Очаг в квартире - Боуэн Элизабет (книги онлайн полностью бесплатно .TXT) 📗
В замешательстве – потому что разве не удалось ей уже как-то втравить его в свои дела? – и начиная злиться, он спросил:
– Да, но какого дьявола ты явилась с этим ко мне?… – И быстро добавил: – Так или иначе, денег у меня нет. Да если бы и были, сама подумай, деточка, что может вообразить Бетти.
– Значит, ошибка вышла, – сказала Констанс. – Мне просто показалось. Потому что мы так хорошо ладили друг с другом. Эти деньги мне необходимы, так что хватаешься и за соломинку.
– Значит, решила, что стоит попытаться? – Возмущенный ее презрительно-беспечным тоном, ее иронией, тем, что она сумела набросить на его жилище темную сеть какой-то обреченности, Робертсон свирепо уставился на свою порцию пирога, освещаемую язычком пламени. Констанс отбила ему аппетит. Наконец ему удалось заговорить более мягким голосом:
– Зачем ты это сделала?
– За новое платье, – громко отчеканила она.
– Ах ты маленькая дрянь, убирайся отсюда!
– Ну ладно, ладно, – отвечала она. – Ухожу.
– Нет, постой. Послушай, говори со мной по-человечески, ради бога. Я ведь не браню тебя, но не желаю терпеть этот твой тон. Ну как же это с тобой приключилось, дурочка ты?
– Наверно, затмение нашло, – ответила Констанс, отвернувшись.
– Любовь? – спросил он неловко.
– Говорю тебе, затмение нашло… Только вот что, Бобкин, пожалуйста, перестань твердить о замужестве. Потому что теперь это выходит просто глупо, правда ведь?
– Но я не понимаю, – отвечал он с жаром, – почему бы тебе не выйти замуж. Я бы, например, на тебе женился… да и очень многие, не все же мужчины свиньи. Я бы обязательно женился, – повторил он, чувствуя свою безопасность.
– А я бы за тебя не пошла, – сказала Констанс, – теперь уж ни за что на свете. Лучше утопиться в Серпантине. Но все равно большое спасибо.
– Ну что же, – ответил он и прибавил почти без иронии: – Все же мы провели очень приятный вечер.
– Послушай, – сказала она, – как же все-таки насчет денег? Я серьезно говорю. Ты не беспокойся, клянусь, я все верну. Мне нужно фунтов пятьдесят, этого, наверно, хватит. Даешь или не даешь? Мне некогда с тобой любезничать.
– Видишь ли… – начал он. – Потому что, если говорить начистоту… в общем-то… Дело в том, – начал он снова с откровенностью, которая должна была ее обезоружить, – ты видишь мое положение. Я должен подумать о Бетти.
– Да уж, пора подумать о Бетти!
– Черт побери, ведь она моя жена!
– С чем ее и поздравляю!
– Знаешь, Констанс, должен заметить, вымогательница ты довольно бездарная.
– Опыта не было, – угрюмо ответила она.
– Ну а как насчет… его?
– Лучше утопиться в Серпантине.
– Проклятие! – сказал Робертсон. – Ты все на свете портишь. – Он по-прежнему сидел перед камином, подавшись вперед и обхватив голову руками. Все, нет ему нигде ни мира, ни покоя. Ведь ему чего хотелось? Чтобы женщина его подбодрила и развеселила. Но Бетти слаба, а Констанс испорчена до мозга костей.
– Жалеешь, что я пришла? – спросила она, нашаривая свою шляпку.
Робертсон сидел в той же позе и, запустив пальцы в волосы, растирал голову.
– Значит, ничего не выйдет с деньгами? – Оба прислушались: огонь вдруг затрещал в камине. – Точно, – ответила сама себе Констанс. – Ну, я пошла.
– Я что-нибудь придумаю, – сказал он. – На днях напишу тебе. Клянусь, я тебе помогу…
В этот самый момент Бетти, отдавшая Констанс свой ключ, была вынуждена позвонить в дверь собственной квартиры. Она позвонила дважды подряд, так не терпелось ей очутиться дома. Робертсон продолжал в отупении сидеть перед камином, и дверь открыла Констанс.
– Хэлло, Кон, – раздался голос Бетти, – ну как, попала в квартиру?
– Ага. Бобкин вернулся. Я пытаюсь занять у него денег.
– Не знаю, что это тебе вздумалось, – томно отвечала Бетти, – у нас денег нет. Хэлло, Бобкин! А что это со светом?
– Шиллинги кончились.
– Да вон три штуки лежат в папироснице. Там всегда что-нибудь есть. Не так уж мы обнищали, не думай, – сказала Бетти со смехом, обращаясь к Констанс. – А тебе сколько нужно, Кон?
– Шесть пенсов на автобус.
– На, возьми шиллинг.
Бетти бросила монету в счетчик. Вспыхнул свет и осветил квартиру во всех ее подробностях: стены, «художественно» окрашенные клеевой краской, шесть репродукций из серии «Лучшие картины мира», темные угловатые очертания дубовой мебели под старину. Констанс лениво подошла к зеркалу и намазала губы ярко-алой помадой, надвинула на лоб свою тесную шапочку с жокейским козырьком, подняв воротник, уткнула в него подбородок.
– Мне пора двигаться, – сказала она, – спасибо за шиллинг.
– Извини, дорогая, что мы не оставляем тебя ужинать. Но, откровенно говоря, заливное, кажется…
– Нет, мне все равно пора, мать там, наверно, бушует. К тому же я поела свинячьего пирога.
– Ну и отлично. Тогда пока. Бобкин, проводи!
Выпустив Констанс и вернувшись в комнату, Робертсон
сразу увидел, до чего пришибленной и несчастной выглядит Бетти. Факт налицо: она не может жить без него. Под тяжестью его гнева она вся сжимается, разваливается на части. Видимо, она успела поплакать: вокруг глаз были обводья расплывшейся туши. А теперь она взбивала волосы, специально для него. Он не мог знать, как пылало ее горло под тугой ниткой розового жемчуга – в том самом месте, где недавно был запечатлен поцелуй на горле Марлен Дитрих. Лисья горжетка Бетти сползла с плеча, она сидела в том же кресле, в той же позе, что и Констанс, подняв к нему лицо.
– О, Бобкин, – сказала она, – я была такая… ох, я и сама не знаю. Но правда же, иногда становится так тошно…
– Бедняжка, – сказал он, прикоснувшись пальцем к ее щеке. Бетти вздохнула, поймала его ладонь и стала гладить, откинув голову ему на руку, опустив длинные ресницы.
– Мне так стыдно, – сказала она, – за все!
– Ну ладно… А ты мыла голову…
– Погляди на мой жемчуг: у Свэна и Эдгара, два фунта, одиннадцать и три. Это очень ужасно с моей стороны? Но я должна была что-то купить.
– Мне нравится, когда у тебя хорошенькие вещи.
– Да, насчет этого ты всегда такой милый… Чудная девчонка, эта Констанс, – заметила она спустя немного. – Такая независимая. Не могу ее понять. Вы долго разговаривали?
– Да нет, не особенно.
– Чем-то она жалкая. Ой, огонь-то почти погас!
Огонь в камине действительно при ярком электрическом свете совсем потускнел. Все это порядком надоело, размышлял Робертсон, вяло разгребая угли.
– Когда нас нет дома, – сказал он, – камин горит зря. Совершенно ни к чему. Может, нам и правда перейти на газ?
– Ах нет, мне нравится очаг в квартире, такой уютный, домашний… Вот только решетку чистить… Нет, все равно я люблю, когда огонь в очаге.
– А как ты полагаешь, – спросил он, – что, если мы возьмем Да и выкатимся отсюда и станем разводить цыплят на ферме? Я ведь прикопил немного. Мне все это так же осточертело, как и тебе. Где-нибудь в деревне, а?
– Бобкин! И у нас будет свой славненький коттедж?
Взявшись за руки, они погрузились в мечтательные раздумья: он думал о курятниках и цыплятах, она – о детях. Деревенское безмолвие просочилось в квартиру; там, за окном, может, высились тополя, смутно и торжественно покачивая ветвями. Возникло странное чувство – устойчивости, безопасности.
– Вдвоем, ты и я. Не очень-то нам везло до сих пор.
– Удивительно все-таки, – сказала она позднее, когда они собирались ложиться спать, – почему у этой Констанс никогда нет денег на автобус? Я часто думаю: что с ней станется?…
