Джура - Тушкан Георгий Павлович (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений .txt) 📗

Прошло десять дней. И снова в яму была спущена лестница. – Джура, вылезай! – раздался злобный голос.

Джура пытливо смотрел в глаза Чжао.

– Терпи и молчи, что бы ни было! – сказал Чжао значительно. – Может, убежишь, – шепнул Саид.

Наверху Джуру поджидали пять человек. Ему связали руки и ноги и, привязав к коню, повезли куда-то.

Был такой же ясный день. Джура смотрел на покрытые снегом далекие горы и жадно дышал полной грудью. Окруженный охраной, он проехал по тем же улицам города. У тех же резных ворот двухэтажного дома старший из стражи крикнул:

– Эй, Юнус!

В воротах открылось окошко, и в нем показался большой толстый нос и блестящие глаза.

– Хоп, – сказал обладатель этого носа.

Загремели засовы, заскрипели ворота, и Джура очутился во дворе. Так, связанного, на лошади его ввезли во второй двор. Посреди второго двора под тенистыми деревьями, возле большого водоема, высился помост с крышей. На кошмах и расшитых подушках лежал толстяк Кипчакбай, одетый в яркий шелковый халат. Люди, сопровождавшие Джуру, сложив руки на животе, низко кланялись. Один из них шепотом сказал Джуре:

– Приветствуй раиса Кипчакбая.

Но Джура гордо промолчал: ещё не зажили раны от первой встречи с Кипчакбаем.

Из широкого водоема, журча, струился арык.

Указательным пальцем левой руки, украшенным толстым перстнем, Кипчакбай чесал за ухом кошку, разлегшуюся перед ним на подушке, и бросал крошки большому золотисто-красному петуху. Кипчакбай молча рассматривал Джуру. После продолжительного молчания он приказал развязать веревки и снять его с коня. Джура, став на землю, пошатнулся: у него затекли ноги. – Целуй! – сказал ему Кипчакбай, протягивая свою пухлую руку. Но Джура не двинулся с места.

– Ты разве не знаешь, кто я?

– Знаю, – ответил Джура, глядя на него исподлобья. – Мой приказ – закон для правоверного. Или ты неверующий? Говори, собака!

Кипчакбай сел на подушки и свесил ногу за край помоста. – Целуй! – сказал он, протягивая ему ногу.

Джура отвернулся. Кипчакбай сжал кулаки и топнул ногой. Петух отскочил и захлопал крыльями.

– Эй, Махмуд! – крикнул Кипчакбай.

Прибежал тщедушный старик. Его выпирающий вперед подбородок почти смыкался с огромным горбатым носом.

– Садись, – сказал Кипчакбай Джуре и бросил ему подушку. Джура, поджав ноги, сел там же, где стоял. Кипчакбай кивнул стражам, и они сели возле помоста на голую землю. – Услади нам слух, Махмуд: расскажи этому охотнику его будущее.

Махмуд принес дутар и хотел сесть возле Кипчакбая, но тот толкнул его ногой.

– Садись возле Джуры.

– Нет, нет, я старик, я боюсь! – умоляюще сказал Махмуд, пододвигаясь к Кипчакбаю.

Тот усмехнулся и разрешил ему сесть у своих ног. «Почему певец меня боится?» – удивился Джура. А Махмуд пел:

Звучание струн наполняло уши Джуры свистом горного ветра, звоном потоков и гулом битв. Он невольно застонал. Мечты о свободной и счастливой военной жизни, о мести, претворившись в надежду, поддерживали молодого охотника, помогая ему переносить неволю.

Любовь к родным горам, родному кишлаку зажгла его глаза ярким блеском и окрасила щеки румянцем. Этот румянец был отблеском того внутреннего пожара, в котором сгорали его мальчишеские и юношеские заблуждения.

И вот самые сокровенные мысли и надежды, затаенные глубоко в душе молодого охотника, враги вырвали и бросили ему в лицо! Слова: «Будь Кипчакбаю другом ты – жизнью станут эти мечты!» – ранили его насмерть.

Басмачи – это раскаленные шомпола, кровь, страдания, горе и слезы. А Зейнеб, его Зейнеб!… От этих песен можно сойти с ума! – «О благоуханное дыхание молодости! – пел Махмуд. – О свобода, свобода, свобода, свобода!…»

– Замолчи, проклятый, замолчи! – закричал Джура. Басмачи, сидевшие возле Кипчакбая, вскочили, выставив вперед ружья.

– Пой, – усмехаясь, приказал Кипчакбай перепуганному Махмуду. И тот продолжал петь.

Джура бросился на певца, но стража Кипчакбая оттолкнула его. Тогда он закрыл руками уши, но Кипчакбай велел завязать ему руки на спине.

– Не мучь! Лучше убей! – кричал Джура.

– Сознайся: ты убил Артабека? – сладким голосом спросил Кипчакбай.

– Да, я! Я никогда не скрывал этого.