Пойти и не вернуться - Быков Василь Владимирович (книга регистрации .txt) 📗
А драмы, пожалуй, не избежать, думал Антон. Как он не воздерживался, а кажется, придется употребить силу, другого выхода у него не оставалось. Бросить ее тут одну он не мог: что ему было делать без нее в Скиделе? О возвращении его в отряд не могло быть и речи — из леса он уже ушел окончательно и бесповоротно. Но он рисковал оказаться ни с чем — уйдя из леса, не дойти до местечка, — а так жить было невозможно. Так что же ему было делать?
Хозяева о чем-то тихо перешептывались у печи, украдкой бросая осуждающие взгляды то на него, то на Зоську, которая словно окаменела за концом стола. Пока они не встревали в чужой для них и, наверно, малопонятный конфликт, и Антон подумал, что, возможно, удастся настроить их в свою пользу, против Зоськи.
— Вот! — кивнул он в ее сторону. — Заупрямилась женка. Понравилось ей у вас, не хочет идти.
— Я тебе не женка! — тут же резко ответила из-за стола Зоська.
— Как это — не женка? — удивился Антон. — Во, дает баба! От мужа отказывается.
— Врешь! Ты никогда не был мне мужем! — с надрывом выкрикнула Зоська и заплакала.
Антон слегка растерялся. Он всегда терялся при виде плачущей женщины и не знал, о чем говорить дальше. Но все-таки он решил придерживаться того варианта, что Зоська — его жена, затеявшая недостойную ссору с мужем.
— Ну, что возьмешь с бабы! — снисходительно сказал он, обращаясь к хозяину, который с озабоченным видом топтался возле печи и никак не отреагировал на его обращение.
Зоська, однако, скоро перестала плакать, пальцами вытерла слезы, поправила сбившийся платок на голове. Антон украдкой поглядывал на нее, и несколько раз в его душе предательски шевельнулась жалость — зачем столько упрямиться? Уж он-то постарше ее и лучше разбирался в жизни, возможно, он спас бы ее от гибели и, глядишь, устроил ее судьбу. Только бы она доверилась ему. Так нет. Довела все до скандала, который неизвестно как уладить теперь при посторонних.
— Зося! — сказал он и встал со скамьи. — Ну, не в местечко, доведи меня хоть до околицы. Потом пойдешь, куда хочешь.
В этом была его хитрость — на окраине местечка уж он бы с ней справился. Зоська на минуту притихла, словно обдумывая его предложение, и холодно ответила, как отрубила:
— Нет!
— Я не знаю, с какой там стороны и войти, — хитрил он.
— Дорога приведет.
— Дорога-то приведет, но… Не с руки по дороге.
— У людей спросишь.
Однако, черт возьми, пока ничего не получалось. Неужели действительно ничего и не получится, и ему придется одному идти в Скидель? И одному заявиться к Копыцкому? Но как бы его, одного, не приняли за партизанского шпиона, получившего задание устроиться в местечке! Копыцкий ведь тоже может в нем усомниться, не гляди, что земляк. Все-таки своя рубашка каждому ближе к телу, а в такое проклятое время недолго расстаться и с рубашкой, и с собственным телом тоже.
Нет, ему обязательно нужна была она — как жена, хозяйка будущего дома и, что важнее всего, — как заложница. Заложница, какая ни есть — гарантия для немцев и для того же Копыцкого, особенно если взять в расчет еще и ее мать. Антон уже знал, что к человеку с заложниками — семьей, матерью, детьми — немцы относились с гораздо большим доверием, чем к одиночке, у которого ни кола, ни двора, а только одни, пусть самые благие, намерения. Как все деловые люди, немцы обожали гарантии.
Но вот возьми ее, эту гарантию, окаменевшую в своем диком упрямстве на скамье за столом.
Шло время, наверно, уже была близка полночь. Антон непростительно терял одну за другой все и без того немногочисленные свои возможности и начинал волноваться. Так, черт возьми, недолго и вовсе остаться с носом. Особенно если щепетильничать с этой упрямицей да оглядываться на хозяев. Но уж с хозяевами он щепетильничать не имел намерения.
— Эй ты! — резко обернулся Антон к Стэфану. — Давай веревку!
— Что пан хцэ? — удивилась хозяйка, выступив вперед и как бы загораживая собой мужа.
— Давай веревку! Быстро!
Хозяйка побледнела, уставясь в его исполненное мрачной решимости лицо, а хозяин, уронив руки, стоял за ней, видно, не решаясь выполнить его требование без дополнительной команды жены.
— Я что вам сказал! — со сдержанной угрозой проговорил Антон и вытащил из-за пазухи наган.
Тихонько ахнув, хозяйка отступила назад, а хозяин, нагнувшись в темный угол возле двери, молча подал ему недлинную спутанную веревку. Антон приказал:
— Разбери! Разбери, распутай! Что смотришь, не понимаешь?
Дрожащими, ставшими совсем непослушными руками хозяин кое-как разобрал веревку, Антон сунул наган за пазуху.
— Ну, — сказал он Зоське, в ужасе откинувшейся за столом. — Пойдешь?
— Нет! Нет! Ты не посмеешь!
— Я? Я посмею, черт тебя возьми! — выкрикнул он, распаляясь от своего угрожающего крика, и хватил за угол стола. Рывком он отшвырнул стол в сторону, услышав, как сзади сдавленно вскрикнула хозяйка, но он уже схватил Зоську за руку и одним точным движением подломил руку за спину. Зоська ойкнула, выгибаясь от боли и оборачиваясь к нему спиной, он сильно толкнул ее грудью на поя и, поймав вторую руку, тоже заломил за спину. Пока она причитала и дергалась, пытаясь вырваться, он быстро обмотал ее кисти веревкой, затянул узел. Она сопротивлялась, как только могла, но что для него было ее сопротивление! Связать человека он мог в минуту. Чтобы она не отбивалась сапогами, другим концом веревки перехватил еще и ноги у щиколоток.
Изрядно, однако, запыхавшись, он поднялся с пола, стараясь не слушать Зоськиных причитаний, обернулся к хозяевам. Те, прижавшись друг к другу и, наверно, помертвев от страха, стояли у печи. Но теперь он не намерен был с ними объясняться, тем более оправдываться — пришла пора действовать.
— Запрягай лошадь! Живо! — скомандовал он хозяину. Тот снова немым истуканом глядел на него, не в состоянии двинуться с места.
— Лошадь, говорю, живо!
— Так нема, пан, лошади, — наконец пробормотал он, и Антон почти закричал:
— Как нет? Запрягай, говорю, лошадь!
— Пане, не маю лошадь. Забрали лошадь…
— Кто забрал? — спросил Антон, почувствовав, однако, что его замысел еще более усложняется, если не совсем летит в тартарары. — Кто забрал лошадь?
— Не знам, пане. Люди пришли, забрали.
— Врешь! — выпалил Антон первое, что в таком случае пришло ему в голову, и снова выхватил наган из-за пазухи.
Хозяин беспомощно раз-вел руками, вроде испуг его проходил, но появилось какое-то ранее не замечаемое в нем упрямство или даже непослушание. Кажется, он тоже переставал подчиняться.
— Пан можа стшзлить, але…
— А ну пошли! — подтолкнул его Антон, которому вдруг показалось, что все-таки он хитрит — где-то в сараях во дворе, наверно, спрятана его лошадь» — А ты — марш туда! — указал он хозяйке на дверь в другую половину избы. — Живо!
Хозяйка без слов прошмыгнула в дверь, Антон прикрыл дверь сильнее и, пошарив рукой возле печи, нашел ухват. Кажется, он хорошо подпер им дверь, туго подсунув ручку ухвата под верхнюю палку двери.
— Зажигай фонарь!
— Так, пан, нема лихтара, — снова развел руками хозяин. — Пан сам будет видеть.
«Черт возьми, увидишь там что без огня!» — выругался про себя Антон. Но у него еще было в кармане несколько плоских немецких спичек, и он толкнул дверь на выход.
— Пошли!
Пропустив хозяина вперед, он вышел за ним и задержался: входную дверь тоже надо было запереть. Но она открывалась внутрь, подпереть ее было нельзя и, кажется, нечем. Видя, как Антон возится с дверью, хозяин на ощупь нашел накидную планку и сунул ему в руки большой замок без ключа.
— От так, пане, так…
Антон запер дверь, просунув дужку замка в пробой, и они направились в хлев.
Да, в хлеву коня не было. Одна загородка совсем пустовала, в другой, когда он зажег спичку, к проходу повернула голову пестрая, лениво жевавшая жвачку корова, где-то тревожно закудахтал петух на насесте. Антон с досадой бросил в навоз догоревшую спичку.
