамм объявил, что это лучшая книжка у них за последние годы. В своих интервью корреспондентам газет директор «Ээсти раамат» обязательно называл мою фамилию.
Чем был вызван такой успех? Ведь цену своим рассказам я знаю. Не такие уж они замечательные.
Дело в литературной ситуации. Среди эстонских писателей есть очень талантливые. Например – Ветемаа, Унт, Каплинский, Ардер. На эстонском языке издается все, что они пишут. Оно и понятно, язык локальный, тиражи маленькие. Кто там услышит в Москве?
Молодой эстонский поэт выпустил книгу с фаллосом на обложке. Такой обобщенный, но узнаваемый контур. Не перепутаешь… Я не хочу сказать, что это высокое творческое достижение. Просто факт, свидетельствующий о мягком цензурном режиме.
Разумеется, есть и в эстонской литературе категорические табу – национальный вопрос, к примеру. И тем не менее…
С русским языком дело обстоит несколько иначе. У русских авторов возможностей значительно меньше. Хотя слабая тень эстонских привилегий ложится и на них.
