Они появляются в полночь - Хэйнинг Питер (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью txt) 📗
Случилось все в 1840 году, когда волна возрождения готики докатилась и до Саутминстерского собора.
— Ох и сколько же всяких чудных вещей пропало тогда, сэр, — вздохнул с сожалением Уорби. — Мой покойный папаша, так он ушам своим не поверил, когда ему приказали расчистить хоры. К нам в ту пору назначили как раз нового настоятеля — декан Берскоф его звали, — а папаша-то в свое время работал учеником в одной очень почтенной столярной фирме, и уж кто-кто, а он отлично разбирался в подобных вещах. Это ж варварство какое, бывало, возмущается: все замечательные дубовые панели стенной обшивки в прекрасном состоянии, будто их только что установили, резные гирлянды с растительным орнаментом, листья там, фрукты всякие, а чудная позолота на геральдических щитах с гербами, на трубах органа — все, все до последней резной завитушки отправилось на плотничий двор, на дрова, можно сказать! Ну, или почти все — кое-что все-таки сохранилось: несколько мелких вещичек в часовне Богородицы, да вот эти фрагменты над камином. В общем, я, может статься, могу и ошибиться в чем, но для меня наш клирос никогда уже не выглядел так, как прежде. Но, понятное дело, сразу многое стало известно об истории собора, и что уж точно, так это то, что собор нуждается в срочном ремонте. Несколько зим подряд, случалось, года не пройдет, как какой-нибудь бельведер обрушится.
Мистер Лэйк не преминул выразить полное свое согласие со взглядами мистера Уорби на реставрацию, но не хотел бы останавливаться на этой теме подробно, иначе они так и не дойдут до собственно рассказа. Вполне возможно, он ясно дал это понять рассказчику, поскольку тот поспешил заверить его:
— Не беспокойтесь, сэр, я, без сомнения, могу часами разговаривать на этот предмет — да я так и делаю, когда подворачивается удобная возможность. Но что до декана Берскофа, то он точно имел пунктик насчет готического стиля: подавай ему готику — и все тут, ни в какую. И однажды утром он назначил моему папаше встретиться с ним на клиросе, вернулся, значит, переодевшись в ризнице, и принес с собой какой-то рулон бумаги. Служитель тогдашний притащил стол, и они развернули на нем свиток, а края прижали молитвенниками, и папаша в том им помогал. А как развернули окончательно, так отец живо смекнул, что это изображение внутреннего убранства хоров собора, а декан — джентльмен он был шустрый такой, говорливый, — он и говорит:
— Ну что, Уорби, каково ваше мнение на этот счет?
— А что? — это папаша ему, — я, господин декан, не имею удовольствия знать этот интерьер. Может быть, это из Херефордского собора, а?
— Нет, Уорби, — отвечает декан, — это будущий вид Саутминстерского собора, точнее, таким мы надеемся его увидеть в самом скором времени.
— В самом деле, сэр, — все, что ему папаша на это ответил. — А что он еще мог сказать господину декану? Мне-то он, помнится, частенько рассказывал, что у него ноги чуть не подкосились, когда он обвел взглядом тогдашнее убранство клироса — я ж помню, как там было все красиво, удобно — и переводил взгляд на эту гнусную картинку, как он ее обзывал, нарисованную каким-то безмозглым лондонским архитектором. Да вы сами все сразу поймете, сэр, когда посмотрите на этот старинный вид.
Уорби принес снятый со стены оттиск гравюры, заключенный в рамку.
— Так вот, этот самый декан и вручает папаше копию распоряжения соборного капитула, где сказано, что ему предписывается, значит, расчистить клирос, чтобы было как шаром покати, чтоб ничего не мешало новым отделочным работам, которые они, значит, предполагали провести по чертежам городских архитекторов, да чтоб он поторопился сколотить бригаду плотников на предмет демонтажа прежнего убранства. А теперь, если вы приглядитесь к этому интерьеру, сэр, вы, несомненно, обратите внимание на то место, где раньше стояла кафедра, прошу вас.
На гравюре и в самом деле была различима необычайных размеров деревянная конструкция с островерхим навесом, венчающим ее, стоявшая на самой восточной оконечности рядов сидений для важных особ, расположенных в алтаре к северу от клироса, лицом к трону епископа. Уорби продолжал давать пояснения: службы, как выяснилось, велись во время проведения демонтажа деревянных украшений на хорах прямо в нефе; мальчики из церковного хора, так сильно рассчитывавшие на каникулы, были разочарованы, А на органиста вообще пало подозрение в том, что он-де нарочно устроил поломку в механизме временного органа, который за солидную сумму выписали аж из самого Лондона.
Разрушительные работы начались с убранства клироса и органных хоров, затем постепенно стали продвигаться на восток, сметая на своем пути, как отметил Уорби, многочисленные искусно выполненные предметы старины. Пока разворачивалась вся эта история, члены кафедрального капитула неоднократно посещали собор, и очень скоро для старшего Уорби стало ясно, что в капитуле, а в особенности среди каноников из числа высшего духовенства, мнения о будущем убранстве собора и о проводимой капитулом политики разделились на два диаметрально противоположных лагеря. Одни пророчили себе неминуемую гибель от простуды, которую они несомненно подхватят, лишившись защиты экрана, отделявшего задние ряды сидений от нефа, в котором постоянно гуляли сквозняки; другие были недовольны тем, что оказались выставлены на обозрение людям, находящимся на хорах и в боковых приделах, в особенности, по их словам, во время проповедей, которые они находили предпочтительным выслушивать в позах, которые бы могли быть истолкованы неправильно досужим наблюдателем. Самая же крайняя оппозиция проекту переустройства храма была представлена самым пожилым членом клира, который до самого последнего момента возражал против снесения кафедры.
— Вам не следует трогать кафедру, господин декан, — изрек он однажды утром, когда они стояли перед деревянным сооружением, — вы не знаете, к каким тяжелейшим последствиям может привести такой шаг, какие несчастья могут последовать за ним.
— Несчастья? — удивился тот. — Но ведь она не представляет никакой художественной ценности, господин каноник.
— Не называйте меня каноником, — сухо оборвал его старец. — Вот уже тридцать лет, как все зовут меня доктор Эйлоф, и я не потерплю, чтобы ко мне адресовались как-нибудь иначе. Что же касается кафедры, с которой я тридцать лет подряд читал пастве проповеди, — хотя к делу это отношения, положим, не имеет никакого, — все, что я вам скажу — это то, что я знаю, что вы поступаете неправильно, убирая ее с этого места.
— Но какой же, скажите, смысл, уважаемый доктор, оставлять ее на прежнем месте, если мы переоборудуем все хоры в совершенно ином стиле? Я взываю к вашему рассудку и здравому смыслу, не упоминая даже того, как кафедра выглядит со стороны.
— Рассудок, рассудок! — вспылил престарелый доктор Эйлоф. — Да если бы вы сами прислушивались к голосу рассудка, а не призывали это делать всех и каждого, мы бы, возможно, и достигли взаимопонимания в некоторых вопросах. Типичная ошибка молодости — я могу так говорить безо всякого желания выказать вам хоть малейшее неуважение, господин декан. А больше мне вам сказать нечего.
Пожилой джентльмен заковылял прочь, и больше его никто в соборе не видел. Время года было необычайно жаркое, затем внезапно погода испортилась. И самым первым нас покинул именно доктор Эйлоф, которого однажды ночью поразила некая хвороба мышц грудной клетки. Умирал он, говорят, в муках. На многих службах, отслуженных в соборе, количество мужчин и мальчиков было весьма незначительным.
Тем временем кафедру снесли. Следует отметить, что часть навеса сохранилась в виде стола в летнем доме придворцового парка. Вся операция по демонтажу кафедры была осуществлена буквально через час-другой после решительного протеста, заявленного доктором Эйлофом. Когда разбирали основание деревянной конструкции — довольно трудоемкое предприятие, — взору присутствующих открылось неизвестное надгробие, что, естественно, вызвало оживление среди плотников. Разумеется, это было то самое надгробие, к которому мистер Уорби пытался привлечь внимание мистера Лэйка. Тщательные поиски в архивах собора были предприняты для того, чтобы установить имя погребенного, но они не увенчались успехом; с той самой поры захоронение в алтаре так и осталось безымянным. Основание кафедры было воздвигнуто так, чтобы не повредить надгробие, поэтому тот незамысловатый орнамент, которым оно и было украшено, совершенно не пострадал. Лишь с северной стороны виднелось что-то похожее на поломку: зазор между двумя каменными плитами, составлявшими эту сторону гробницы. Шириной дюйма в два-три. Каменщик Палмер получил указания в недельный срок заделать щель заодно со всякими другими работами, которые он должен был сделать в этой части клироса.
