Старое предание (Роман из жизни IX века) - Крашевский Юзеф Игнаций (чтение книг .txt) 📗

— Немало достанется после них одежды моим людям, а мне земли и коней… Славная пирушка, на такую не жаль и меду!

Он снова захохотал.

— Выпей-ка и ты меду, рыжая морда! — вдруг заорал он.

Хенго, низко кланяясь, отнекивался, но это не помогло… Отрок поднёс ему огромный кубок, а когда он отшатнулся, князь велел силком влить ему в глотку. Его схватили двое молодцов и с хохотом влили в разжатый пальцами рот. Поблагодарив за угощение, он хотел уйти, испугавшись за свою голову, но князь сел на лавку и подозвал его к себе. Немец подошёл к ступеням и смиренно встал.

— О том, что ты видел, расскажешь старому графу, — говорил сонным голосом князь, — а я, как начал, так и кончу… Не увернутся от меня эти гордецы… А сыновья найдут дома мир и тишину. Чересчур уж расходились кметы… пришлось их обуздать… Скажи, что я их не боюсь… и обойдусь без помощи… а этих гадов и змей я уже немало передушил и истреблю всех до единого…

Словно припомнив что-то, он поманил к себе Хенго пальцем; немец послушался. Князь перегнулся к нему через перила.

— Видел ты моих сыновей? Выросли они?.. — засыпал он немца вопросами, на которые тот не успевал отвечать. — Верно, большие стали?.. А сильны? В мать уродились, красивые, или в отца? Не изнежат их там? А в походах они бывали?

Хенго что-то шептал в ответ, подлаживаясь к желаниям князя, которого он боялся, но князь уже дремал, глаза его слипались… Он забормотал про себя:

— Я вам учиню порядок… Я вам порядок наведу… за бороды велю вешать у дороги… Я один тут господин и князь… моя воля, не ваша… Вон эту падаль… вон!..

Вдруг он открыл глаза, заметил смиренно стоявшего Хенго, припомнил, кто это, и усмехнулся

— Видал ты охоту, а? Славная добыча… Крупная дичь… воронам будет что поклевать.

Он затянул вполголоса песню и снова задремал.

— Одному племянничку выкололи глаза… осталось ещё двое, но и этих мне доставят… затеяли заговор против меня… Я жизни его не лишил… пусть гниёт в темнице…

Князь принялся считать по пальцам:

— Войтас… Жирунь… Гезло… Курда… Мстивой… пять дворов. Завтра же велю пригнать баб… и скотину…

Он смеялся, бормотал себе под нос и снова дремал. Хенго не смел пошевельнуться без позволения. Из-за угла башни высунулся Самбор: ему не спалось, и он прокрался сюда, чтобы увидеть князя… Услышав бормотание и смех, а может, и отдельные слова, он с ненавистью поглядел на него, тряхнул головой и, никем не замеченный, возвратился в избу.

Между тем князь, свесив голову на перила, уснул крепким сном. Раздался густой храп, и из дверей тотчас вышла женщина в повойнике и с ней два отрока. Подхватив князя под мышки, хоть он и противился спьяна, они чуть не волоком увели его в опочивальню… за ними захлопнулась дверь.

Хенго почувствовал, как отяжелела у него голова от меду, и испугался: хватаясь за стенки, он едва живой дотащился до своих лошадей и лёг на солому.

Во дворе погасли огни, только луна освещала чёрные лужи крови и крыльцо, на котором ещё стонало несколько раненых. Они истекали кровью, но, опьянев от меду, не чувствовали, как жизнь уходит из них. Челядь, смеясь, показывала на них пальцами.

— Так и со всеми с ними будет… с кметами, жупанами да владыками [26], что противятся князю.

Их оставили медленно умирать. Смерд обошёл все уголки двора, остальная челядь поплелась спать. Было уже поздно, после шумного пира в городище воцарилась тишина, только выли собаки, почуяв трупы и кровь, да вороны, протяжно каркая, то летели к озеру, то возвращались на башню, где были их гнёзда.

Утром, когда Хенго проснулся, было уже светло, над ним стоял Герда и взволнованно теребил его за рукав: князь желал видеть немца.

Наскоро умывшись, Хенго поспешил к князю и застал его в горнице одного за столом, на котором стояли чаши с мёдом и пивом и на блюде лежало жареное мясо. С мрачным видом князь поднял на немца налитые кровью глаза и долго смотрел на него, не говоря ни слова.

— Мне уже известно, зачем тебя сюда прислали, — начал надменно князь. — Скажи им от меня, что я благодарю… Но в помощи их пока не нуждаюсь, а если дойдёт до этого, я сам кликну. Предпочитаю обойтись без них… даром, я знаю, они не пойдут, а заткнуть им пасть нелегко… Я-то их знаю… Поезжай немедля, передай поклон… Сыновьям скажи: пусть учатся воевать… и растут на здоровье… а домой они возвратятся, когда я велю, теперь ещё не время… Мне тут ещё немало придётся поскрести, пока я выведу эту нечисть… Старому графу скажешь, чтоб не беспокоился… Верно, что народ тут дикий и привык к свободе, но я сумею её урезать.

Он опорожнил чашу и, подперев голову рукой, задумался, потом презрительно поглядел на немца и отослал его прочь.

Едва Хенго вышел из княжеских покоев, как тот же отрок, что и вчера, позвал его с товаром к княгине. Хенго взял свой тюк и поплёлся во второй двор, где его, как и накануне, ждала бледная княгиня, окружённая женской свитой. Их унылые лица, должно быть, ещё недавно блиставшие красотой, уже увяли и были бледны, как у самой княгини. Хенго знал, где и чем торговать. В хате Виша он показывал только дрянные изделия из красной и жёлтой меди, здесь же достал серебряные перстни и даже золотые цветы и листики, вырезанные из тонких пластинок, которые было в обычае нашивать на платья. Женщины слегка разрумянились при виде блестящих безделушек; присев на корточки, они брали их в руки и прикладывали к платьям, чтобы посмотреть, хороши ли они на чёрном. Хенго оглянуться не успел, как чуть не весь его товар расхватали по рукам. Он стоял, не смея слова сказать, когда отрок отворил дверь и вошёл князь в шапке, надвинутой на брови. Уже с порога он посмотрел на женщин и улыбнулся молоденьким, не сводя с них загоревшегося взора. Бросил взгляд и на товар, но весьма презрительно, а когда княгиня заметила, что всё это годилось бы её девушкам, он, смеясь, велел немцу оставить принесённое добро.

Купец не отважился даже заикнуться о мене или вознаграждении, а князю, видно, это и в голову не приходило. Однако, когда Хенго, желая спасти хоть остатки своего товара, стал завязывать суму, князь как бы вскользь сказал:

— Передай графу, что мы приняли это как дар его Брунгильде… пусть он тебе заплатит. А тебе тут нечего околачиваться… Убирайся без оглядки подобру-поздорову…

Князю не пришлось дважды повторять свой совет: мрачно насупясь, немец направился к дверям, но, едва он вышел, княгиня, должно быть сжалившись над ним, послала девку сказать ему, чтобы он не тужил — она сама вознаградит его за взятый товар. Хенго остановился в сенях; вскоре к нему подошла какая-то старуха и молча повела за собой в кладовую. Тут висели связки шкур и лежала наваленная грудами тьма всякого добра. Уверясь, что его не совсем оберут, Хенго на радостях подарил ключнице серебряную цепочку, получив за это разрешение брать сколько вздумается, взвалил на спину с десяток шкур и поспешил к лошадям.

Какая-то тревога в городище, шум и крики у ворот побуждали его не мешкать и уходить отсюда, пока не отняли его добро вместе с жизнью. В первом дворе ещё явственнее слышался доносившийся из-за вала многоголосый гул.

Ворота были заперты, княжеская челядь охраняла мост и ход на плотину. К воротам теснилась огромная толпа, в которой Хенго разглядел женщин и каких-то людей верхами.

Смерд и его подручные разгоняли бичами и копьями напиравшую толпу. Со всех сторон раздавались жалобы, плач, проклятия и угрозы.

То были семьи кметов и владык, вчерашних гостей князя. До них уже дошла весть о смертной трапезе… Отпираться было невозможно: скрюченные, полуголые трупы плавали у плотины, иных волной выбрасывало на берег. Женщины с рыданиями простирали к ним руки и, упав на колени, рвали на себе волосы.

Это были трупы их отцов и мужей. Сыновья и братья, прискакавшие верхом, находились тут же; скрежеща зубами, они осыпали проклятиями ненавистного Хвостека.

Шум все усиливался и, должно быть, донёсся до слуха князя: он вышел на крыльцо и, подбоченясь, угрюмо смотрел на свою челядь, препиравшуюся с толпой на мосту и плотине.