Старая болезнь - Гюнтекин Решад Нури (бесплатные полные книги .txt, .fb2) 📗

На рабочем столе и на стуле, прижатые дорогим пресс-папье[81] — чтобы их не унесло ветром, — лежали планы, каталоги новых сельскохозяйственных орудий и прочие бумаги… Опытный глаз в этой комнате мог рассмотреть наслоившиеся друг на друга два пласта жизни Юсуфа. Но Зулейха больше обращала внимание не на те предметы, что выдавали в хозяине комнаты карьериста, а на те, что показывали умение Юсуфа следовать всему новому. И это ей нравилось.

Зулейха уже достаточно привыкла к Юсуфу и его матери, но, несмотря на это, вновь встала чуть поодаль. С видом царицы, которая всегда стремится оставить дистанцию между собой и окружающими людьми, и в одиночестве принялась рассматривать фотокарточки, развешанные на стенах.

На одной из них Юсуф, склонив колени, стоял перед отцом и перевязывал ему рану на запястье. В момент, когда был сделан снимок, они оба смотрели в камеру и смеялись. Юсуф, заметив, что этот снимок заинтересовал Зулейху, вытащил из отделения письменного стола фотоальбом, чтобы показать и другие фотографии ее отца.

Юсуф одну за другой перелистывал страницы альбома и давал короткие пояснения. И из этих немногих невыразительных фраз перед Зулейхой сложился целый роман.

На одной из страниц обнаружилась мутная фотокарточка ребенка лет двух-трех. Юсуф спросил, показывая на снимок пальцем:

— Знаете таких?

— Нет.

— Посмотрите-ка повнимательнее.

— Откуда я могу знать.

— Это же вы на ней.

Зулейха не могла вспомнить эту фотографию. Возможно, после очередного сражения ее заказали у уличного фотографа, чтобы послать отцу. На голове у Зулейхи красовался огромный бант, один чулок сполз на ботинок, лицо все было размыто, потому что она качнулась, когда снимали. А может, она плакала.

Зулейха отвела взгляд от снимка:

— А как она попала к вам?

— Она выпала из книжки, которую мне дал ваш отец. А я потом как-то все забывал отдать…

У Зулейхи не было детских фотографий этого возраста. На языке все крутилось: «Можно я ее возьму?» Ей всегда было ненавистно просить даже самые элементарные вещи не то что у чужих, но даже у самых близких людей. А потом, что-то ей смутно подсказывало, что не следовало касаться воспоминаний тех лет.

Со следующих страниц альбома выпали еще две фотографии. Юсуф поднял их с пола и удивленно спросил:

— Как они сюда попали?

Он бросил их на стол, чтобы потом убрать в другое место. Заметив интерес на лице Зулейхи, он снова взял их и протянул девушке:

— Это я. Фотокарточка сделана за год до Мировой войны.

Зулейха мельком взглянула на снимок и сказала:

— Странно, а разве тогда шляпы не были запрещены[82]?

— Запрещены, но только у нас в стране… Это было снято во Франции…

— Во Франции? Так вы были во Франции?

— Да, чуть больше двух лет.

— Но вы об этом никогда не рассказывали.

— Наверное, просто не было подходящего случая.

Зулейха удивилась. Она знала, как о путешествии в Европу разглагольствовали те, кто были там пару недель проездом; а не то что прожили два с лишним года. Ей казалось странным, что такой человек, как Юсуф, любящий покрасоваться и по которому было видно, что он много значения придает положению в обществе, званиям и орденам, этим не хвастался.

В комнате Юсуфа отдельный уголок был отведен сувенирам из Франции. Там на полках двух сдвинутых этажерок стояли французские книги и журналы.

Часть книг оказалась хрестоматиями для чтения, грамматиками и словарями для изучающих иностранный язык. А часть — научными изданиями, ориентированными на массового читателя, романами, прикупленными случайно в лавочках на станциях или пристанях. И хотя часть книг не была даже разрезана, заметки, сделанные карандашом на полях некоторых из них, доказывали, что Юсуф над ними порядком посидел.

Юсуф заметил интерес гостей к книгам и проявил радушие:

— Если вам нравится что-нибудь, то, пожалуйста, берите… Хоть все… Мне от них уже проку никакого…

Зулейха выбрала несколько пьес с иллюстрациями, чтобы почитать перед сном, и спросила:

— Почему после войны вы не вернулись в Париж, чтобы закончить образование? Возраст вам позволяет…

Юсуф горько усмехнулся и посмотрел на полковника:

— И возраст уже не очень позволяет, но еще больше — голова. После всего, что мы пережили, какая голова сможет заниматься тонкостями науки? Я верно говорю, командир?

Полковник рассмеялся:

— Ты почему не скажешь моей дочери правду?

Юсуф с деланным недоумением приподнял брови:

— А что может быть большей правдой, чем эта? Что еще добавить?

Полковник повернулся к Зулейхе и полушутя-полусерьезно сказал:

— Юсуф мог вернуться во Францию только в одном случае. А именно, не приведи Аллах, если начнется новая германо-французская война… У нас есть договор с Германией: мы должны на добровольных началах вместе с ними высадиться в Марселе. Так ведь?

— Не нужно, командир.

Полковник сел в кабинетное кресло Юсуфа и принялся крутить в руке ручку.

— Юсуф непримиримый враг французов, Зулейха… И хотя он превосходно знает французский, любит читать, он даже не притрагивается к этим книгам… Может, даже поклялся этого не делать…

Зулейха заинтересованно спросила:

— А почему? Разве мы сейчас не в хороших отношениях со всеми бывшими врагами? Даже с теми, кто причинил нам гораздо больше, чем французы. С теми, кто дошел почти до самой Анкары, и то мы…

Полковник хотел добиться объяснений от Юсуфа. А потому притворился, будто соглашается со словами дочери:

— Юсуф, она рассуждает логично, так что тебе придется ответить…

— Командир, тут не в логике дело, это дело чувств. Вы не забывайте, что я человек грубый и дикий…

— Нет-нет. Это не разговор. Скажи почему.

Несмотря на то что говорили больше шутками, было видно, как на лбу у Юсуфа стали набухать вены.

Он задал Зулейхе странный вопрос:

— Упаси Аллах, но давайте допустим, что кто-то из них причинил зло вашему отцу… Он тоже в новобранцы не дураков каких отбирает, оказывает сопротивление как надо… Они в расчете, возможно, придет день и заключат мир… Но если бы случилось так, что зло причинил я, он бы меня простил?

Девушка рассмеялась:

— Я не совсем поняла, что вы хотели сказать.

— Сейчас поймете. Он меня не простит… Потому что я назвал его своим командиром… И если я сделаю ему какую-нибудь гадость, это будет преступлением против человечности. Но с точки зрения войны это правильно. И по законам природы тоже. Зверь выхватывает кость из пасти другого зверя и пожирает ее… Вы знаете, сколько маленьких деревцев чудовищным образом уничтожили вон те деревья, что окружают этот сад, пока выросли до таких размеров? Их количество известно только Аллаху. Почему, вы думаете, на нас нападают наши соседи, как только почувствуют, что сильнее нас? Почему они занимают наши сады, виноградники, а потом толпами сгоняют туда на работы наших детей? Это их право. Таковы уж наше естество, наша природа, такими нас создал Аллах. Точно так же, окажись власть в моих руках, сделал бы и я…

— Но почему тогда все имеют на это право, а вот французы…

Юсуф, жестом, который мог показаться грубым и который потом так раздражал Зулейху, прервал ее:

— Ну вот теперь, если позволите, расскажу, почему не французы. Чуть позже… Я вам разъясню… Возьмем, к примеру, англичан. Англия страна торговцев. Они играют в открытую. Какой-то человек отдал все, что у него было. Сверх того, поставил на карту свою жизнь, а потом, когда построил флот, заявил о себе как о величайшем пирате в мире. И конечно же, обладая таким флотом и такой силой, он весь мир обложит данью… Но он никогда не пойдет на самопожертвование, считая его работой или игрой. А если бы я оказался на его месте, поступил бы я иначе? Окажись черпак в моей руке, разве не сказал бы я «отведаю-ка и я разок шербета из индийского финика[83]»? И окажись власть в конце войны не у него, а у меня в руках, разве не захватил бы я Лондон так же, как они захватили Стамбул? Вот, а теперь о том, почему англичанам можно простить то, чего нельзя простить французам… Чем они отличаются? Сейчас я вам отвечу, Зулейха-ханым.