Церковное привидение: Собрание готических рассказов - Барэм Ричард Харрис (читать книги .txt) 📗
И он завел длинную сбивчивую речь, из которой я не понял ни слова. Вначале он, как мне послышалось, многословно толковал о Ханаане, потом сменил тему и заговорил о Прозерпине, [361] знакомой мне по стихотворению мистера Мэтью Арнольда. Если б не его бледное, искаженное мукой лицо, я решил бы, что он меня разыгрывает; опять же, не будь мистер Ладло известен своей умеренностью, можно было бы заподозрить, что он пьян. Постепенно даже и мои исключительно крепкие нервы стали сдавать. Я понимал отдельные фрагменты его речи, и они меня не успокаивали. Это был отвратительный вздор в жутком обличье реализма. Мистер Ладло завел себе странную привычку, как сердечный больной, то и дело хвататься за левый бок; глаза его были как у бешеной собаки, которую я видел однажды: зрачки, стянувшиеся в точку от страха. Мне не под силу было это терпеть, и я попытался разрушить наваждение. Поступившись принципами, я предложил партию в карты, но мистер Ладло ответил непонимающим взглядом. Мой страх принимал уже болезненную форму. Я едва сумел подняться с кресла, а когда наконец поднялся, мне показалось, что во всех углах комнаты затаились призраки. Кинувшись к колокольчику, я изо всей силы принялся звонить, потом потянулся к двери. Но мистер Ладло снова меня опередил и с такой силой схватил за руку, что я завопил одновременно от боли и испуга.
— Вернитесь, — хрипло взмолился он. — Не оставляйте меня одного. Бога ради, Олифант!
Тут дверь открылась, и слуга застал нас обоих на ногах, с безумным выражением лица. Мне хватило ума спасти положение: я попросил слугу принести еще угля для камина. Как только он повернулся, чтобы выйти, я выскользнул за дверь, и мистер Ладло не успел меня остановить.
Сначала мне показалось, что в холле пусто, но тут я с удивлением заметил миссис Ладло, дремавшую в кресле у камина. Мне не хотелось ее будить, но я не помнил себя от страха. Если бы я знал, где искать кухню, то приютился бы среди слуг. Я кинулся по коридору, но он, похоже, заканчивался тупиком, пришлось развернуться и припустить вверх по лестнице. Однако наверху не было света, и я решился повернуть назад, но тут заслышал за спиной голос Ладло. Он звучал приглушенно, необычно, и я, не помня себя, нырнул во тьму. Повернув за угол, я с облегчением увидел горящую на столе лампу и узнал свою спальню. Вот оно, убежище! Я вбежал и запер за собой дверь.
Взволнованный вечерними приключениями, я не мог и помыслить о сне. Большую часть ночи я просидел у камина и выкурил несколько сигарет — при других обстоятельствах я бы не позволил себе этого в чужой спальне. После четырех, наверное, я задремал в кресле и проснулся около девяти, совсем окоченевший. В дверях стоял, посмеиваясь, Ладло.
Сначала я от конфуза не мог вспомнить, чего испугался накануне. Когда же припомнил, то поразился тому, как выглядел хозяин дома. Он был бодр, свеж и весел. Обнаружив, что я не ложился в постель, он смеялся до упаду.
— У вас неважнецкий вид, — сказал он. — Завтрак будет через полчаса. Пожалуй, вас бы взбодрила ванна.
Разбитый, отчаянно озябший, я нехотя принял ванну; но за добрым завтраком настроение у меня поднялось. Потом я улучил минуту переговорить с миссис Ладло. Я помнил ее очень веселой и даже, на мой вкус, немного легкомысленной, однако сейчас она была так бледна и молчалива, что я искренне ее пожалел. Во мне зрела неприязнь к ее супругу, отчасти за пережитый вчера испуг, а отчасти за то, как он измучил своими глупыми выходками жену. День выдался ясный, но хозяин, судя по всему, не собирался после завтрака никуда выходить. Я ожидал, что он пригласит меня поохотиться (изредка я отдаю должное этой забаве), но вместо этого мне было настойчиво предложено отправиться в бильярдную. Когда мы поднимались из-за стола, миссис Ладло, тронув меня за руку, спросила тихонько, обещаю ли я провести целый день подле ее мужа. «Мне нужно в Морфут, — сказала она, — а мужа, как вам известно, нельзя оставлять одного». Я охотно пообещал, потому что при дневном свете не видел в мистере Ладло ничего пугающего. Миссис Ладло вздохнула с явным облегчением. Бедняжка! Ей просто необходимо было немножко отдохнуть.
До ланча мы бесцельно слонялись по дому и вокруг, сыграли несколько партий в бильярд, а в промежутках осмотрели конюшню, сарай для упряжи и пустой осенний сад. Миссис Ладло вышла к ланчу, но, едва он закончился, снаружи донесся стук колес, и я понял, что она укатила в Морфут. И тут ко мне снова подкралось волнение. Я остался в доме единственным ответственным лицом, а мистер Ладло мог в любую минуту впасть в безумие. Тревожно за ним наблюдая, я начал плести всякую околесицу, чтобы его развлечь. Я рассказывал байки, увлеченно разглагольствовал об охоте, отпускал вольные шуточки, от которых меня самого бросало в краску. Сначала он выглядел заинтересованным, но вскоре я понял, что бросаю слова в пустоту. Он заговорил сам — неистово, безостановочно и, надо признать, с блеском. Был бы я спокоен и имей хорошую память, то мог бы снискать себе известность — не такого, впрочем, рода, какая заслуживает одобрение представителей Церкви. Из этой болтовни можно было бы составить внушительный роман. Нет, я бы сделал больше: разработал бы новейшую философию, после которой никто уже не вспоминал бы о Ницше. [362] Не хочу преувеличивать, но еще не было случая, чтобы чьи-то остроумные рассуждения повергли меня в столь необузданный восторг. Мистер Ладло, известный мне как рачительный землевладелец и респектабельный сельский джентльмен, предстал вдруг мрачным гением, блестящим язвительным вольнодумцем. Я не знал, что и думать, но моему восхищению не было границ. Помню, мы проходили через столовую, где стоял большой мраморный бюст какого-то римского императора, вещица, выцветшая от времени, но по-своему примечательная. Мистер Ладло остановился и начал расписывать ее достоинства. Выглядела она совершенно немудряще, однако, выслушав мистера Ладло, я бежал от нее, как от дьявола. Мистер Ладло, не замолкая, последовал за мной, и мы оказались в библиотеке.
Помню, я предложил попить чаю, но хозяин не обратил внимания на мои слова. Темнело, миссис Ладло еще не возвращалась, и мне было ужасно не по себе. Я старался увести мистера Ладло из комнаты, которой страшился, но он, судя по всему, меня не понимал. Я замечал, что близится новый приступ вчерашней болезни. Библиотека, с ее чуть тлеющим камином, призрачно белыми книгами и тоскливой атмосферой, вызывала у меня отвращение. Я вынул наугад том, прочел вытисненное на корешке название: «Sancti Adelberti Certamina». [363] Как только я выпустил книгу, мистер Ладло схватил меня за правую руку и повлек к одному из этих жутких кресел.
— Близится ночь, древняя Nox Atra, [364] каких страшились монахи. Обещайте, что не уйдете.
Я слабым голосом дал обещание и в душе взмолился, чтобы миссис Ладло поскорее вернулась. Предложил зажечь лампы. Мистер Ладло попытался зажечь ту, что висела в центре комнаты, и я обратил внимание на то, как дрожали его руки. Неловким движением он опрокинул лампу, и она со стуком упала на пол. Он отскочил, странно, по-звериному, взвизгнув.
Я так испугался, что не нашел в себе мужества помочь ему, и мы остались в темноте. Я надеялся, что с улицы долетит хоть какой-нибудь звук, но весь мир будто вымер. Чувствуя, что еще немного — и я сойду с ума, я решил: пора спасаться. Бог с ними, с обещаниями, нужно выбираться отсюда. В первую очередь человек отвечает за самого себя, и решающий час для меня наступил. До чего же я жаждал очутиться в моем бедном домишке, рядом с суровой экономкой. Но как бежать, ведь этот человек сильнее, и он меня не отпустит.
Я умолял его перейти в холл, но он отказался. Тогда я измыслил хитрость. Я предложил пойти к дверям и встретить миссис Ладло. Мистер Ладло не знал, что супруга уехала, разволновался и принял мое предложение. Как прежде, он схватил меня за руку и, тяжело на меня опираясь, направился в холл. Там никого не было, очаг погас, но в дальнем конце, за стеклянной дверью, виднелось слабое свечение. Мы открыли дверь и встали на верхней ступени крыльца, оглядывая темные лужайки. Самое время для попытки вырваться на свободу. Если бы только избавиться от его хватки, я мог бы убежать через поля. Он плохо бегает и за мной не угонится, а я как раз бегун изрядный. На улице он не внушал мне такого ужаса: меня трясло только в той зловещей комнате.