Время жить и время умирать - Ремарк Эрих Мария (книга читать онлайн бесплатно без регистрации txt) 📗
Они стояли перед бомбоубежищем. Элизабет дышала полной грудью. Она поводила плечами и головой, словно животное, вырвавшееся из клетки.
— Как я ненавижу эти братские могилы под землей! — сказала она. — В них задыхаешься! — Решительным движением она откинула волосы со лба. — Уж лучше быть среди развалин. Там хоть небо над головой.
Гребер посмотрел на нее. Сейчас, когда девушка стояла на фоне грузной, голой бетонной глыбы, подле лестницы, уводившей в преисподнюю, откуда она только что вырвалась, в ней чувствовалось что-то буйное, порывистое.
— Ты куда, домой? — спросил он.
— Да. А куда же еще? Бегать по темным улицам? Я уже набегалась.
Они перешли Карлсплац. Ветер обнюхивал их, как огромный пес.
— А ты не можешь съехать оттуда? — спросил Гребер. — Несмотря на то, что тебя удерживает?
— А куда? Ты знаешь какую-нибудь комнату?
— Нет.
— И я тоже. Сейчас тысячи бездомных. Куда же я перееду?
— Правильно. Сейчас уже поздно.
Элизабет остановилась.
— Я бы не ушла оттуда, даже если бы и было куда. Мне бы казалось, будто я так и бросила в беде своего отца. Тебе это непонятно?
— Понятно.
Они пошли дальше. Вдруг Гребер почувствовал, что с него хватит. Пусть делает, что хочет. Им овладела усталость и нетерпение, а главное, ему вдруг представилась, что именно сейчас, в эту минуту, родителе ищут его на Хакенштрассе.
— Мне пора, — сказал он. — Я условился о встрече и опаздываю. Спокойной ночи, Элизабет.
— Спокойной ночи, Эрнст.
Гребер посмотрел ей вслед. Она тут же исчезла в темноте. «Надо было ее проводить», — подумал он. Но в сущности ему было безразлично. Он вспомнил, что она и раньше ему не нравилась, когда была еще ребенком. Гребер круто повернулся и зашагал на Хакенштрассе. Но там он ничего не нашел. Никого не было. Был лишь месяц, да особенная цепенеющая тишина вчерашних развалин, похожая на застывшее в воздухе эхо немого вопля. Тишина давних руин была иной.
Бэтхер уже поджидал его на ступеньках ратуши. Над ним поблескивала в лунном свете бледная морда химеры на водостоке.
— Ну, что-нибудь узнал?
— Нет. А ты?
— Тоже ничего. В больницах их нет, это можно сказать теперь наверняка. Я сегодня почти все обошел. Милый человек, чего я только там не насмотрелся! Женщины и дети, — ведь это, понимаешь, не то, что солдаты. Пойдем выпьем где-нибудь пива!
Они перешли через Гитлерплац. Их сапоги гулко стучали по мостовой.
— Еще одним днем меньше, — заметил Бэтхер. — Ну, что тут сделаешь? А скоро и отпуску конец.
Он толкнул дверь пивной. Они уселись за столик у окна. Занавеси были плотно задернуты. Никелевые краны на стойке тускло поблескивали в полумраке. Видимо, Бэтхер здесь уже бывал. Не спрашивая, хозяйка принесла два стакана пива. Бэтхер посмотрел ей в спину. Хозяйка была жирная и на ходу покачивала бедрами.
— Сидишь тут один-одинешенек, — заметил он, — а где-то сидит моя супруга. И тоже одна, — по крайней мере, я надеюсь. От этого можно сойти с ума.
— Не знаю. Я лично был бы счастлив, если б узнал, что где-то сидят мои родители. Все равно, где.
— Ну и что же? Родители — это не то, что жена, ты проживешь и без них. Здоровы — и все, и ладно. А вот жена — это другой разговор!
Они заказали еще два стакана пива и развернули свои пакеты с ужином. Хозяйка топталась вокруг их столика, Она поглядывала на колбасу и сало.
— Неплохо живете, ребята! — сказала она.
— Да, ничего живем, — отозвался Бэтхер. — У нас у каждого даже есть целый подарочный пакет с мясом и сахаром. Прямо не знаем, куда девать все это, — он отпил пива. — Тебе легко, — с горечью продолжал он, обращаясь к Греберу. — Подзаправишься, а потом подмигнешь какой-нибудь шлюхе и завьешь горе веревочкой!
— А ты не можешь?
Бэтхер покачал головой. Гребер удивленно посмотрел на него. Не ожидал он от старого солдата такой непоколебимой верности.
— Они все тут слишком тощие, приятель, — продолжал Бэтхер. — Беда в том, что меня, понимаешь, тянет только на очень пышных женщин. А остальные — ну, прямо отвращение берет. Ничего не получается. Все равно, что я лег бы с вешалкой. Только очень пышные! А иначе ложная тревога.
— Вот тебе как раз подходящая, — Гребер указал на хозяйку.
— Ты сильно ошибаешься! — Бэтхер оживился. — Тут огромнейшая разница, приятель. То, что ты видишь, это студень, дряблый жир, утонуть можно. Она, конечно, особа видная, полная, сдобная — что и говорить, — но это же перина, а не двуспальный пружинный матрац, как моя супруга. У моей жены все это прямо железное. Весь дом, бывало, трясется, точно кузница, когда она принимается за дело, штукатурка со стен сыплется. Нет, приятель, такое сокровище на улице не найдешь.
Бэтхер пригорюнился. И вдруг откуда-то повеяло запахом фиалок. Гребер огляделся. Фиалки росли в горшке на подоконнике, и в этом внезапно пахнувшем на него невыразимо сладостном аромате было все — безопасность, родина, надежда и позабытые грезы юности, — аромат был очень силен и внезапен, как нападение, и тут же исчез; но Гребер почувствовал себя после него таким ошеломленным и усталым, как будто бежал с полной выкладкой по глубокому снегу. Он поднялся.
— Куда ты? — спросил Бэтхер.
— Не знаю. Куда-нибудь.
— В комендатуре ты был?
— Да. Получил направление в казармы.
— Хорошо. Постарайся, чтобы тебя назначили в сорок восьмой номер.
— Постараюсь.
Бэтхер рассеянно следил глазами за хозяйкой.
— А я, пожалуй, посижу. Выпьем еще по одному.
Гребер медленно шел по улице, направляясь в казарму. Ночь стала очень холодной. На каком-то перекрестке он увидел воронку от бомбы, над ямой вздыбились трамвайные рельсы. В проемах входных дверей лежал лунный свет, похожий на металл. От шагов рождалось эхо, точно под улицей тоже шагал кто-то. Кругом было пустынно, светло и холодно.
Казарма стояла на холме на краю города. Она уцелела. Учебный плац, залитый белым светом, казалось, засыпан снегом. Гребер вошел в ворота. У него было такое чувство, будто его отпуск уже кончился. Былое рухнуло позади, как дом его родителей, и он опять уходил на фронт; правда, уже другой фронт — без орудий, без автоматов, и все-таки опасность была там не меньше.
10
Это случилось три дня спустя. В сорок восьмом номере вокруг стола сидели четыре человека: они играли в скат. Они играли уже два дня, с перерывами, только чтобы поспать и поесть. Трое игроков менялись, четвертый играл бессменно. Его фамилия была Руммель, он приехал три дня назад в отпуск — как раз вовремя, чтобы похоронить жену и дочь. Жену он опознал по родимому пятну на бедре: головы у нее не было. После похорон он вернулся в казарму и засел за карты. Он ни с кем не разговаривал. Ко всему равнодушный, сидел за столом и играл. Гребер устроился у окна. Рядом с ним примостился ефрейтор Рейтер, он держал в руке бутылку пива и положил забинтованную правую ногу на подоконник.
Рейтер был старшим по спальне, он страдал подагрой. Сорок восьмой номер был не только гаванью для потерпевших крушение отпускников, он служил также лазаретом для легко заболевших. Позади игроков лежал сапер Фельдман. Он считал для себя делом чести — возместить за три недели все, что он недоспал за три года войны. Поэтому он вставал только, чтобы пообедать или поужинать.
— Где Бэтхер? — спросил Гребер. — Еще не вернулся?
— Он поехал в Хасте и Ибург. Кто-то одолжил ему сегодня велосипед. На нем он сможет объезжать по две деревни в день. Но у него все равно еще останется с десяток. А потом лагеря… ведь нет такого лагеря, куда бы не были направлены эвакуированные. Причем некоторые находятся за сотни километров. Как же он туда доберется?
— Я написал в четыре лагеря, — сказал Гребер. — За него и за себя.
— Ты думаешь, вам ответят?
— Нет. Но ведь дело не в этом. Все равно пишешь.
