Жерминаль - Золя Эмиль (читать полностью бесплатно хорошие книги .TXT) 📗
— Когда живешь вместе со всеми, ведь легко найти себе любовника, не так ли?
— Конечно.
— И потом, ведь это никому не приносит вреда. Кюре об этом не рассказывают.
— Подумаешь, плевать мне на кюре!.. Но у нас тут есть Черный человек.
— Что еще за Черный человек?
— Старый шахтер, — он появляется в шахте и свертывает шеи наблудившим девушкам.
Этьен посмотрел на нее, думая, что она над ним смеется.
— И ты веришь таким глупостям? Значит, ты ничего не знаешь!
— Как же, я умею читать и писать. Это нам полезно; а вот когда папа и мама были детьми, их не учили.
Положительно, она очень мила. И Этьен решил, как только она покончит со своим бутербродом, обнять ее и поцеловать в полные розовые губы. Но он робел, мысль о насилии сдавливала ему горло. Мужской костюм, куртка и панталоны на этом девическом теле возбуждали и смущали его. Он проглотил последний кусок. Напившись из фляжки, он отдал ее девушке, чтобы та допила. Теперь наступил решительный момент, и Этьен с беспокойством покосился на сидевших углекопов, как вдруг из глубины показалась чья-то тень, заслонившая проход.
Шаваль уже несколько минут смотрел на них издали. Он приблизился и, убедившись, что Маэ его не видит, подошел к сидевшей на земле Катрине, схватил ее за плечи, запрокинул голову и зажал рот девушки грубым поцелуем. Он проделал это совершенно спокойно, притворяясь, что не замечает Этьена. В этом поцелуе было сознание собственника, решимость, движимая ревностью. Девушка возмутилась.
— Оставь меня, слышишь!
Шаваль, придерживая ее голову, глубоко заглянул ей в глаза. Рыжие усы и бородка, казалось, пылали на его черном лице с большим крючковатым носом: Наконец он отпустил ее и молча отошел.
Холодная дрожь пробежала по всему телу Этьена. Как глупо, что он чего-то выжидал. И уж, конечно, теперь он ее не поцелует: Катрина еще, пожалуй, подумает, что он это сделал в подражание тому, другому. Оскорбленный в своем тщеславии, он испытывал настоящее отчаяние.
— Зачем ты солгала? — тихо спросил Этьен. — Он твой любовник?
— Да нет же, клянусь тебе! — воскликнула она. — Между нами ничего такого нет. Это просто смеха ради… Он даже и не здешний, а всего только полгода как прибыл из Па-де-Кале.
Надо было снова приниматься за работу; оба поднялись. Катрина как будто огорчилась, видя, что он так холоден. Она, несомненно, находила Этьена красивее Шаваля и, быть может, предпочла бы его. Желание сказать ему что-нибудь ласковое и утешить его не давало ей покоя, и, заметив, что молодой человек с удивлением смотрит на свою лампочку, горящую синим огнем, окаймленным широкой бледной полосой, она попробовала по крайней мере развлечь его.
— Пойдем, я тебе кое-что покажу, — дружеским тоном сказала она.
Она отвела его в глубь забоя и показала ему трещину в слое угля. Там, казалось, что-то клокотало, доносился слабый звук, похожий на щебетание птицы.
— Приложи руку, чувствуешь, как дует?.. Это рудничный газ.
Он был поражен. Так вот оно, это ужасное вещество, от которого все взлетает на воздух! Она засмеялась, говоря, что на этот раз его очень много, — недаром лампочки горят синим огнем.
— Перестанете ли вы наконец болтать, бездельники! — грубо крикнул Маэ.
Катрина и Этьен поспешно нагрузили свои вагонетки и стали толкать их по направлению к скату, согнув спину, пробираясь ползком под неровными сводами штольни. Уже после вторичного путешествия пот лил с них градом, и кости снова хрустели.
В шахте забойщики возобновили работу. Часто они сокращали время завтрака, чтобы не простудиться; бутерброды, жадно съеденные вдали от солнечного света, ложились на желудки свинцовой тяжестью. Вытянувшись на боку, рабочие все сильнее рубили уголь, охваченные одним желанием — наполнить возможно большее число вагонеток. Все меркло перед бешеной жаждой заработка, добываемого таким тяжелым трудом. Углекопы уже не замечали стекавшей воды, от которой распухали руки и ноги, не чувствовали судорог от неудобного положения, душного мрака, где они чахли, подобно растениям в подземелье. Но время шло, воздух становился все ядовитее, накалялся от закоптевших лампочек, от человеческих испарений, от газа, туманя взор, словно паутина, — воздух, который только вентилятор сможет ночью очистить. А они там, в своей кротовой норе, под тяжестью земли, ощущая огонь в груди, все долбили и долбили.
V
Маэ, не глядя на часы, которые он оставил в кармане блузы, остановился и сказал:
— Скоро час… Готово, Захария?
Молодой человек только что принялся за крепление балок. В самый разгар работы он лежал на спине, с блуждающим взглядом, и вспоминал о том, как накануне играл в шары. Он очнулся и ответил:
— Да, хватит пока, завтра будет видно.
И он вернулся на свое место в забое. Левак и Шаваль тоже бросили кирки. Наступил перерыв. Все отирали лица голыми руками и смотрели на расщепленную глыбу, нависшую сверху. Они говорили только о своей работе.
— Такое уж нам счастье, — проворчал Шаваль, — как раз попасть на породу, которая обваливается!.. Не приняли мы этого в расчет при подряде.
— Мошенники! — проворчал Левак. — Только и думают, как бы нас провести.
Захария рассмеялся. Ему было наплевать на работу и на все прочее, но его всегда забавляло, когда начинали бранить Компанию. Маэ невозмутимо принялся объяснять, что качество породы меняется через каждые двадцать метров. Надо быть справедливым, ничего нельзя предвидеть. Но так как те двое продолжали ругать начальство, он беспокойно осмотрелся по сторонам:
— Тише, вы! Хватит!
— Ты прав, — сказал Левак, тоже понижая голос, — это опасно.
Страх перед доносчиками преследовал их даже здесь, на такой глубине, как будто у пластов каменного угля, принадлежавших акционерам, могли быть уши.
— Тем не менее, — громко заявил Шаваль с вызывающим видом, — если эта, свинья Дансарт опять заговорит со мной таким тоном, как в тот раз, я залеплю ему кирпичом в брюхо… Я ведь не мешаю ему тратить деньги на потаскушек с нежной кожей.
На этот раз Захария опять покатился со смеху. Вся шахта подтрунивала над любовными похождениями главного надзирателя с женой Пьеррона. Даже Катрина, стоявшая внизу штольни, опершись на лопатку, держалась за бока от смеха; она в двух словах объяснила Этьену, в чем дело. А Маэ, охваченный нескрываемым страхом, рассердился:
— Замолчишь ты!.. Ну, попадись мне только под руку!
Не успел он кончить, как из верхней штольни послышался шум шагов. Тотчас же появился инженер, заведующий копями — малыш Негрель, как звали его между собою рабочие, — в сопровождении главного штейгера Дансарта.
— Что я вам говорил? — прошептал Маэ. — Они всегда вырастают, словно из-под земли.
Поль Негрель, племянник г-на Энбо, был худощавым красивым юношей лет двадцати шести, курчавым, с темными усами. Острый нос и живые глаза придавали ему сходство с хорьком, а любезность и несколько скептический ум приобретали властный, надменный оттенок в обращении с рабочими. Он был одет, как они, и так же перепачкан углем. Чтобы внушить уважение к себе, Негрель старался проявлять необычайную отвагу — пробирался в самые опасные места, всегда впереди, под угрозой обвала или взрыва рудничного газа.
— Здесь, не правда ли, Дансарт? — спросил он.
Старший штейгер, бельгиец, человек с жирным лицом, мясистым носом и чувственными ноздрями, ответил преувеличенно вежливо:
— Да, господин Негрель… Вон тот человек, которого наняли сегодня утром.
Оба спустились на середину штольни. Этьену велели подойти. Инженер приподнял свою лампочку и взглянул на него, ни о чем не спрашивая.
— Хорошо, — промолвил он наконец. — Терпеть не могу, когда берут с улицы совершенно неизвестных людей… Пожалуйста, чтобы этого больше не было.
И он не слушал, что ему говорили о характере работы, о необходимости заменить откатчиц мужчинами. Забойщики снова взялись за кирки, а Негрель принялся осматривать свод штольни. Вдруг он закричал:
