Джура - Тушкан Георгий Павлович (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений .txt) 📗
– А я приехал к тебе, Шараф, запросто, – сказал Максимов, – как к бывшему добротрядцу. Ты окружен. Думаю: «Чего зря людей бить? Он старый джигит, поймет, не будет рисковать людьми». Маленькие глазки Шарафа беспокойно бегали. «Правду или неправду говорит Шайтан? А может быть, это просто хитрость? Он один, а нас много», – соображал Шараф и быстро отстегнул кобуру. «Ага, – решили басмачи, – сейчас курбаши застрелит Шайтана!» – Ты что берешь? – спросил насмешливо Максимов, показав камчой на руку Шарафа у кобуры.
– Браунинг! – зло ответил Шараф.
– А у меня маузер. – И он похлопал по деревянной кобуре. – И куда ты с браунингом на маузер? У тебя восемь пуль, а у меня двадцать пять. У тебя двадцать шесть настоящих басмачей и сто неучей, а у меня двести бойцов. У тебя половина людей без лошадей, а у меня на хороших конях. У тебя только двенадцать винтовок, а у меня двести винтовок и пулеметы, а патронов – без счета. Вы окружены. Кто сдаст оружие, тот будет жив!
Заметив, что оправившийся от неожиданности Шараф готовится действовать, Максимов быстро кинул ему в лицо поводья, повелительно крикнув:
– Держи!
Шараф невольно схватил поводья в обе руки.
– Принимай гостя! – сказал Максимов, быстро спрыгнул с коня и, не оборачиваясь, пошел в юрту.
Стоило ему обернуться, выказав тревогу, и его бы смяли, уничтожили. Сбитые с толку басмачи почтительно бросились вперед, чтобы распахнуть ковер у входа. Переступив порог юрты, Максимов оглянулся: он заметил в толпе Рахима.
– Лучше сдавайтесь, – повторил Максимов, входя в юрту и садясь на почетное место, перед дымящимся блюдом плова. Басмачи загалдели: курбаши Шараф своим робким поведением «потерял лицо».
Рахим заметил подошедшего Кучака. Перебросившись несколькими словами, Рахим и Кучак разошлись. Кучак шепотом рассказывал вымышленные истории о героических поступках Максимова, которого «пуля не берет». Рахим рассказывал о происшествиях, которые были на самом деле. Басмачи недоверчиво косились, но слушали охотно. Тем временем Максимов попросил подать горячей воды. Он медленно мыл руки и терпеливо ждал, пока Шараф подаст ему полотенце.
– Шараф боится Шайтана! – немедленно пронеслось по толпе. Сидя друг против друга, Максимов и Шараф молча пили кумыс. Когда подали чай, Максимов спросил:
– Что же, будем биться или мириться? Горный кишлак окружен. Сдавайся. Иначе всех перебью.
– Слушай, командир, – начал по-русски Шараф, – я знаю русский язык, а все здесь сидящие не понимают. Ты один, а нас триста… – Это ложь, – спокойно возразил Максимов. – У тебя двадцать шесть басмачей и сто неучей. У меня двести бойцов. Хочешь, я докажу? Я докажу, – громко повторил Максимов по-киргизски, – что вы окружены. Пойдем!
Выйдя во двор, он два раза выстрелил из маузера. Дробь пулемета донеслась слева; провизжавшие над головой пули заставили некоторых басмачей броситься плашмя на землю.
Максимов выстрелил три раза, и пулемет заскрежетал справа. Шараф льстиво улыбнулся.
– Я пошутил, – сказал он. – Я ведь нарочно привел басмачей сдаваться. Я советский.
Все затаили дыхание, ожидая, что будет дальше. – Я так и знал, – сказал Максимов. – Распорядись, чтобы басмачи сдали оружие. Я не хочу вашей крови.
Рахим первый вышел вперед и демонстративно бросил карамультук. За ним бросил свой нож Кучак.
– Слушайте меня, друзья, – обратился Шараф. – Судьбы, ниспосланной аллахом, никто не изменит. Я не хочу вашей гибели. Сдадим же оружие!
Ропот послышался среди басмачей, но открыто недовольных было мало. Басмачи растерялись. Уж очень все произошло неожиданно. Лучше остаться живыми, отдать оружие и бежать, а там видно будет. – Пусть начальник даст обещание, что нас оставит в живых, – раздался голос из толпы.
– Обещаю, – несколько помедлив, сказал Максимов, – но я не ручаюсь за тех, кто уйдет с оружием в руках.
– Поклянись! – закричал какой-то старик.
Максимов усмехнулся и произнес на память клятву из корана: – «Клянусь горою, клянусь писанием, начертанным на развернутом свитке, клянусь населенным домом, клянусь высоким небесным сводом, клянусь взволнованным морем: действительно казнь от господа твоего поразит, и никто её не предотвратит». – Правильно! – сказал пораженный старик.
– Он действительно шайтан! Шайтан! – раздались испуганные голоса. – Откуда русскому знать коран?
Шараф снял саблю и кобуру с револьвером и бросил на землю. Максимов потрепал Шарафа по плечу, поднял его саблю и отдал ему со словами:
– Ты мне сам сказал, Шараф, что ты советский и нарочно привел басмачей сдаваться. Носи на здоровье. Раз ты советский – значит, запишешься в мой отряд.
В толпе послышался ропот. Раздались возгласы: «Измена! Бежим!» Несколько вооруженных басмачей побежали к горам. Максимов сделал вид, что не замечает беглецов. Шараф, встречая гневные взгляды басмачей, понял, что для него единственным спасением было временно остаться под охраной Шайтана.
– Конечно, я буду помогать тебе, – растерянно ответил Шараф. – Я верю вам, – сказал Максимов, обращаясь к басмачам, бросавшим в кучу оружие. – Я докажу, что верю. Вы сами будете охранять свои винтовки, пока придет отряд!
В толпе раздались изумленные восклицания.
– Вот ты, – сказал Максимов, обращаясь к Рахиму, – и ты, – он показал на Кучака, – вы первые бросили оружие. Возьмите винтовки и оберегайте остальное.
Вскоре на лугу возле сданного оружия остались только Рахим и Кучак. Басмачи разбежались.
Горный кишлак был освобожден, банда рассеяна. С гор доносились выстрелы. Максимов знал, что это бойцы ловят убежавших с оружием басмачей. В его руках был Шараф. Вероятно, Шараф знает многое. Наверное, он сможет сказать, о каком взрыве говорится в фирмане.
VI
К вечеру весь отряд собрался в кишлаке. Двух раненых бойцов положили в доме погибшего милиционера, по просьбе вдовы. Максимов приказал Федорову выстроить кавалеристов в пешем строю во дворе чайханы, занятой взводом, и сменить Кучака и Рахима, карауливших трофейное оружие, снесенное в помещение сельсовета.
Кучака сменили. После дня, проведенного столь необычно и бурно, он устал и хотел есть. Кучак прилег здесь же, но прибежал сердитый боец и приказал следовать за ним.
