Тереза Ракен. Жерминаль - Золя Эмиль (книги бесплатно без регистрации txt) 📗
— Хорошо, я сейчас… Ступайте, — ответила Сесиль.
И она осталась одна со стариком. Ее удерживала тут странная мысль, которая приводила ее в ужас и сковывала: ей казалось, что она узнает этого старика. Где же она видела это широкое и угловатое лицо с черными точками каменного угля. И вдруг она вспомнила ревущую толпу, теснившуюся вокруг нее, и этого старика, почувствовала, как его холодные руки стиснули тогда ее шею. Да, это он, нет сомнения… И Сесиль смотрела на его руки, большие натруженные руки, лежавшие на коленях, как всегда держат их углекопы, присев на корточки в минуту отдыха, руки, вся сила которых была в кистях, еще крепких даже в старости. Бессмертный словно постепенно пробуждался от сна, наконец заметил ее и тоже устремил на нее пристальный взгляд. Лицо у него вспыхнуло, от нервного подергивания искривился рот, из которого тонкой струйкой текла черная слюна. Они как зачарованные смотрели друг на друга: она — цветущая, пышная, румяная, выросшая в неге, в безделье и благоденствии сытого жития племени богатых трутней, а он — опухший от водянки, безобразный и жалкий, как замученное животное, жертва изнурительного труда и голода, которые из поколения в поколение целое столетие были уделом его рода.
Десять минут спустя Грегуары, удивляясь, что Сесиль все нет, вернулись к Маэ, и тогда раздался истошный крик матери и отца. Их дочь лежала на полу задушенная, с посиневшим лицом. На шее у нее виднелись багровые отпечатки пальцев, словно горло ей стиснула чья-то гигантская рука. Старик Бессмертный не устоял на полумертвых своих ногах и рухнул рядом с удавленной, не в силах подняться. Пальцы у него все еще были скрючены; широко раскрытые глаза смотрели на людей бессмысленным взглядом. Падая, он разбил свою плошку, зола рассыпалась, и мокрая грязь, смоченная черными плевками, забрызгала пол. Пара огромных прочных башмаков чинно стояла у стены.
Так и не могли установить в точности обстоятельства преступления. Зачем Сесиль подошла к Бессмертному? Как мог этот старик, пригвожденный к стулу, схватить ее за горло? А сделав это, он, вероятно, рассвирепел, стискивая пальцы все крепче, заглушая ее крики, упал на пол вместе с ней и душил до тех пор, пока она еще хрипела. Ни малейшего шума, ни одного стона не слышно было сквозь тонкую стенку, отделявшую комнату от жилья Леваков. Пришлось предположить внезапный припадок буйного помешательства: необъяснимую тягу к убийству, овладевшую больным при виде белой девичьей шеи. Такое зверское преступление немощного старика было просто непостижимым: ведь он всю жизнь прожил так честно, был таким славным и покорным тружеником, чуждался новых взглядов. Какие же давние обиды, неведомые ему самому, накопившиеся где-то в тайниках его существа, постепенно ожесточавшие его, как отрава, бросились ему в голову? Самый ужас этого убийства наводил на мысль, что оно совершено бессознательно, — это было преступление сумасшедшего.
Стоя на коленях, Грегуары рыдали, задыхаясь от горьких слез. Сесиль, обожаемая дочь, долгожданное дитя, взращенная в холе, в довольстве, их дочь, для которой они готовы были отдать все свое достояние, на которую они любовались, когда она спала в своей постельке или кушала за столом, и так боялись, что она мало ест, что она похудеет! Поистине это было крушением всей их жизни: к чему им теперь жизнь без нее?
Жена Левака в ужасе кричала:
— Ах ты старик проклятый! Да что же он натворил! Кто бы мог ждать от него этакого злодейства! А сноха-то его только вечером вернется! Обождите, я за ней сбегаю!
Отец и мать, убитые горем, не отвечали:
— Так я сбегаю? Пожалуй, оно лучше будет… Обождите.
Но, направляясь к двери, жена Левака заметила башмаки, принесенные старику. Весь поселок был в волнении, перед домом сгрудилась толпа. Пожалуй, еще украдут башмаки. А в этом-то доме некому их носить, мужчин тут теперь не осталось. И жена Левака потихоньку утащила башмаки. Бутлу они, наверно, будут впору.
В Рекильяре супруги Энбо долго ждали Грегуаров, беседуя с Негрелем. Он нарочно поднялся из шахты и теперь сообщал им некоторые подробности: есть надежда, что к вечеру удастся пробиться к узникам, но, вероятнее всего, спасатели найдут лишь трупы, — ведь там царит теперь мертвое молчание. Мать Катрин, сидевшая на балке, позади инженера, прислушивалась, бледная как полотно, и тут вдруг прибежала жена Левака, рассказала, что сделал старик. Маэ ответила лишь нетерпеливым жестом, но все же пошла за нею.
Госпожа Энбо лишилась чувств. Какой ужас! Бедненькая Сесиль! Всего лишь час тому назад она была такая веселая, оживленная! Пришлось увести г-жу Энбо о лачугу старика Мука. Неумелыми руками муж расстегнул ей лиф, с волнением вдыхая запах мускуса, исходивший от обнажившейся груди. А когда его супруга с рыданием бросилась на шею Негрелю и крепко обняла молодого инженера, потрясенного этой смертью, вдруг расстроившей его брак, обманутый муж смотрел, как они плачут, и в его сердце улеглась тревога. Страшное несчастье все уладило: г-н Энбо предпочитал терпеть возле жены своего племянника, опасаясь, что увидит на его месте собственного кучера.
V
Люди, брошенные в шахте на произвол судьбы, выли от ужаса. Вода доходила им до пояса. Рев потока их оглушал, грохот падавших остатков сруба, казалось, возвещал конец света, и совсем сводило их с ума ржание лошадей, запертых в конюшне, ужасный предсмертный вопль животных, которых убивают.
Мук выпустил Боевую. Старая лошадь дрожала и, широко открыв глаза, смотрела на все прибывавшую воду. Рудничный двор быстро затопило. При тусклом свете трех ламп, еще горевших под каменным сводом, видно было, как вздувается быстро бегущий зеленоватый поток. И вдруг, когда лошадь почувствовала, как эта ледяная вода смолила ей шерсть на брюхе, она понеслась, высоко вскидывая ноги, умчалась бешеным галопом и исчезла в глубине откаточного хода. Вслед за нею бросились бежать и люди.
— Ничего здесь не выйдет! — кричал Мук. — На Рекильяр держите!
Всех окрылила надежда спастись, выбравшись через соседнюю шахту, если только они успеют добраться туда, пока пути не отрезаны. Двадцать погибающих, толкая друг друга, бежали вереницей, высоко поднимая лампы для того, чтобы их не загасила вода. К счастью, выработка полого поднималась, и когда беглецы, боровшиеся с наводнением, прошли метров двести, вода уже не захлестывала их. В душах несчастных пробудились древние суеверия, и они заклинали землю пощадить их. Кто же, как не она, мстил за то, что ей перерезали артерии: оттого и хлынула вода — кровь земли, текущая по ее жилам. Какой-то старик бормотал полузабытые молитвы и выставлял в виде рогов согнутые большие пальцы, желая успокоить злых духов, царящих в шахтах.
У первого же разветвления выработки начались разногласия. Конюх призывал свернуть налево, другие уверяли, что надо идти вправо — так они значительно сократят путь. Потеряли на пререкания целую минуту.
— Ну и подыхайте тут, мне наплевать, — грубо крикнул Шаваль. — Я сюда пойду.
И он двинулся направо, двое углекопов последовали за ним. Остальные продолжали бежать за Мукой, который вырос в Рекильярской шахте. Однако он и сам колебался, не зная, куда сворачивать. У всех в голове помутилось, старые углекопы не узнавали знакомых штреков, которые тянулись перед ними, словно спутанные нити клубка. На каждом перекрестке в раздумье останавливались, а ведь надо было решать немедленно.
Этьен бежал последним, его задерживала Катрин, которую сковывали усталость и страх. Сам он тоже повернул бы вправо, как и Шаваль, считая, что тот выбрал верный путь. И все же он нарочно не пошел с Шавалем, пусть даже из-за этого пришлось бы навеки остаться под землей. А группа спасавшихся все таяла, люди сворачивали по своему разумению в тот или иной ход, и за стариком Муком бежало только семь человек.
— Обхвати меня за шею, я тебя понесу, — сказал Этьен, видя, что Катрин совсем ослабела.
— Нет, оставь! — тихо ответила она. — Я больше не могу… Лучше сразу умереть.
