Конец главы. Том 1. Девушка ждет. Пустыня в цвету - Голсуорси Джон (книги бесплатно без TXT) 📗
– Гарнир или салат? – спросила Динни.
– Благодарю, лучше салат.
– Прекрасно. Возьмём ещё пикули. И будьте добры, поскорее.
Официантка провела языком по губам, кивнула и ушла.
– Знаете, это очень мило с вашей стороны, – неожиданно выпалила женщина.
– С вашей стороны тоже очень любезно, что вы согласились. Без вас я совсем растерялась бы.
– Она не понимает, в чём дело, – сказала женщина, кивнув в сторону исчезнувшей официантки. – Сказать по правде, я тоже.
– Почему? Мы же обе хотим есть.
– Ну, в этом сомневаться не приходится, – согласилась женщина. – Увидите, как я буду уплетать. Ужасно рада, что вы заказали пикули. Обожаю маринады, хоть они мне и не по карману.
– Я забыла про коктейли, – смущённо призналась Динни. – Но, может быть, их тут не приготовляют?
– Сгодится и шерри. Сейчас принесу.
Женщина встала и вышла в бар.
Динни воспользовалась случаем и попудрила нос. Потом сунула руку за, лиф, где были спрятаны трофеи с Саут-Молтон-сквер, и вытащила пятифунтовую бумажку. Ею овладело какое-то мрачное возбуждение.
Женщина принесла два бокала:
– Я сказала, чтобы их приписали к счету. Выпивка здесь что надо.
Динни подняла бокал и пригубила. Женщина осушила свой одним глотком.
– Не могу без этого. Представляете себе страну, где не достанешь выпить!
– Люди все равно достают.
– Ещё бы! Но, говорят, спиртное там дрянь.
Динни отметила жадное любопытство, с каким глаза женщины скользнули по её пальто, платью и лицу.
– Простите, у вас свидание? – неожиданно спросила та.
– Нет. Я поем и пойду домой.
Женщина вздохнула.
– Скорей бы уж она принесла эти чёртовы сигареты! Официантка вернулась с бутылкой портера и пачкой сигарет. Поглядывая на волосы Динни, она откупорила бутылку.
– Уф! – вздохнула женщина, глубоко затянувшись своей "дешёвкой". Очень курить хотелось.
– Остальное сейчас подам, – объявила официантка.
– Я вас случайно не видела на сцене? – поинтересовалась женщина.
– Нет, я не актриса.
Возвращение официантки помешало очередному вопросу. Кофе оказалось горячим и лучше, чем предполагала Динни. Она успела выпить почти всю чашку и проглотить большой кусок сливового пирога, прежде чем женщина, сунув в рот маринованный орех, заговорила снова.
– В Лондоне живёте?
– Нет, я из Оксфордшира.
– Я тоже люблю деревню, только теперь почти не бываю за городом. Я ведь выросла около Мейдстоуна, – отсюда рукой подать.
Женщина испустила отдающий портером вздох.
– Говорят, коммунисты в России покончили с проституцией. Ну не здорово ли! Мне один американец рассказывал. Он был журналист. До чего бюджет изменился! Ничего подобного ещё не бывало, – продолжала она, с таким усердием выпуская клубы дыма, как будто это облегчало ей душу. – Жуткая у нас безработица!
– Да, она на всех отражается.
– Насчёт всех не знаю, а на мне здорово. – Взгляд женщины стал тяжёлым. – Вам, наверно, неудобно такие вещи слушать?
– В наши дни надо много наговорить, чтобы человеку стало неудобно.
– Вы же понимаете, я не с епископами путаюсь.
Динни расхохоталась.
– А они, что, не такие, как все? – вызывающе бросила женщина. – Правда, как-то раз я наскочила на одного священника. Вот он говорил так, как я ещё не слыхивала. Ну, конечно, я не могла сделать то, что он советовал.
– Пари держу, я его знаю, – отозвалась Динни. – Его фамилия Черрел.
– Точно! – воскликнула женщина, и глаза её округлились.
– Он мой дядя.
– Вот оно что! Так-так. Смешной всё-таки наш мир. И не такой уж большой. Хороший он был человек, – прибавила женщина.
– Он и сейчас жив.
– На свете таких мало.
Динни, ожидавшая этих неизбежных слов, подумала: "Вот тут и полагается заводить: "Заблудшая сестра моя!.."
Женщина насытилась и удовлетворённо вздохнула.
– С удовольствием поела, – объявила она и встала. – Очень вам благодарна. А теперь пойду, иначе ничего не заработаю: для нашего дела, поздно будет.
Динни звякнула колокольчиком. Официантка появилась с подозрительной быстротой.
– Счёт, пожалуйста. И не можете ли разменять вот это?
Официантка опасливо взяла кредитку.
– Я сейчас, – только приведу себя в порядок, – предупредила женщина и скрылась в дверях.
Динни допила кофе. Она пыталась понять, что значит жить так, как живёт эта женщина. Официантка принесла сдачу, получила на чай, поблагодарила и ушла. Динни вернулась к прерванным размышлениям.
– Ну, – раздался позади неё голос женщины, – не думаю, что нам приведётся встретиться, но всё-таки скажу: вы – молодчага.
Динни подняла на неё глаза:
– Вы сказали, что вышли без ничего. Это значит, что у вас и дома ничего не было?
– Ясное дело, – подтвердила женщина.
– Не откажите взять себе сдачу. Остаться в Лондоне без денег – просто ужасно.
Женщина кусала губы. Динни заметила, что они дрожат.
– Не хочется мне брать у вас денег: вы были так добры ко мне, – замялась женщина.
– А, пустяки! Ну, прошу вас, возьмите! И, схватив руку женщины, Динни сунула в неё деньги. К ужасу девушки, женщина громко засопела. Динни уже собралась удирать, как вдруг та воскликнула:
– Знаете, что я сделаю? Пойду домой и завалюсь спать. Ей-богу, пойду! Да, пойду домой и отосплюсь.
Динни торопливо возвратилась на Слоун-стрит. Проходя мимо высоких домов, с зашторенными окнами, она с облегчением почувствовала, что её тоска потеряла свою остроту. Надо спешить, – до Маунт-стрит не близко. Окончательно стемнело, и, несмотря на электрическую дымку, окутавшую город, в небе стали видны звёзды. Динни решила не пересекать парк вторично, а пошла вдоль решётки. Ей казалось, что она уже бесконечно давно простилась со Стэком и собакой на Корк-стрит. По мере приближения к Парк Лейн движение становилось всё оживлённее. Завтра все эти машины отхлынут к Эпсомскому ипподрому, город опустеет. И Динни с болью поняла, каким пустым всегда будет для неё Лондон, если отнять у неё Уилфрида и надежду на встречу с ним.
Девушка подошла к воротам напротив "норовистого пузанчика" и вдруг, как будто весь этот вечер ей только приснился, увидела, что у памятника стоит Уилфрид. Она глотнула воздух и ринулась вперёд. Он протянул руки и прижал её к себе.
Минуты встречи затягивать было нельзя, – вокруг сновали автомобили и пешеходы, и они под руку направились к Маунт-стрит. Динни молча прижалась к Уилфриду, он тоже не раскрывал рта. Но ведь он пришёл сюда, чтобы ощутить её близость, – и при одной мысли об этом девушка испытывала бесконечное облегчение.
Они ходили взад и вперёд мимо подъезда, как простые слуга и горничная, которым удалось вырваться на четверть часа. Происхождение и национальность, привычки и мораль, – все забылось, и, может быть, в эти короткие минуты среди всех семи миллионов лондонцев не было двух более взволнованных и прочнее слитых воедино людей.
Наконец чувство юмора взяло верх.
– Милый, нельзя же всю ночь провожать друг друга. Итак, последний поцелуй!.. Ну, ещё один!.. Ещё один!
Девушка взбежала по ступеням и повернула ключ.
XXI
Уилфрид расстался со своим издателем злой и встревоженный. Не вдаваясь в исследование душевных глубин Компсона Грайса, он тем не менее чуял какую-то махинацию. Весь этот тревожный день Дезерт пробродил по городу, раздираемый борьбою двух чувств: облегчения, потому что он сжёг корабли, и негодования, потому что он не желал примириться с неотвратимым. Поглощённый своими переживаниями, он даже не сообразил, каким ударом для Динни будет его записка, и только по возвращении домой, когда он получил её ответ, сердце его, а вслед за сердцем и тело потянулись к ней, и Уилфрид отправился туда, где она случайно столкнулась с ним. За те немногие минуты, которые они провели на Маунт-стрит, молча, полуобнявшись и прохаживаясь мимо дома Монтов, девушка сумела вселить в Уилфрида веру в то, что теперь миру противостоит не он один, а они вдвоём. Зачем же отстраняться и делать её несчастнее, чем нужно? Поэтому на другое утро Уилфрид послал ей через Стэка записку с приглашением "прокатиться". Но Уилфрид забыл про дерби, и, как только их машина тронулась, поток автомобилей подхватил её и унёс с собой.
