Под осенней звездой - Гамсун Кнут (книги онлайн без регистрации полностью .TXT) 📗
Дамы болтали меж собой и время от времени ласково обращались ко мне. Фрекен Элисабет ска зала:
– Правда, приятно закусить вот так на свежем воз духе? Как вы находите?
Она не сказала мне «ты», как раньше.
– Для него это привычно, – заметила фру Фалькен берг. – Он каждый день обедает в лесу.
Ах, этот голос, эти глаза, эта нежная женственная рука, которая протягивала мне стакан…
Я тоже мог бы рассказать кое-что интересное о том, как живут люди на белом свете, поправить их, когда они болтали всякий вздор, понятия не имея, как ездят верхом на верблюдах или собирают виноград.
Но я поспешил кончить еду, взял ведро и пошел за водой, чтобы еще раз напоить лошадей, хотя надобности в этом никакой не было; дойдя до ручья, я уселся на берегу.
Немного погодя фру Фалькенберг крикнула мне:
– Подите, пожалуйста, к лошадям! Мы хотим на рвать хмеля или каких-нибудь красивых листьев,
Но когда я подошел к коляске, они передумали, по тому что хмель уже осыпался, а рябины и красивых листьев не было.
– В эту пору лес совсем голый, – сказала фрекен. И спросила, пристально глядя на меня: – Послушайте, ведь здесь нет кладбища и вам негде бродить?
– Кажется, нет…
– Как же вы обходитесь?
И она рассказала фру Фалькенберг, что я такой странный, каждую ночь ходил на кладбище и разгова ривал с мертвецами. Там-то я и придумывал все свои машины.
Я не знал, что на это сказать, и спросил, как здоро вье Эрика.
– Помнится, лошади понесли, он расшибся и харкал кровью.
– Ему лучше, – коротко ответила фрекен. – Но не пора ли в путь, Ловиса?
– Можем мы ехать дальше?
– Когда вам будет угодно, – ответил я.
И мы поехали.
Час проходит за часом, солнце клонится к закату, свежеет, тянет сыростью: понемногу поднимается ветер, начинает падать мокрый снег. Остаются позади приход ская церковь, лавки, хутора.
И вдруг мне стучат в стекло.
– Не здесь ли вы катались ночью на чужих лоша дях? – спрашивает фрекен со смехом. – Вообразите, до нас дошел слух об этом.
Обе дамы принялись смеяться.
Я ответил, нимало не смутившись:
– И все же ваш отец хочет взять меня в работники, не так ли?
– Так.
– Ну, раз уж мы заговорили об этом, позвольте вас спросить, фрекен, откуда ваш отец узнал, что я работаю у капитана Фалькенберга? Ведь вы, кажется, сами уди вились, когда меня увидели?
Она подумала немного, взглянула на свою подругу и ответила:
– Я написала об этом домой.
Фру Фалькенберг опустила глаза.
Я заподозрил, что фрекен солгала. Но она так ловко вывернулась, что мне нельзя было ее уличить. Вполне вероятно, что она написала домой что-нибудь в таком роде: «А знаете, кого я здесь встретила? Того самого человека, который сделал нам водопровод, теперь он работает у капитана лесорубом…»
Но когда мы приехали, оказалось, что пастор вот уж три недели как нанял работника. Этот новый работник вышел подержать лошадей.
Я ломал себе голову и никак не мог понять, почему же в таком случае именно меня попросили ехать сюда? Может быть, чтобы мне было не так обидно, что Фаль кенберга позвали в гостиную и попросили спеть? Но как они не понимают, что я в скором времени закончу ра боту над своим изобретением и милость их мне не нужна?
Я молчал, хмурился и был недоволен собой; на кухне, когда я ужинал, Олина долго благодарила меня за водопровод, потом я пошел присмотреть за лошадьми. А ко гда стемнело, я взял одеяло и отправился на сеновал…
Я проснулся от чьего-то прикосновения.
– Зачем ты лег здесь, ведь так можно простудить ся насмерть, – сказала жена пастора. – Пойдем, я уложу тебя в доме.
Мы начали спорить, потому что я не хотел идти в дом, и заставил ее сесть рядом со мной. Эта женщина была полна страсти, а может быть, она просто была дитя природы. В ней звучала чудесная мелодия, и я за кружился в вихре этой музыки.
XXIV
С утра я был настроен уже не так мрачно, поостыл, успокоился и стал рассуждать здраво. Конечно, для моего блага лучше было и не уходить отсюда, наняться к пастору в работники, стать первым среди равных.
Ведь я уже успел привыкнуть к тихой деревенской жизни.
Фру Фалькенберг стояла посреди двора. Золотоволосая, с непокрытой головой, она была высокая и стройная, как колонна.
Я пожелал ей доброго утра.
– Доброе утро, – ответила она и, легко ступая, подошла ко мне. Понизив голос, она сказала: – Вчера вечером я очень хотела поглядеть, как вас устроили на ночлег, но мне нельзя было выйти. Впрочем, выйти было можно, только… Вы ведь легли на сеновале?
Я слушал ее, как во сне, и не в силах был от ветить.
– Что же вы молчите?
– Спал ли я на сеновале? Да.
– Вот как? И хорошо ли вам спалось?
– Да.
– Так. Ну что ж. Сегодня мы едем домой.
Она повернулась и пошла прочь, покраснев до кор ней волос…
Прибежал Харальд и попросил меня сделать ему змей.
– Ладно, так и быть, – сказал я, стараясь совла дать с собой. – Сделаю тебе большой-пребольшой змей, он взлетит к самым облакам. Непременно сделаю.
Мы с Харальдом мастерили змей часа два, этот славный мальчик старался от души, а я думал совсем о другом. Мы сплели из бечевки длинный хвост, привязали его к змею да еще приклеили для прочности; фрекен Элисабет два раза подходила к нам и смотрела, как мы справляемся с делом, вид у нее был уже не такой свежий и оживленный, как раньше, но меня это не трогало, я ее будто и не замечал.
Но вот мне велено запрягать. И хотя нужно поторапливаться, потому что дорога предстоит дальняя, все же я посылаю Харальда с просьбой повременить полчаса. Мы трудимся в поте лица, и наконец все готово. Завтра, когда клей подсохнет, Харальд запустит змей и будет провожать его взглядом, и в его душе всколыхнется такое же неведомое волнение, какое сейчас вско лыхнулось во мне.
Лошади запряжены.
Фру Фалькенберг выходит из дома, и все пасторское семейство провожает ее.
Пастор и его жена узнали меня, они отвечают на мой поклон и говорят мне несколько любезных слов; но они даже не обмолвились о том, что хотели взять меня в работники. Голубоглазая пасторша стоит и лу каво поглядывает на меня искоса, будто накануне она меня и в глаза не видела.
Фрекен Элисабет приносит корзинку с припасами и помогает своей подруге усесться поудобнее.
– Может быть, все-таки дать тебе еще что-нибудь теплое? – спрашивает она в который уж раз.
– Нет, спасибо, я не озябну. До свиданья, до сви данья!
– Будьте таким же молодцом, как вчера, – говорит фрекен и кивает мне на прощание.
Мы трогаемся.
День стоит сырой и холодный, я сразу вижу, что фру Фалькенберг плохо укутана и ей холодно.
Мы едем час за часом, лошади, чувствуя, что мы возвращаемся домой, сами бегут рысью, я держу вож жи, и руки мои стынут без рукавиц. Завидев домик неподалеку от дороги, хозяйка стучит в стекло и гово рит, что время обедать. Она выходит из коляски, вся посиневшая от холода.
– Пообедаем в этом домике, – говорит она. – Как управитесь с лошадьми, приходите туда, да не забудьте прихватить корзинку.
И она поднимается по косогору.
«Она решила обедать у чужих людей, потому что за мерзла, – думаю я. – Ведь не меня же она в самом деле боится…» Я привязал лошадей и задал им корму; по хоже было, что пойдет снег, поэтому я накрыл их кус ком промасленного холста, похлопал по крупам и, за хватив корзинку, пошел к домику.
Старушка, хлопотавшая над кофейником, подняла голову, пригласила нас войти и снова занялась своим делом. Фру Фалькенберг распаковала корзинку и ска зала, не глядя на меня:
– Ну как, уделить вам кусочек и сегодня?
– Да, спасибо большое.
Мы едим молча. Я сижу на скамеечке у двери, по ставив тарелку подле себя; а фру Фалькенберг устро илась у стола, она не отрываясь смотрит в окно и почти ничего не ест. Время от времени она перебрасывается словом со старухой и поглядывает, не опустела ли моя тарелка. В домике тесно, от меня до окна не больше двух шагов, и мы сидим все равно что рядом.
