Каталина - Моэм Уильям Сомерсет (читать хорошую книгу .TXT) 📗
Епископ встал и медленно пошел к ступенькам, ведущим вниз. За ним последовали два его секретаря, приор и доминиканцы. На верхней ступени дон Бласко остановился.
— Да пребудет с вами благословение господина нашего Иисуса Христа, любовь божья и причастие святого духа.
Он сошел по ступеням. Толпа раздалась в стороны, пропуская епископа и его спутников. Монахи запели Te Deum Laudamus, и их сильные голоса наполнили церковь. Епископ, как в трансе, шел сквозь коленопреклоненное многолюдье, благословляя окружавших его горожан. Он не заметил иронического взгляда Доминго.
В этот момент ударили колокола собора, и вскоре к их звону присоединились колокола остальных церквей города. На этот раз обошлось без вмешательства сверхъестественных сил. Дон Мануэль как настоящий солдат не оставил без внимания ни малейшей детали и позаботился о том, чтобы колокола собора отметили чудо, которое он рассчитывал совершить.
Распахнулись резные двери, и епископ вышел в слепящий свет августовского дня. Толпа устремилась вслед и сопровождала его монахов до ворот доминиканского монастыря. Епископ хотел войти в них, но громкие крики остановили его. Люди хотели, чтобы он говорил с ними. У стены монастыря находилась кафедра, которую использовали, когда в город приезжал проповедник, знаменитый своим красноречием, и церковь монастыря не могла вместить всех желающих услышать его. Приор выступил вперед и сказал епископу, что народ умоляет его согласиться с их просьбой. Епископ огляделся, словно не понимал, где находится. Со стороны могло показаться, что до этого момента он не сознавал, что его окружает столько людей. На мгновение он застыл, собираясь с мыслями, а затем молча поднялся на кафедру.
— Невозможно познать глубину сердца человека, невозможно представить, о чем он думает. Как же тогда можем мы найти бога, который создал все вокруг, и узнать его мысли или постигнуть его намерения?
Мощный голос епископа достигал самых дальних рядов, и даже когда он понижал его, все отчетливо слышали каждое слово. В страстном обличении грехов человеческих голос его гремел раскатами грома. Внезапно он замолчал, и тишина казалась мгновением страшного суда. Люди содрогались, когда он напоминал им о скоротечности жизни, об опасностях, подстерегающих детей Адама от колыбели до могилы, о мимолетности удовольствий, о страданиях души. Они ужасались, когда он расписывал адские муки грешников. Они плакали, когда тающим от нежности голосом он напоминал о вечном блаженстве рая. Многие раскаялись в своих грехах и с того момента стали другими людьми. В заключение он воздал хвалу деве Марии и господину нашему Иисусу Христу. Никогда раньше не говорил он со столь яростным красноречием.
Когда епископа провели в келью, он так ослаб, что позволил верным секретарям уложить его в постель. Душевные переживания и усталость отняли у него все силы.
20
Всю ночь в городе царило веселье. В тавернах не успевали наполнять кружки и рога для вина. Никто не сомневался, что чудо совершил святой епископ, и всех тронула его скромность, проявившаяся в том, что он излечил девушку не сам, а посредством брата, пекаря. Его пример показал всем, что только смирением можно добиться божественного расположения. Многие клялись, что видели, как он шел по воздуху, в двух футах от земли, как говорили одни, или в четырех, как утверждали другие.
21
Когда горожане вслед за епископом покинули собор, Мартин, сжавшийся в комок в надежде, что никто не обратит на него внимания, остался в соборе. Он ждал, чтобы уйти незамеченным, но чувствовал, что ему надо спешить, так как в связи с происшедшим возрастет число покупателей, а он оставил пекарню на двух учеников и опасался, что они не смогут всех обслужить. Он не только выпекал хлеб, но и жарил мясо для тех, кто не мог сделать этого дома. И многие из горожан могли подумать о том, чтобы отпраздновать свершение чуда. Решившись наконец выйти на улицу, Мартин заметил лежащий на мраморных плитах костыль Каталины, поднял его, так как не любил беспорядка, и унес с собой.
Протоиерей, вернувшись домой и сев за обеденный стол, вспомнил, что костыль остался в соборе, и подумал, что такую реликвию не стоит упускать из виду. Он сразу послал слугу за костылем и очень расстроился, когда тот вернулся с пустыми руками. После обеда он распорядился, чтобы костыль нашли. На следующий день протоиерею доложили, что костыль стоит в углу пекарни Мартина. Он вновь послал слугу, Мартин отдал костыль и протоиерей убрал его в шкаф, еще не решив, что с ним делать дальше.
Донья Беатрис, прослышав о свершившемся чуде, направила к Марии Перес двух монахинь, велев подарить девушке золотую цепочку, если та действительно излечилась, попросив взамен костыль, который аббатиса намеревалась поместить в приделе святой девы, и осталась весьма недовольной, когда, вернувшись, монахини доложили, что ни Каталина, ни ее мать и дядя понятия не имеют, куда подевался сей предмет. Однако аббатиса твердо решила добыть его и, не доверяя монахиням в столь деликатном деле, пригласила к себе управляющего своими поместьями и приказала ему выяснить, кто завладел костылем, а затем от ее имени потребовать вернуть святую реликвию кармелитскому монастырю. Спустя два или три дня управляющий сообщил аббатисе, что костыль у протоиерея, но тот не желает с ним расставаться.
Донья Беатрис очень рассердилась и высказала управляющему много нелицеприятных слов, а потом написала протоиерею вежливое письмо, в котором попросила отдать костыль, чтобы она могла поместить его в церкви, на ступенях которой святая дева явилась Каталине. Она сказала, что трудно найти лучшее место для реликвии, которую следует сохранить в назидание будущим поколениям. Протоиерей прислал не менее вежливый ответ, в котором сообщал, что, несмотря на искреннее желание выполнить волю аббатисы, он не может пойти ей навстречу. Далее протоиерей резонно заметил, что после совершения чуда костыль остался в соборе. И этим, по его мнению, господь бог сам определил место нахождения святой реликвии. После первых писем последовали и другие, уже не такие вежливые. Аббатиса становилась все более категоричной, а протоиерей — упрямым. Конфликт разгорался, и сторонники враждующих сторон обменивались нелестными эпитетами, которыми награждали друг друга их преподобия. В частности, аббатиса назвала протоиерея наглым ослом, снедаемым сладострастием. Тот не остался в долгу, заметив со вздохом, что поведение этой старой карги порочит всю католическую веру.
Наконец, донья Беатрис решила, что бывает предел и христианскому терпению, и дала волю праведному гневу. Она вновь послала за управляющим. На этот раз донья Беатрис в ультимативной форме потребовала вернуть костыль, в противном случае угрожая лишить протоиерея поддержки ее брата, герцога, в одном сложном судебном процессе. Кроме того, она просила передать, что не может больше оставлять без внимания скандальные слухи о связи протоиерея с некоей женщиной и будет вынуждена передать имеющиеся в ее распоряжении сведения епископу провинции. На этот раз удар попал в цель. Протоиерей по протекции герцога получил должность каноника в кафедральном соборе Севильи, но церковный капитул возбудил судебное дело, требуя его отставки на основании того, что он жил в другом городе. Протоиерей не хотел терять это доходное место. Закон, однако, был против него, и на благополучный исход процесса протоиерей мог рассчитывать лишь в случае вмешательства могущественного герцога. Опять же епископ провинции придерживался строгих моральных взглядов и мог серьезно воспринять обвинения аббатисы. Короче, протоиерей понял, что проиграл, и передал управляющему злосчастный костыль. Чтобы как-то скрасить свое поражение, он послал аббатисе письмо, в котором, выразив глубокое уважение к ее добродетели, сообщил, что тщательно обдумал ее предложение и пришел к выводу, что костыль должен храниться в кармелитской церкви.
Аббатиса украсила костыль серебром и выставила в часовне святой девы в назидание верующим.
