Мнимая любовница - де Бальзак Оноре (список книг TXT) 📗

Это предисловие было необходимо, чтобы обрисовать среду, где разыгралась одна из тех возвышенных человеческих Драм, не столь уж редких, как это полагают хулители современности; они порождены страданием и муками и, подобно прекрасным жемчужинам, спрятаны под грубым покровом, затеряны глубоко на дне, скрыты изменчивой волной моря, именуемого светом, веком, Парижем, Лондоном или Петербургом, как вам будет угодно!

Ежели когда и была доказана истина, что архитектура является выразительницей нравов, то уж, конечно, после восстания 1830 года в царствование Орлеанского дома. Во Франции уже не осталось прежних крупных состояний, и поэтому все время сносятся величественные особняки наших отцов и на их месте вырастают какие-то фаланстеры, где июльский пэр Франции проживает на четвертом этаже, над разбогатевшим лекарем. Стиль соблюдается весьма условно. В произведениях искусства нет единства, ибо теперь нет ни двора, ни знати и некому задавать тон. Архитектура со своей стороны придумала всякие экономичные способы замены подлинного и прочного и в то же время проявила много изобретательности и остроумия в планировке. Предложите зодчему уголок в саду снесенного старого особняка, и он построит вам Лувр, изобилующий всяческими украшениями; он найдет место для двора, конюшен и, ежели вы захотите, для сада; в доме он наделает множество комнат и внутренних лестниц, он сумеет создать иллюзию, и вы поверите, что вам тут действительно привольно и удобно; наконец, он налепит там столько квартир, что герцогская семья разместится в помещении не больше прачечной председателя суда. Особняк графини Лагинской на улице Пепиньер — произведение современной архитектуры такого рода — расположен между садом и двором. Во дворе с правой стороны находятся службы, которым с левой соответствуют конюшня и каретный сарай. Швейцарская помещается между двумя изящными воротами. Главная прелесть дома — примыкающий к будуару очаровательный зимний сад в первом этаже, отведенном под парадные комнаты. Некий изгнанный из Англии филантроп создал эту прелестную архитектурную безделушку, устроил оранжерею, разбил сад, покрыл лаком двери, выложил плитками службы, обвил зеленью окна и создал мечту, подобную — разумеется, в совершенно ином масштабе — дворцу Георга IV в Брейтоне. Трудолюбивый, искусный и ловкий парижский мастеровой сделал лепные карнизы над окнами и дверьми. Плафоны скопировали либо с средневековых, либо с венецианских образцов, а фасад щедро украсили мраморными барельефами. Скульптура над дверями и каминами принадлежит Эльшоету и Клагману. Шиннер мастерски расписал плафоны. Чудесная лестница, белая, как рука красавицы, затмевает лестницу в ротшильдовском особняке. По причине неспокойного времени эта безумная затея обошлась только в сто десять тысяч франков. Для англичанина — сущие пустяки. Все это великолепие, казавшееся королевским тем людям, которые никогда не видели настоящих королевских дворцов, умещалось в бывшем саду при особняке некоего поставщика на армию, одного из крезов революции, разорившегося после биржевого переворота и умершего в Брюсселе. Англичанин умер в Париже от Парижа, потому что для многих людей Париж равносилен болезни, а иногда и нескольким болезням. Его вдова, принадлежавшая к секте методистов, питала отвращение к изящному домику набоба: сей филантроп торговал опиумом. Добродетельная вдова распорядилась продать позорящий ее дом в тот период, когда из-за частых мятежей при всем желании трудно было рассчитывать на спокойствие. Граф Адам воспользовался случаем; как это ему удалось, выяснится в дальнейшем, ибо он был отнюдь не делец, а истый вельможа.

Позади дома, построенного из камня с прожилками, расстилается бархатная зелень английского газона, осененного изящной купой экзотических деревьев, на фоне которых вырисовывается китайская беседка с безмолвными колокольчиками и неподвижными золочеными шариками. Оранжерея с фантастическими сооружениями маскирует южную каменную стену, стена напротив скрыта ползучими растениями, образующими портик с помощью мачт, выкрашенных в зеленый цвет и соединенных перекладинами. Лужайка, цветы, усыпанные песком дорожки, игрушечная роща, воздушные, обвитые зеленью арки умещаются на двадцати пяти квадратных першах, которые стоят теперь четыреста тысяч франков, что составляет стоимость настоящего леса. Среди этой тишины, созданной в сердце Парижа, щебечут птицы: дрозды, соловьи, снегири, славки и множество воробьев. Зимний сад напоминает огромную жардиньерку, воздух напоен благоуханием, и зимой там так же тепло, как в солнечный летний день. Калорифер, при помощи которого создается любой климат — тропиков, Китая или Италии, — искусно замаскирован. Трубы, по которым проходит горячая вода, пар или нагретый воздух, обложены землей и предстают перед взором в виде гирлянд из живых цветов. Графинин будуар кажется огромным. Парижская фея, именуемая архитектурой, творит чудеса: несмотря на ограниченное пространство, все представляется большим. Художник, которому граф Адам поручил заново отделать особняк, вложил все свое искусство в будуар молодой графини. Согрешить в нем невозможно: он сплошь заставлен всякими очаровательными безделушками. Амуру негде примоститься, так тесно тут от всякой китайщины, куда ни посмотришь — рабочие столики с оригинальными фигурками, резанными из слоновой кости, над созданием которых потрудилось всю жизнь не одно китайское семейство; чаши из дымчатого топаза на филигранных подставках; мозаики, которые хотелось бы иметь каждому; голландские пейзажи кисти Шиннера; ангелы во вкусе Стейнбока, который и свои-то замыслы не всегда выполняет сам; статуэтки работы гениев, которых преследуют заимодавцы (вот истинное объяснение арабских мифов!); великолепные наброски наших лучших художников; передние резные стенки ларей, вставленные в виде панелей и перемежающиеся с индийским шелком, затканным фантастическими рисунками; портьеры, золотистым потоком ниспадающие с карнизов черного дуба, на которых вырезана охота; столики, стульчики, достойные г-жи де Помпадур; персидский ковер и еще много разных разностей, и для вящего очарования все собранное здесь богатство тонет в мягком свете, который струится сквозь двойные кружевные занавески. О любви графини к верховой езде свидетельствует хлыст с резной ручкой работы мадемуазель де Фово, который лежит на столике среди разных антикварных безделушек. Вот каким был будуар в 1837 году — выставкой товаров, развлечением для глаз, словно беспокойному и беспокоящему обществу грозила скука. Куда делся уют, обстановка, навевающая грезы, дающая покой? Куда? Никто не был уверен в завтрашнем дне и пользовался жизнью с беспечной расточительностью человека, тратящего не им нажитое добро.

Однажды утром Клемантина полулежала в задумчивой позе на одной из тех чудесных кушеток, расстаться с которыми так трудно, ибо сама форма их располагает к мягкой лени и приятному far niente. [2] Через открытую дверь из зимнего сада доносился аромат тропических растений. Графиня смотрела на Адама, курившего изящный кальян, — в своем будуаре она не разрешила бы курить ничего иного. Портьеры, подхваченные красивыми шнурами, были раздвинуты, и взору открывались два великолепных зала — один белый с позолотой, похожий на зал особняка Форбэн-Жансон, другой в стиле ренессанс. Столовая, с которой в Париже могла бы поспорить только столовая барона Нусингена, была расположена в конце небольшой галереи, отделанной в средневековом стиле. Со стороны двора в галерею вела большая передняя, в зеркальных дверях которой отражалась красавица-лестница.

Граф и графиня только что кончили завтракать, на голубом небе не видно было ни облачка, апрель был на исходе. Их счастливый брак насчитывал уже два года, и всего два дня, как Клемантина обнаружила, что в доме есть что-то, похожее на секрет, на тайну. Поляки, к чести их будь сказано, обычно не могут устоять перед женами, они чувствуют к ним такую нежность, что в Польше находятся у них под башмаком; и хотя польки прекрасные жены, парижанки еще быстрей, чем они, одерживают верх над поляками. И граф Адам, которого Клемантина забросала вопросами, не прибег к невинной хитрости и не потребовал выкупа за секрет. Когда имеешь дело с женщинами, надо извлекать пользу из секрета; они вам за это всегда благодарны, так же как мошенник воздает дань уважения честному человеку, которого он не сумел надуть. Граф был храбр, но не красноречив, поэтому он только попросил дать ему срок докурить свой кальян, полный душистого табака.