Джура - Тушкан Георгий Павлович (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений .txt) 📗
– Ты ещё не все понимаешь, – вмешался Козубай. – Ты не понимаешь того, что значит явиться вовремя! А ты явился как раз вовремя.
– Врагов будем преследовать, – сказал Максимов. – Мне сообщили, что пограничники отрезали им пути отступления с востока и юга. Отступление с севера отрезано также. Басмачи рассеяны. Много перебито и ещё больше взято в плен, но это полдела. Тагай, Кзицкий, имам Балбак и многие другие успели скрыться в горах. Сейчас же организуем пять групп преследования. Командиры – Федоров, Наганчик, Муса, Джура и Уразалиев со своими комсомольцами. Отличившиеся будут награждены. Кроме этих групп, будут преследовать басмачей и пограничники. Вы хорошо знаете здешние горы – вам и карты в руки.
– Наконец-то я смогу свободно гнаться за Тагаем! – сказал Джура. – Живым или мертвым, а я его доставлю.
– Помни, Джура, – сказал Максимов, – в первую очередь надо поймать имама Балбака, человека со стеклянным глазом в правой глазнице. Если у тебя будет выбор – Тагай или Балбак, лови Балбака.
– Козубай, – шепнул Джура, – отпусти со мной Саида. Он лучше всех знает тайные тропинки. (Козубай досадливо поморщился.) Я очень прошу, он мой друг, и он мне нужен. Я уверен, мне он поможет.
– Бери, если настаиваешь, – после небольшого раздумья сказал Козубай. – Возьми Чжао, Тага и ещё нескольких бойцов и пулемёт. Лучше, если будет небольшая боевая группа. Лошадей возьми басмаческих и сейчас же выезжай. Только тебе даем свободный маршрут… Ну, я верю тебе.
Саид выбрал лучших лошадей. Он очень радовался предстоящей поездке, и эту радость разделяли все: и Таг, и Чжао, и Джура. На следующее утро отряды выехали по указанным им маршрутам.
VI
Был тихий вечер. Зейнеб сидела у костра и переговаривалась с Абдулло-Джоном.
Со двора послышался шум. Кто-то громко кричал: – Да знаете, кто я? Эй, не хватайся за карабин! Назад! Не подходите! Чуть что, бомбу швырну. Знаете, что такое бомба? Как рванет – и всех вас к аллаху… Ведите меня к командиру. Пошевеливайтесь! Я самый большой начальник, а сзади меня огромный отряд. Я над вашими начальниками начальник.
Зейнеб, Абдулло-Джон и Мамай быстро встали.
Послышалось пыхтение, и в кибитку вошел полный киргиз небольшого роста, в черном шелковом халате. Через его плечо висел маузер, в левой руке он держал карабин, в правой – гранату. – Длиннорукий! – радостно сказал Мамай.
– Да это Кучак! Здравствуй, Кучак! – закричала Зейнеб и, завизжав от радости, подбежала к нему и крепко его поцеловала. – Это Кучак! Это Кучак!
– Ого, Зейнеб, здравствуй! Какая ты красивая стала! А трудно меня узнать? Халат какой, ты пощупай: шелковый! А сапоги видала? Нет, ты посмотри!… Зови всех наших, пусть смотрят на меня, – сказал Кучак. – И дайте мне поесть, я отощал, как сурок зимой. Там, внизу, мой отряд – сто человек. Пусть сюда их приведут, накормят, напоят. Сам Максимов послал меня сюда. «Спаси, говорит, кишлак». Я пошел, со мной сотня бойцов-удальцов. И с джигитами добротряда мой помощник Муса.
– Отряд из бывших басмачей? – быстро спросил Абдулло-Джон. – Нет, из джигитов добротряда, из сарыкольских комсомольцев. Басмачей не берем. Помогаем пограничникам! А, – сказал Кучак, несколько сбавив тон, – да ты сам добротрядец! – Не ожидая приглашения, он запустил руку в котел и вынул баранью ножку. – Я всех басмачей знаю. Это я их разогнал. Почему я не вижу айрана? Где айран?
Абдулло– Джон вышел.
Женщины вбегали в юрту и обнимали Кучака.
– Задавите! – сказала Зейнеб и вдруг заскучала. На первых порах она очень обрадовалась Кучаку. Но сейчас она потеряла последнюю надежду. Если Кучак пришел один – значит, Джуру убили… ещё там… в Кашгарии… в яме, после неудачной попытки бежать. Когда она услышала об этом от старухи Курляуш, то чуть не сошла с ума. Со слов Мамая – первого сдавшегося женщинам басмача – о длинноруком смутьяне из кишлака Мин-Архар Зейнеб сразу поняла, о ком идет речь. И все же надеялась на чудо. А вдруг не Кучак, а Джура! И вот длиннорукий Кучак здесь, живой и здоровый. Судьба! – Пусть давят, – ответил Кучак, не переставая есть. – Что это за бабье войско? Мой друг Максимов смеяться будет. – Многие басмачи до сих пор скалят зубы. Пойди посмотри на черепа под скалой, – обиженно ответила Зейнеб. – Так это вы их?
– А кто же?
Абдулло– Джон ввел в юрту десять пленных.
– Ты, Кучак, был в крепости – может быть, ты их знаешь? – спросил Абдулло-Джон.
Кучак молча ел, внимательно осматривая вошедших. Пленные стояли опустив головы. Некоторые были в шелковых цветных халатах, в богато расшитых тюбетейках, а на одном, прятавшемся позади остальных, красовалась белая шелковая чалма, закрывавшая часть лица. Кучак старался и не мог вспомнить, где он его видел. – Ну? – торопил его Абдулло-Джон.
– Этих знаю, – сказал Кучак, показывая костью на пленных. – Вот этот из-под Мургаба, вечно голодный и потому злой. В кабале у своего бая, семья у него большая. Я ему предсказал, что если будет меня слушать, то попадет домой. Этот, – показал Кучак ножом на низенького брюнета, – этот таджик из Кала-и-Хумба. Он, когда стреляет, закрывает глаза и голову прячет вниз. Этот, – кивнул Кучак на толстого, с отвисшими губами басмача, – этого я знаю: это подлая лисица, он все подслушивал, что говорили другие, и сразу бежал к Тагаю рассказывать. Из-за него человек пять пропало. Кучак всматривался, стараясь разглядеть человека в белой чалме.
– Эй, эй, белая чалма, ты куда? – поспешно крикнул он. Человека в белой чалме вытолкнули из толпы к Кучаку. – Я бедный человек, я темный… – говорил тот тихо. Кучак вдруг быстро вскочил. Бросив нож, он протянул руку к кобуре. Пленные попятились. Басмач в белой чалме бросился в толпу пленных, растолкал всех и выбежал из кибитки. За ним помчались несколько человек из отряда Абдулло-Джона.
– Держи, лови! – с мольбою в голосе закричал Кучак, выскакивая вслед за ним из кибитки и стреляя вдогонку. Он видел, как человек помчался по склону, и сам побежал за ним.
Вскоре Кучака догнала Зейнеб со сворой собак: – Найдем по следу!
Они добежали вслед за собаками до горной реки. Собаки растерянно метались по берегу и лаяли. Кучак бил себя кулаком по голове и говорил, чуть не плача:
