Россия распятая - Глазунов Илья (бесплатные онлайн книги читаем полные версии TXT) 📗
«Они (сефарды – И.Г.) считали себя высшим классом, еврейской знатью и долго смотрели на своих единоверцев с верху вниз, а эти последние признавали их таковой. Сефарды никогда не занимались торгашеством и ростовщичеством и не смешивались с низшими классами. Хотя они и жили в мире с остальными евреями, сефарды очень редко заключали с ними смешанные браки… В настоящее время утратили власть, которой они пользовались над другими евреями в продолжение нескольких столетий».
Английский ученый Рид считает, что «Талмудическое правительство стало готовиться к очередной встрече с Европой, обосновавшись в новой ставке посреди азиатского народа хазар, обращенных в иудейство за много. веков до того… Хазары были народом татарским или тюркско-монгольской расы… Еврейские историки не сомневаются в подлинности этой переписки (уже известной нам царя Иосифа и раввина из Кордовы – И.Г.), где впервые встречается слово „ашкенази“ в применении к ясно обозначенной, до того неизвестной группе „восточных“ евреев и их славянским связям.
Эти тюркско-монгольские «ашкеназы» не имели, таким образом, кроме веры, абсолютно ничего общего с евреями, известными до тех пор западному миру – сефардами»…
Я хотел бы знать точку зрения еврейских историков о нижеследующем утверждении их английского коллеги: «Власть талмудического правительства над разбросанными по Европе еврейскими общинами в последующие столетия все более слабела, однако тесно спаянной общиной евреев Востока оно правило поистине железной рукой. Евреи семитского вида становились в Европе все большей редкостью, а в наше время среди евреев все сильнее преобладает тюркский тип, в чем нет ничего удивительного. Никто, кроме евреев, никогда не узнает, почему 13 столетий тому назад правящей сектой было разрешено это единственное в истории массовое обращение многочисленных „язычников“ в талмудистский иудаизм. Было ли это случайность, или уже тогда сионские мудрецы способны были предвидеть все возможные последствия?… Таким образом, после 1500 г. в мире жили отличные друг от друга группы евреев: сефардские по происхождению, рассеянные общины Запада и тесно сколоченные массы талмудистских „евреев“ Востока». (Я не понимаю, почему английский историк ставит «евреев» Востока в кавычках… – И.Г.) Далее с беспощадной уверенностью Дуглас Рид считает восточных евреев – ашкеназов организаторами двух величайших процессов жизни европейских народов. Первый – организация всех антихристианских революций в Европе, включая русскую революцию; и второй – создание национального еврейского течения – сионизма, под которым я понимаю возвращение евреев на свою историческую родину. Мне бы хотелось в заключение главы о Хазарии лишь предвосхитить мои главы о Марксе и личных впечатлениях от посещения государства Израиль, упомянув незаслуженно преданное забвению имя историка, философа и политического деятеля Моисея (или, как его называл Маркс, Мозеса) Гесса, родившегося в Бонне в 1812 году в семье раввина (дед по матери. – И.Г.), эмигрировавшего из Польши в Германию. Изучение его личности и философии поможет нам еще глубже осознать мировые процессы нашего времени. Меня поразило, в частности, что Гесс считается многими историками духовным отцом коммуниста-интернационалиста Карла Маркса, утверждавшего, что у пролетариата нет отечества, и одновременно доктора Теодора Герцля, идеолога создания еврейского национального государства. Может, Гесс, написавший «Красный катехизис» с его пафосом необходимости социалистической революции, насмехался над немецкими представлениями об отечестве? В другой книге он пишет: «…Всякий, кто отрицает еврейский национализм – не только отступник, изменник в религиозном смысле, но и предатель своего народа… Каждый еврей должен быть прежде всего – еврейским патриотом».
Любопытно, что М. Гесс, автор нашумевшей книги «Рим и Иерусалим», умер в Париже в 1875 году. В то время будущему лидеру и вождю сионистского движения Теодору Герцлю (родился в Будапеште) было 15 лет, а Карлу Марксу, творцу пресловутого «Комманифеста» и «Капитала» – 57 лет. Как известно, 29 августа 1897 года в Базеле на знаменитом сионистском конгрессе Теодор Герцль провозгласил доктрину возрождения еврейского государства в Палестине, вызвавшую бурное ликование участников конгресса. Стали крылатыми слова Герцля: «Да отсохнет рука моя, о Иерусалим, если я забуду тебя». Думается, с той поры история ХХ века определяется борьбой трех начал: коммунизм-большевизм, сионизм и, как их антитеза, фашизм-национал-социализм.
Спор молодых историков
Помню мой случайный разговор в моем родном городе на берегах Невы с двумя историками, когда я у них допытывался, почему сегодня многими постсоветскими учеными раздувается кадило интереса к великой, но враждебной нам Степи – к тюркам, а еще точнее – туранцам, исконным врагам нашей расы, в частности, славянского племени.
Мой собеседник средних лет – и, как он утверждал, демократ по убеждениям – походил всем своим видом на преподавателя университета, который, несмотря на потертость своего костюма, смотрел на меня бесцветными глазами с выражением глубокого превосходства, дающегося человеку верой в непререкаемую истинность исповедуемой им доктрины. «Видите ли, – тянул он, – Илья Сергеевич, многие прогрессивные ученые считают сегодня, что мы должны заниматься не историей вашей любимой России с ее славянским великодержавием, а народами Великой Степи: тюрками и монголами, которые и вершили подлинную историю, оказывая огромное влияние на исторические процессы Древней Руси и Причерноморья. Надеюсь, вы знаете, что „Слово о Полку Игореве“ насквозь пронизано, я бы сказал, тюркизмом, а вот когда оно написано, в каком веке – это дело научных изысканий. Сегодня многие из нас стоят на платформе Льва Николаевича Гумилева». Опустивший голову в книгу второй историк, доселе не обращавший на нас внимания, поднял голову и, сверкнув глазами, глядя на своего как я считал приятеля, произнес: «Максим, не вводи в заблуждение великого художника – далеко не все стоят на платформе, как ты выразился, Гумилева. Я лично даже не считаю его историком». Встрепенулся и Максим и, глядя в прищуренные глаза Виктора (так звали его тридцатилетнего коллегу), зло отрубил: «Это ты, Витюша, не наводи тень на плетень, а точнее, на научные деяния Льва Николаевича Гумилева». Виктор резко перебил его: «Да какой он историк, с моей точки зрения – всего лишь антинаучный фантаст, чьи смехотворные концепции не может оправдать даже феноменальная память на имена и факты азиатской истории и ее народов. Но когда начинаешь проверять многие из этих фактов, которые словно горох насыпаны во все произведения Гумилева, поражаешься их антиисторической „правде“ – я имею в виду ряд откровений „дяди Левы. в области русской истории, которой я, в отличие от тебя, занимаюсь серьезно“. Я почувствовал, что назревает бурная дискуссия, молчаливым свидетелем которой я невольно становился. Максим снова стукнул кулаком по столу: «Во-первых, не смей так фамильярно называть Льва Николаевича, он тебе не дядя, тамбовский
волк тебе дядя, имей уважение хотя бы к его родителям, гениальным поэтам Гумилеву и Ахматовой. Вся его жизнь – аресты, тюрьмы, допросы, лагеря и ссылки! Да и жил-то он, в отличие от тебя, до последних лет жизни в крохотной комнате коммунальной квартиры. Его гениальные труды рассчитаны только на ученых: раз ты их не приемлешь, значит, ты не ученый., – выдохнул одним махом побагровевший Максим, глядя в лицо своему коллеге. Виктор бесстрастно смотрел на своего оппонента: «Прошу тебя, Максим, не кипятиться; речь идет не о достойных и пусть даже гениальных родителях, тем более о размерах советской жилплощади, а о работах Льва Николаевича Гумилева».
Он нарочито подчеркнул имя, отчество и фамилию. Обхватив большой костистой ладонью низ своего лица, которое было скрыто коротко стриженной бородой, еще не украшенной сединой, со скрытым холодом продолжал: «Объясни мне, Максим, если „суперэтнос – ЧК-КГБ со свойственной ему пассионарностью, – его глаз дрогнул насмешкой, – так надолго оторвал молодого ученого от занятий, когда же он учился? Ведь советские лагеря, как известно, не лучшие университеты в мире. Не бей на жалость, у меня у самого деда и бабку расстреляли только за то,.что он был священником. Расстреливали, наверное, все те же „пассионарии субэтноса“ – революционеры, проводящие великий эксперимент“. И неожиданно перебросился на новую тему: „Не приемлю я также твоих любимых евразийцев, считаю этот термин идиотски вымышленным и антинаучным!“ Виктор вдруг неожиданно посмотрел на меня, как я отреагирую на это заявление: а не евраазиец ли Глазунов?
