Городской мальчик - Вук Герман (читаем книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
– И вы, мистер Кригер, того же мнения? – спросил Пауэрс.
– Я сэкономлю вам полчаса на пустых разговорах, – язвительно вставил Букбайндер. – У меня есть доверенность от Кригера и наших жен на право голоса по всем нашим акциям. Кригер вынужден принять мою сторону.
Юрист и Пауэрс посмотрели на Кригера. Тот робко кивнул.
Герби потерял нить спора, и ему стало скучно. «Наполеон» оказался почему-то не таким вкусным, как первые четыре пирожных. Он наспех дожевал его и взялся за вишневое. Тут мальчик заметил новое тревожное обстоятельство: официант стоял рядом и таращился на него со смешанным выражением ужаса и любопытства. И от каждого кусочка, проглоченного Герби, глаза у него все явственнее вылезали из орбит. Герби никак не мог сообразить, куда тот смотрит. Он с беспокойством оглядел свой костюм, не капнул ли кремом, обернулся назад, но, судя по всему, кроме него, самого обыкновенного мальчика, никаких диковинок здесь не было. Взгляд официанта смутил его. Герберт без особого удовольствия доел вишневое пирожное и потянулся за лакомством, которое приберег напоследок: этакая коробочка из чистого шоколада, доверху наполненная кофейным кремом. Едва Герби сделал первый укус, как с тревогой заметил, что у побледневшего официанта отвисла нижняя челюсть. Мальчик решил, что беднягу тошнит, небось съел что-нибудь в своем задрипанном ресторане. Герби и самому было не по себе. На удивление, расчудесная шоколадная коробочка по вкусу не слишком отличалась от вареной трески и была такая же клейкая.
Пока внимание Герби было отвлечено официантом, разговор взрослых ушел вперед. Он попробовал вникнуть в его суть, продолжая прикладываться к пирожному, правда, все реже и реже. Говорил Пауэрс:
– …совершенно не понимаю, зачем мне надо было тащиться вечером на край города, чтобы выслушивать прежние глупости. Я думал, вы образумились.
– Позволю себе заметить, это крайне неосмотрительно, крайне неосмотрительно, – сказал юрист, раздавив в пепельнице недокуренную сигару. – Уверяю вас, голубая бумага ровным счетом ничего не стоит. На мой взгляд, мистер Пауэрс имеет полное право на продажу «Бронкс-ривер айс», однако следует признать, что, будучи юрисконсультом «Интерборо», я не могу советовать компании приобретать собственность, право на которую подлежит хотя бы тени сомнения. Хотя бы тени сомнения…
– Утром поговорю с Берлингеймом, – зло бросил Пауэрс, – и, если он захочет купить, я продам, и без всяких оговорок в пользу господ Букбайндера и Кригера. Деловые люди не поступают, как поступили они, следовательно, я не обязан брать в расчет их мнение. Больше мне нечего сказать.
– Да, я не в своем уме, – запальчиво ответил ему Букбайндер. – Я хочу остаться хозяином, а не ходить в помощниках у Берлингейма.
– Пап, – слабо донеслось из-за столика Герби. Отец обернулся и взглянул на него. – Пап, мне нехорошо.
Герби обмяк и тупо уставился в одну точку. Повисшая как плеть рука сжимала остаток шоколадной коробочки. Лицо мальчика цветом сильно смахивало на съеденный им протертый шпинат.
– Господи помилуй, да его тошнит! Зачем только ты ел эту тухлую рыбу? – встревожился отец.
– Мистер, наша кухня здесь ни при чем! – вскричал официант. Он подошел к столику и поднял правую руку. – Не сойти мне с этого места, если парень не съел семь пирожных. Семь штук, мистер! Видел собственными глазами. Тут и слона стошнит. Я вот только со стороны смотрел, а меня и то замутило.
Герби пошатываясь встал со стула.
– Пап, пойду-ка я домой, – вымолвил он. У мальчика появилось ощущение, будто его желудок трясет мелкой дрожью, как озерную гладь на ветру; в мутном мареве перед глазами медленно поплыли съеденные разноцветные пирожные, а в голове настойчиво стучало: фрап, фрап, фрап, – и казалось, это самое гадкое слово, когда-либо слетавшее с человеческих губ.
– Пошли, сынок, я отвезу тебя. – Букбайндер вскочил с места и схватил его за руку. – Джентльмены, наш разговор все равно закончен, поэтому прошу извинить меня за поспешный уход. Мистер Пауэрс, поверьте, со временем вы будете благодарить меня за то, что дело осталось в наших руках. Кригер, заплати за меня. Всего доброго.
Мистер Букбайндер заторопился с мальчиком на улицу, и они стали у края тротуара, чтобы поймать такси. Однако сразу такси не подвернулось, и Герберт, покачиваясь на бордюрном камне, перенес все муки плавания по штормовому морю, а потом вдруг испытал блаженное облегчение, какое наступает, когда перегнешься за борт. Отец заботливо помог ему, а после пешком повел бледного, дрожащего мальчика домой. Теперь полезнее было подышать свежим воздухом, чем ехать в такси. Мало-помалу прогулка возвращала Герби к жизни, и сквозь муть нездоровья в памяти начали всплывать обрывки делового разговора взрослых.
– Пап, – несмело спросил он, – а мистер Пауэрс правда может продать Хозяйство и выбросить тебя с мистером Кригером на улицу?
– Тебе нечего об этом беспокоиться, – ответил Букбайндер. Но смотрел он с тревогой и грустью. – Забудь все, что слышал, Герби. Сейчас твое дело – касторовое масло и постель.
Вот так, касторовым маслом, постелью и щемящей досадой на самого себя за то, что не сумел выдержать марку, завершился для Герби Букбайндера первый вечер, который он провел как мужчина среди мужчин.
11. В «Маниту»!
В следующий понедельник, первого июля, дети начали разъезжаться из города – на отдых.
Впервые в жизни Герби Букбайндер отказался от привычных городских развлечений летней поры, когда можно купаться под пожарным краном, лакомиться арбузом с запряженного лошадью фургона, устраивать пикники на городских пляжах и в парках, да просто болтаться без цели где твоей душе угодно, и пустился навстречу неведомым радостям загородного лагеря. У дома 2075 по улице Гомера семейство Букбайндеров с багажом погрузилось в «шевроле», чтобы ехать на Большой Центральный вокзал. Мимо протащился ветхий арбузный фургон со старыми знакомыми: белой клячей и чумазым взъерошенным возницей, который выкликал нараспев: «Ар-БУ-У-зы-ы! Ар-БУ-У-зы-ы!» В фургоне высилась гора пузатых зеленых арбузов вперемешку с оковалками льда; у Герби даже засосало под ложечкой – так вдруг захотелось съесть кусочек студеного арбуза и никуда не уезжать. Но это настроение развеялось, едва заурчал мотор и они тронулись в путь. Да если разобраться, то что такое «ар-БУ-У-зы-ы» в сравнении с весельем и удовольствиями, ожидающими в далеком и загадочном «Маниту»?
Пыльный солнечный луч прочертил наискось пустоту под куполом Большого Центрального вокзала и упал на желтый квадрат внушительного знамени, висевшего в углу, на стене, в огромном зале ожидания. На знамени красными буквами было вышито:
Мистер Гаусс очень гордился староанглийским шрифтом, исполненным значительности и достоинства. К несчастью для Герби, Фелисии и их родителей, которые метались в поисках знамени за десять минут до отхода поезда, этот шрифт весьма трудно читается на расстоянии более десяти футов. А вокруг так и мелькали знамена: красно-голубое – лагеря «Гайавата», бело-зеленое – лагеря «Алгонкин», серо-зеленое – лагеря «Пенобскот», голубое с золотом – лагеря «Ирокез», а также лагерей «Пуэбло», «Вигвам», «Тотем», «Томагавк», «Нокоми» – и еще полсотни знамен разных форм и расцветок. Глядя на все эти флаги, можно было подумать, будто племена американских индейцев возродились и устроили грандиозный военный совет, чего не скажешь о толкучке под флагами. В сущности, трудно представить себе нечто менее похожее на благородных нагих краснокожих, чем кучки неугомонных потных сварливых городских детей, одетых в «другие» костюмчики и платьица, нехотя подставляющих щечки заплаканным матерям для прощального поцелуя, либо ссорящихся между собой, либо громко оспаривающих приказы вожатого.
Там и сям в плотный строй индейских названий вклинивались то лагерь «Уильямс», то лагерь «Счастье». Герби порадовался, что не угодил в одно из этих занудных мест, а едет в лагерь с волшебным названием «Маниту».
