Американская трагедия - Драйзер Теодор (книги бесплатно без TXT) 📗
— У него даже ноги подкашивались, так было тяжело! — вопил Хегленд. — А как они оба под конец скатились с лестницы!
— Это все ты был виноват, Хегленд! — крикнул Хигби. — Если бы ты не затеял эту историю с поркой, нас бы не выставили.
— Говорю вам, я был пьян, — возражал Ретерер. — У них там дьявольски крепкое виски.
— А тот длинный тощий техасец с большими усами? Помните, как он хохотал? — прибавил Кинселла. — Он не хотел никому помогать, кто был против нас. Помните?
— Еще чудо, что нас всех не выкинули на улицу и не арестовали. Ну и ночка была! — вспоминал Ретерер.
Все эти разоблачения ошеломили Клайда. «Порка»! Это могло значить только одно!
И они воображают, что он примет участие в чем-либо подобном? Этого не будет. Он не такой. Что подумали бы его мать и отец, если б услышали все эти ужасные истории… И все-таки…
Болтая, они подошли к какому-то дому на темной широкой улице; у тротуаров, вдоль всего квартала и даже дальше, стояла вереница кэбов и автомобилей. Неподалеку на углу остановились, разговаривая, несколько молодых людей. На другой стороне — еще мужчины. А через полквартала компания Клайда прошла мимо двух мирно беседовавших полисменов. И хотя нигде, ни в одном окне не было света, но, как ни странно, всюду чувствовалась яркая, кипучая жизнь. Она ощущалась даже в темноте улицы. То и дело раздавались гудки мчащихся мимо такси, прокатили две старомодные закрытые кареты со спущенными занавесками. И двери то хлопали, то тихо открывались и закрывались. И тогда из домов вырывался яркий свет, прорезывал мглу улицы и снова исчезал. А над головой сияли звезды.
Наконец, не говоря ни слова, Хегленд в сопровождении Хигби и Шила, поднялся по лестнице и позвонил. Почти мгновенно дверь открыла молодая негритянка в красном платье.
— Добрый вечер! Заходите, пожалуйста, — приветливо пригласила она, и все шестеро прошли за тяжелые бархатные драпри, отделявшие маленькую переднюю от остальных комнат.
Клайд очутился в ярко освещенной и довольно безвкусно обставленной гостиной; на стенах висели картины в золоченых рамах, изображавшие обнаженных и полуобнаженных женщин, и огромные зеркала. На полу лежал толстый ярко-красный ковер; по всей комнате было расставлено множество золоченых стульев, в глубине на фоне ярко-красных портьер — пианино, тоже золоченое. Но ни гостей, ни обитательниц дома здесь не было, — никого, кроме негритянки.
— Присядьте, пожалуйста, — сказала она. — Будьте как дома. Сейчас позову мадам.
И она побежала по лестнице налево, крича:
— Мэри! Сэди! Каролина! В гостиной молодые джентльмены.
В эту минуту из двери в глубине комнаты вышла высокая, стройная и бледная женщина лет тридцати восьми или сорока — очень прямая, изящная и, видимо, очень властная и умная, в полупрозрачном и все же скромном платье.
— А, здравствуйте, Оскар! — заговорила она со слабой, ободряющей улыбкой. — И Пол тут? И вы, Дэвис? Пожалуйста, располагайтесь все как дома. Фанни сейчас придет. Она принесет вам чего-нибудь выпить. У меня теперь новый тапер — негр из Сент-Джо. Хотите послушать? Прекрасно играет!
И она позвала:
— Сэм!
В это время по боковой лестнице в глубине зала сбежали девять девушек, разных по возрасту и по внешности, но, по-видимому, не старше двадцати четырех — двадцати пяти лет, — все в таких нарядах, каких Клайд еще никогда ни на одной женщине не видал. Они смеялись и болтали, как видно, очень довольные собой, и ничуть не стыдились своей внешности, так поразившей Клайда; между тем их одеяния были необычны: от легчайшего неглиже, пригодного разве что для будуара, до несколько более пристойного как будто, но не менее откровенного бального туалета. И какие разные были эти девушки: худые и толстые, среднего роста, высокие и маленькие, брюнетки, блондинки и рыжие. И все они казались очень юными, и все ласково и восторженно улыбались гостям.
— Здравствуй, милый! Как дела? Потанцуем?
Или:
— Хочешь чего-нибудь выпить?
10
Клайду, которого воспитывали в большой строгости, прививая ему понятия, не допускавшие посещения подобных мест, то, что он увидел, должно было бы показаться отвратительным. Однако от природы он был таким чувственным и романтичным и в нем так настойчиво звучал давно подавляемый голос пола, что теперь он был не возмущен, а, наоборот, очарован. Его занимала сейчас телесная пышность почти всех этих фигур, хотя бы ими и управлял тупой и лишенный романтики ум. В конце концов здесь все же была красота: бесстыдная, чисто плотская, обнаженная и доступная. И не нужно было преодолевать какие-то настроения, нарушать какие-то запреты, чтобы сблизиться с любой из этих девушек… Одна из них, очень миленькая брюнетка, одетая в черное с красным и с красной лентой на лбу, держалась запросто с Хигби и уже танцевала с ним в глубине комнаты под джазовый мотив, который кто-то бестолково барабанил на пианино.
И Ретерер, к удивлению Клайда, уже сидел в позолоченном кресле, а на коленях у него полулежала высокая девица с очень светлыми волосами и голубыми глазами. Она курила папиросу и притопывала золочеными туфельками в такт мотиву. Поразительное, сказочное зрелище — казалось Клайду! А перед Хеглендом стояла, подбоченясь и расставив ноги, пухлая, миловидная девица немецкого или скандинавского типа. И Клайд слышал, как она спрашивала высоким пискливым голосом: «Поухаживаешь за мной сегодня?» Но на Хегленда, по-видимому, не очень действовали эти заигрывания: он равнодушно покачал головой, и девушка отошла к Кинселле.
Пока Клайд глядел и размышлял, хорошенькая блондинка лет двадцати четырех — ему она показалась моложе — придвинула стул и села рядом с ним.
— Вы не танцуете? — спросила она.
Клайд нервно покачал головой.
— Хотите, научу?
— У меня все равно не получится.
— Да это же совсем нетрудно! Пошли!
Но Клайд решительно отказался, хотя ее любезность была ему приятна.
— Ну, может, выпьете? — предложила она тогда.
— Непременно, — любезно согласился он.
Девица сделала знак негритянке, и через минуту перед ними оказался столик, а на нем бутылка виски и содовая. Клайд едва не онемел от испуга. У него в кармане всего сорок долларов, а он слышал от других, что здесь каждый бокал стоит не меньше двух долларов. Подумать только, что он тратит такие деньги! И угощает такую женщину! А дома у него мать, сестра, братишка, и они едва сводят концы с концами… И все же он заказывал и платил, чувствуя, что он ужасно, невозможно расточителен, прямо устроил какую-то оргию… Но раз уж он здесь, надо держаться до конца.
Притом Клайд заметил, что девушка и в самом деле хорошенькая. На ней было вечернее платье из голубого бархата, туфли и чулки того же цвета, в ушах голубые серьги. Открытые плечи, шея и руки были полные и нежные. Особенно смущали Клайда глубокий вырез ее платья — он едва осмеливался смотреть в ту сторону — и ее накрашенные щеки и губы — вернейшие приметы продажной женщины. Однако она не казалась слишком навязчивой, наоборот, — держалась очень просто и с интересом смотрела в его глубокие, темные глаза, полные тревоги.
— Вы тоже работаете в «Грин-Дэвидсон»? — спросила она.
— Да, — ответил Клайд, всячески стараясь показать, что все это для него не ново и что он уже не раз бывал в таких местах, в такой же обстановке. — А откуда вы знаете?
— Я знаю Оскара Хегленда. Он здесь бывает. Он ваш Друг?
— Да. То есть мы вместе работаем в отеле.
— Но вы раньше здесь не бывали?
— Нет, — быстро ответил Клайд и тут же мысленно спросил себя, откуда она знает, что он не был здесь раньше.
— Я так и думала. Я уже видела почти всех остальных, а вас ни разу не видала. Вы недавно в отеле, правда?
— Да, — сказал Клайд не без досады. Он поминутно то морщил лоб, то супил брови в непроизвольной гримасе: это бывало с ним всегда, когда он нервничал или глубоко задумывался. — Ну и что же?
— Да ничего. Просто я сразу догадалась. Вы не похожи на них, совсем другой.
