Мартин Иден. Рассказы - Лондон Джек (читаем книги .txt) 📗
В глубине сознания все время сидел тот же вопрос, как бы ему помочь, к этому она и клонила, но Мартин ее опередил.
— Может, вы дадите мне один совет? — начал он, и она с такой готовностью кивнула, что сердце Мартина заколотилось. — Помните, в тот раз я говорил, не могу я толковать про книги и про всякое другое, не умею? Ну, я после много про это думал. В библиотеку сколько много ходил, прорву книжек перебрал, да почти все мне не по зубам. Может, лучше начну я с самого начала. Учиться-то я толком не учился, никакой возможности не было. Сызмальства трудился до седьмого поту, а теперь, как побывал в библиотеке, глянул на книжки совсем другими глазами, да и книжки-то совсем другие, сдается мне, не те я книжки прежде читал. Понятно, не ранчо или там в кубрике и вот хоть у вас в доме книжки-то разные. А я одни те книжки и читал. Ну, и все равно… Не хвалясь скажу: не такой я, как они, с кем кампанию водил. Не то чтоб лучше матросов или там ковбоев, с кем по свету мотался… Я, знаете, и ковбоем был, недолго… только вот книжки всегда любил, читал все, что под руку попадет… Ну и вот… думал, что ли, по-другому.
Да, так к чему я гну-то. В таком вот доме я отродясь не бывал. А на прошлой неделе пришел и вижу все это, и вас, и мамашу вашу; и братьев, и всякое разное… ну, и мне понравилось, Слыхал я про такое, и в книжках тоже читал, а поглядел на ваш дом, ну, прямо как в книжках. Ну, и, стало быть, нравится мне это. Сам такого захотел. И сейчас хочу. Хочу дышать воздухом, какой в этом доме… чтоб полно книг, и картин, и красивых вещей, и люди разговаривают без крику, а сами чистые, и мысли у них чистые. Я-то весь век чем дышал — только и есть что жратва, да плата за квартиру, да потасовки, да попойки, только про это и разговор. Вон вы в тот раз пошли встречать мамашу, поцеловали ее, а я подумал: такой красоты сроду не видал. Я сколько много в жизни видал, а из других, кто кругом меня, почитай никто этого не видит, так уж получается. Я люблю видеть, мне охота видеть побольше.
Все до дела не дойду. А дело вот оно: хочу я пробиться к такой жизни, какая у вас в доме. Жизнь — это куда больше, чем нализаться, да вкалывать с утра до ночи, да мотаться по свету. Так вот, как мне пробиться? Как приняться, с чего начать? Сил-то я не пожалею, я, знаете, в работе кого хошь загоню и обгоню. Только вот начать, а уж там буду работать день и ночь. Может, вам смешно, мол, нашел, про что спрашивать. Уж кого-кого, а вас бы спрашивать не годится, понимаю, да только больше спросить некого… вот разве Артура. Может, его и надо было спросить. Если б я…
Голос ему изменил. Хорошо продуманный план споткнулся об ужаснувшее Мартина предположение, что спрашивать следовало Артура и что он оказался дурак дураком. А Руфь заговорила не сразу. Слишком поглощена она была усилиями понять, как же эта спотыкающаяся, корявая речь и примитивность мысли сочетаются с тем, что она читала в его лице. Никогда еще не заглядывала она в глаза, излучающие такую силу. Перед ней был человек, для которого нет невозможного, — вот что прочла она в его взгляде, и, однако, он не умеет толково высказать свои мысли. Одно с другим как-то не вязалось. Сама же она рассуждала слишком сложно, а соображала стремительно, и не способна была по справедливости оценить простоту. Однако уже в том, как он пытался высказаться, она уловила внутреннюю силу. Ей почудилось, его разум — исполин, что корчится; питаясь вырваться из оков. Когда она наконец заговорила, в ее лице светилось бесконечное сочувствие.
— Вы сами сознаете, чего вам не хватает: образования. Вам следует начать с самого начала — вернуться в среднюю школу, окончить ее, а потом поступить в университет.
— Но на это нужны деньги, — перебил Мартин.
— Ах да! — воскликнула она. — Об этом я не подумала. Но у вас, наверное, есть родные… кто-нибудь, кто мог бы вам помочь?
Он покачал Головой.
— Отец с матерью померли. Есть у меня два сестры… одна замужем, и вторая, сдается мне, скоро выйдет замуж. И еще полно братьев… Я самый младший… да от них никто подмоги не видал. Всегда только об себе думали, шатались по свету, искали, где более лучше. Старший помер в Индии. Двое нынче в Южной Америке, один в плаванье, китов промышляет, еще один с цирком бродяжит, на трапеции крутиться. И я, видать, вроде них. С одиннадцати годов сам об себе заботился… как мать померла. Выходит, самому надо учиться, да только надо мне узнать, с чего начинать.
— Мне кажется прежде всего надо взяться за грамматику. Вы говорите…. — она собиралась сказать «ужасно», но спохватилась и докончила — не очень грамотно.
Мартин покраснел, его бросило в пот.
— Ну да, по-матросски, и такое словечко, бывает, вверну вам не понять. Так ведь одни эти слова мне и даются. В голове-то есть и другие слова… из книжек понабрался… да выговорить не умею, потому и не говорю.
— Дело не столько в том, что вы говорите, сколько в том как именно говорите. Вы не сердитесь, что я с вами откровенная? Я не хочу, вас обидеть.
— Нет-нет! — воскликнул Мартин и в душе поблагодарил ее за доброту. — Валяйте. Должен я знать, так уж лучше от вас узнать, чем от кого еще..
— Ну так вот, вы говорите «чем от кого еще» или «кого ни то еще» вместо «кого-нибудь еще». Вы употребляете тавтологичные сочетания.
— А это чего такое? — требовательно спросил он, потом робко прибавил: — Видите, я даже не пойму, чего вы объясняете.
— Боюсь, я просто ничего не объяснила, — с улыбкой сказала она. — Вы говорите «более лучше». Прилагательное «лучший» в сравнительной степени нельзя сочетать со словом «более». В этом сочетании слово «более» избыточное, ненужное. Нельзя сказать: «Он одет более лучше», правильно в этом случае: «Он одет лучше».
— Все очень даже понятно, — сказал он. — А раньше мне было невдомек. «Я буду говорить лучше», а не «более лучше». Ясное. дело. Раньше мне было невдомек, а теперь уж больше никогда так не скажу.
Она обрадовалась и удивилась, что он так быстро и точно схватывает.
— Все это вы прочтете в грамматике, — продолжала Руфь. — Я и еще кое-что заметила в вашей речи Вы говорите «сколько много», когда надо сказать «как много» или просто — «много».
— Скажите пример, — попросил он.
— Нy… — Она задумалась, наморщила лоб, крепко сжала губы, а он смотрел на нее, и она казалась ему в эту минуту еще прелестнее. — Вот, например: «Сколько много книг я прочел», или «Я сколько много всего в жизни видал».
Он поворочал фразы в голове.
— Вам это не режет слух? — подсказала она.
— Видать, так неправильно, — не вдруг ответил он.
— Лучше не говорить «видать».
Как мило выговорила она это слово.
Мартин вспыхнул.
— И вы говорите «ложить» вместо «класть», — продолжала Руфь. — И «ихний» вместо «их» и «от их», «у их» вместо «от них», «у них».
— Как такое? — Он наклонился к ней, чувствуя, что перед всей этой ее мудростью впору стать на колени.
— Вы произносите…да нет, незачем все это перечислять. Вам необходима грамматика. Я сейчас возьму учебник и покажу, с чего начать.
Она встала, и в голове у него мелькнуло что-то из прочитанных в книжке правил поведения, и он неловко поднялся, опасаясь, то ли, что надо, делает, вдруг она подумает, будто он собрался уходить…
— Кстати, мистер Иден, — окликнула она его уже от дверей,
— что такое «нализаться»? Вы несколько раз так сказали.
— А, нализаться, — засмеялся он. — Жаргон это. Мол, вы напились виски, пива, или еще чего и захмелели.
— И еще одно, — Руфь тоже засмеялась. — Не употребляйте «вы» в безличных предложениях. «Вы»— очень личное местоимение, и сейчас вы сказали не совсем то, что намеревались.
— Не пойму я, о чем вы.
— Ну как же, вот вы сказали мне, мол, «вы напились виски, пива… и захмелели», Получается, что это я захмелела, понимаете?
— А вы бы не захмелели?
— Разумеется, захмелела бы, — с улыбкой ответила Руфь. — Но было бы вежливей, если бы вы ничего подобного мне не приписывали. В таких случаях предпочтительней обходиться без местоимений.
