Друзья и враги Анатолия Русакова - Тушкан Георгий Павлович (книги без сокращений .txt) 📗
— Значит, Рудя в Москве?
— Я же сказала милиции — ничего не знаю… Наверное, в Москве пижон…
— Так где же сейчас Пашка?
— А тебе, чурбан, адресок его колонии требуется? Хочешь сам туда явиться на исправление? Ты лучше прямо в тюрьму двигай!
— Что вы? Зачем?
— А затем, что были вы с Пашкой одна шайка-лейка. Пашку забрали — и тебе туда же дорога. А Пашка какой? Молчит, молчит, а потом молчать не станет. Отвечать за вас, за всех дураков? Нет. Ты его подбивал, ты пограмотней. А он уши развесил. Все расскажет.
— Ч-ч-что р-р-рас-с-скажет?
— Все! Хоть ты и ловко, видать, скрываешься, а все равно бригадмилец Русаков тебя под землей найдет.
Боб попятился и опрометью помчался домой. Он ходил, вернее, метался по своей комнате и думал, думал…
А что будет, если Пашка наябедничает? Не лучше ли сейчас же уехать к тете Оле в Свердловск? Но, может быть, он сам себя напрасно пугает? Если Рудю не забрали, то и ему, Бобу, тоже нечего беспокоиться. Ведь мало ли что могла сболтнуть Пашкина мать!
Трусливому Бобу везде мерещилась опасность. Чтобы его разговор не услышала Лика, а потом не передала Анатолию, он из автомата позвонил Руде.
Ответил незнакомый голос.
— Мне Рудю…— замялся Боб.
— Кто спрашивает?
— Его друг.
— Какой друг?
Боб испугался и поспешно ответил:
— Я в другой раз позвоню…
— Это ты, Вундербоб? — Голос на другом конце провода сразу изменился.
— Рудя! — радостно воскликнул Боб. — Да, это я, Вундербоб. Пашку услали в колонию, а ты как?
—Я-то ничего, прыгаю… А ты… Да, твои дела неважнецкие.
— Мои? Почему? — с замиранием сердца спросил Боб.
— По телефону не могу. Сыпь ко мне, расскажу.
Боб бежал к дому Руди, задыхаясь от страха.
— Плохи твои дела, Вундербоб! — Этими словами встретил его Рудя.
— А что?
— Был налет на Чуму и его дружков. Слыхал? Цыгана и еще троих замели. Чума ранен, но сбежал.
— А какое это имеет отношение ко мне?
— Ты же вместе с Пашкой и Цыганом обворовал старушку в магазине «Три поросенка».
— Так это же Цыган и Пашка действовали.
— Ты на других не вали. Этим делом заинтересовался Анатолий Русаков и готовит криминально-судебное, уголовно-процессуальное, показательное дело по обвинению Троицкого Бориса Павловича по строгой статье уголовного кодекса и прочее. Понимэ?
У Боба дрожали губы, дрожал подбородок, дрожали веки. Еще немного — и он заплачет.
— Если будешь меня слушаться во всем, то ни суда над тобой не будет и никуда тебя не зашлют.
— Что же мне для этого сделать?
— Вот и слушай. Кто хочет тебе зла? Анатолий Русаков. Почему? Он ухаживает за твоей сестрой, а ты ему мешаешь. Ему надо доказать твоей маме, что он прав насчет тебя. Но я знаю, как можно прикрутить Русакова.
— А как?
— Для этого кое-кому нужно потолковать с Русаковым с глазу на глаз, вправить ему мозги. А то он всех засадит по колониям и тюрьмам, а сам будет ходить героем. Он ведь все про тебя и про меня знает.
— Это ты правильно! Что же делать?
— «Что, что»! — передразнил Милич. — Очень просто. Ради собственного твоего спасения узнавай, когда и куда Русаков будет ходить сам или в крайнем случае с твоей сестрой, подальше от нашего района, вечером.
— Лика мне не докладывает об этом.
— Опять учи тебя! Подслушивай разговоры сестры с Русаковым. Как узнал что-нибудь — позвони. Только разведывай аккуратно, чтобы не спугнуть.
— У нас есть телефонная трубка-отводка. Они, бывает, по часу болтают, а я слушаю.
— Очень хорошо! Помни: чем скорее обезвредить Русакова, тем лучше для тебя. У него у самого рыльце в пушку, и есть средство поубавить его активность. Старайся!
И Боб старался. Очень старался. Уже через три дня он прибежал к Миличу с сообщением, которое тот назвал «суперсенсационным».
Милич записал это сообщение на листке бумаги, вложил в конверт, заклеил и приказал Бобу «как из пушки» доставить письмо по адресу.
— Так я же сейчас занят, Рудик, никак не могу!
— Никаких отговорок!
Рудя поднес кулак к носу Боба, тот испуганно втянул голову в плечи. Он снова стал тем Бобом, которого приручил Пашка. Ох, как хотелось Бобу остаться в стороне, а не получается.
— Это письмо никому не показывай и сам не читай. Отнесешь по этому адресу. В квартире спросишь Машужучку, то есть буфетчицу. Отдашь только ей в руки. Без ответа не приезжай. Алле-гоп!
Боб поехал. Конверт приняла Маша-буфетчица, полная, кругленькая женщина, украшенная серьгами, кольцами, браслетами и ожерельями. Она попросила Боба подождать и колобком выкатилась из комнаты.
Распахнулась дверь. В комнату вошли двое. В одном Боб узнал Огурца. Огурец перечитал письмо, взглянул на Боба, осклабился, но тут же напустил на себя суровость, сунул письмо парню со шрамом и сказал:
— Снеси Авторитетному.
— Я жду ответа, — напомнил Боб.
— Письмо не мне, не мне и ответ писать. Обождешь. А ты письмо читал?
— Нет.
— Не верится что-то… Зря его Рудька с тобой послал… Возись теперь…
— А чего возиться? Долго еще ждать?
— Куда торопишься? Успеешь в тюрьму.
— Ка-ак в тюрьму? За что?
— Ты книги воровал?
— Воровал Пашка.
— Он на тебя уже показал.
— Подлец! Доносчик!
— Ты в магазине «Три поросенка» вместе с Пашкой я Цыганом работал?
— Так это не я, это они!
— А суду наплевать на твои объяснения. Был ты с ними? Был! Значит, соучаствовал в воровской шайке. Это тебе не тру-ля-ля, а групповой грабеж, бандитизм!
— Они на меня не будут валить.
— Уже показали на тебя.
Лоб Боба покрылся испариной. Ноги его вдруг так ослабли, что он привалился к стенке.
— А главное не это. Помнишь, как в сквере Цыган вытащил деньги у рабочего?
— Так я же только смотрел, я ничего…
— Брось притворяться! Не в милиции! Ты свою долю получил? В дележке награбленного участвовал?
— Мне всунули…
— О твоем соучастии в ограблении рабочего Цыган рассказал на следствии. Значит, как ни крути-верти, за все, по совокупности, тебе двадцать годиков, как пить дать, припечатают, — врал Огурец.
— Двадцать лет! — ужаснулся Боб.
— А ты, дурак, спешишь уйти отсюда. Да тебе на улицу, пока там ходят милиционеры, и нос показать нельзя. Понял теперь?
— Так что же делать? — прошептал Боб.
— Пей, живи здесь, веселись. Будешь с нами — мы тебя в обиду не дадим. Надо будет — в другой город переправим.
— В Свердловск?
— Хоть в Свердловск! Только вор не должен распускать слюни.
— Так я же не вор!
— Здрасте! Начинать говорить сначала? Теперь мы одной веревочкой, повиты. Эй, Машка-жучка, угощай человека! Водку неси, закуски давай. Ты, Вундербоб, для того чтобы войти по-настоящему в компанию, должен еще малость подучиться делу, доказать, на что ты способен! А когда тебя примут в шайку, тогда ничего не бойся. Будешь «законным» вором.
— А если я не хочу?
— Куда ты сейчас можешь податься? В тюрьму на двадцать лет? Мы тебя спрячем на годик, пока твои преступления за давностью времени не потеряют силу, — врал Огурец. — Сменим тебе фамилию — и знай гуляй!
— Пожалуйста, спрячьте меня пока, — со вздохом ответил Боб. — А вдруг Анатолий явится? Помните, как он нашел меня и Лику, а вас прямо в милицию доставил?
— Ты и себя не пугай и меня не пугай. Я пуганый. О Мамоне — не твоя забота. А твоих домашних мы успокоим. Есть приемчик. Будешь долдонить за мной слова в телефон. Вот так-то, Вундерпопугай.
В эту ночь Боб не ночевал дома, а утром у Троицких зазвонил телефон. Отозвалась мать. Боб начал странно:
— Я жив, здоров, чего и вам желаю!
Агния Львовна, не спавшая всю ночь, обзвонившая все больницы, не поверила своим ушам.
— Бобик? Ты ли это? Где ты? Что с тобой? Почему не ночевал? Откуда ты звонишь?
