У дороги - Банг Герман (читать книги без txt) 📗
— Бай, — сказала Катинка, — так это вправду от Агнес…
— Да, будь я проклят…
Бай сам умчался относить телеграмму незадолго до прихода вечернего поезда.
Баю еще ни разу не приходилось видеть, чтобы люди были так счастливы. Старики то смеялись, то плакали.
— Господи…. неужто это правда… Господи… неужели правда…
— Ну да, матушка… Да… — Старый пастор старался держаться спокойно.
Он шикал на жену и гладил ее по голове. Но потом молитвенно сложил руки.
— Нет, — сказал он, — это слишком большое счастье. — И заплакал сам, утирая слезы бархатной ермолкой.
— Да, да, — сказал он. — Господь милосерден, я всегда говорю, Господь милосерден…
Старый пастор хотел сам сообщить новость Катанке, он взял пальто, шляпу и рукавицы, потом снова все отложил и схватил Бая за руки:
— Довелось все-таки, начальник, — сказал он. — Довелось нам, старикам, дожить — дожить до этого счастья.
— Гм, конечно, у каждого свое…
— Теперь Андерсен поймет, поймет, что он потерял, — сказал старый пастор.
Он бестолково суетился и никак не мог закончить сборы. На прощанье пасторша угостила их земляничной наливкой.
По дороге старый пастор то и дело насвистывал песенку «Солдатик храбрый наш».
Пастор сидел у кровати Катинки.
— Да, — говорил он. — Господь соединяет любящие сердца.
Через неделю Агнес возвратилась домой.
Она влетела с платформы прямо в контору. В открытую дверь она увидела Катинку — та лежала на подушках с закрытыми глазами. Агнес с трудом узнала ее.
Катинка открыла глаза и посмотрела на Агнес.
— Да, это я, — сказала она.
Агнес вошла в спальню, взяла руки Катинки в свои. Опустилась на колени у кровати.
— Моя прелесть, — сказала Агнес, сдерживая слезы. Она приходила каждый день после полудня и оставалась у Катинки до вечера.
Разговаривали они мало. Катинка дремала, а Агнес, уронив на колени шитье, вглядывалась в худенькое личико на подушке. Из груди Катинки вырывалось слабое, свистящее дыхание.
Стоило Катинке шевельнуться, и Агнес снова бралась за шитье и проворно орудовала иглой.
Катинка лежала без сна. Она чувствовала бесконечную слабость, говорить она была не в силах. Начался приступ кашля. Она выпрямилась на постели, кашель разрывал ей грудь.
Агнес поддерживала ее. Катинка обливалась холодным потом.
— Спасибо, — говорила она, — спасибо.
Она снова откинулась на подушки и затихла. Из-за полога кровати она глядела на лицо Агнес, такое круглое и здоровое, на ее руки, решительно управлявшиеся с шитьем.
— Агнес, — сказала она, — поиграйте мне, пожалуйста, немножко.
— Вам лучше поспать, — сказала Агнес.
— О нет. Поиграйте, пожалуйста.
Агнес встала и подошла к фортепиано. Она негромко наигрывала одну мелодию за другой.
Катинка лежала, не шевелясь и выпростав руки из-под одеяла.
— Агнес, — просила она, — спойте ее… пожалуйста. Это была песня о Сорренто. Агнес запела низким грудным голосом:
Она еще посидела немного у фортепиано. Потом встала и Вернулась в спальню.
— Спасибо, — сказала Катинка. Она помолчала.
Потом сказала еле слышно:
— Какой прекрасной могла быть жизнь.
Агнес опустилась на колени возле кровати. И они обе затихли в темноте. Катинка провела рукой по волосам Агнес.
— Агнес, — сказала она. — Мне не надо… не надо надгробного слова…
— Катинка, но…
— Пусть только помолятся за меня, — сказала она.
Она снова умолкла. Агнес тихо плакала. Котинка перебирала завитки ее волос.
— Но есть, — она говорила тихо-тихо, словно робея, и убрала руку с головы Агнес, — есть один псалом… Мне хотелось бы… пусть его споют… над моей могилой…
Ее шепот был почти беззвучен. Агнес зарылась лицом в подушки.
— Свадебный псалом, — еле слышно прошептала Катинка, как ребенок, который не решается высказать свою просьбу.
Агнес заплакала навзрыд, она схватила руки Катинки, целовала их и всхлипывала.
— Катинка… Катинка…
Катинка сжала ладонями ее голову и чуть подалась вперед:
— Вы с ним теперь будете счастливы, — сказала она. Она умолкла. Агнес продолжала плакать.
На другой день старый пастор соборовал Катинку. Бай был в отъезде в Рандерсе.
Ночью перепуганная служанка со свечой в руках разбудила Агнес:
— Фрекен… За вами прислали… со станции… фрекен просят сейчас же прийти.
— Со станции… — Агнес соскочила с кровати. — Кто там? — спросила она.
Она окликнула человека, стоявшего внизу, в сенях.
— Это я, — сказал Малыш-Бентсен.
Агнес вышла, накинув на себя какие-то платки.
— Она умирает, фрекен, — сказал Малыш-Бентсен. Он был бледен, у него зуб на зуб не попадал. Малыш-Бентсен еще никогда не видел умирающих.
— За доктором послали? — спросила Агнес. — Фонарь, Ане.
— Некого было послать…
Агнес взяла зажженный фонарь и вышла во двор. Она постучала в людскую. Стук отозвался эхом в сарае…
— Ларе, Ларе…
Лошади завозились в стойлах.
Вышел заспанный Ларе и остановился в дверях в свете фонаря.
Агнес зашагала через двор обратно к дому. Малыш-Бентсен вышел на крыльцо, — он боялся оставаться один в темноте.
— Вы поедете с Ларсом, — сказала Агнес и прошла мимо него в дом.
В сени выскочили перепуганные служанки.
— Сварите кофе, — сказала Агнес. — Да поживее.
Она отправилась к себе переодеться. Малыш-Бентсен остался в сенях один. Все двери в доме были распахнуты и поскрипывали в темноте. Полуодетые, заспанные девушки сновали из комнаты в комнату, каждая со свечой в руке. Один подсвечник кто-то забыл на столе. Пламя колыхалось на сквозняке.
Батрак вынес из конюшни во двор зажженный фонарь и поставил его на каменный выступ, а сам снова куда-то ушел, — в темноте вокруг фонаря лежало светлое пятно.
Хлопнула дверца коляски, вывели лошадей. Каждый звук громко и жутко отдавался в ночной тишине.
Агнес прошла мимо Бентсена.
— Я иду, — сказала она. — Что у нее — судороги?
— Она кричит, — сказал Бентсен. Агнес выглянула во двор.
— Побыстрее, — крикнула она. Батрак побежал по двору с фонарем.
В кухне на подоконнике стояли две свечи, их мерцающее пламя освещало лошадей и коляску во дворе.
В столовую вышла фру Линде в халате старого пастора.
— Ложись, мама, — сказала Агнес.
— О Боже мой, Боже мой, — приговаривала старая фру Линде. — Так внезапно… Так внезапно… — И она тоже стала бродить из комнаты в комнату со свечой в руке.
Батрак распахнул ворота, — от грохота все вздрогнули, — в дверях кухни показался Ларе, ему налили чашку кофе.
Малыш-Бентсен вышел и взобрался на козлы… Он видел лицо пасторши — она всхлипывала и раскачивалась на стуле в колеблющемся пламени свечи.
Они выехали из ворот и рысью покатили в темноте по дороге — колья ограды проносились мимо них, точно танцующие привидения.
Ларе крепко натягивал поводья.
— Лошади чуют, когда едешь к покойнику, — сказал он. И разговор оборвался. Свет фонарей от коляски скользил по растревоженным кольям ограды.
Бай расхаживал по прихожей из угла в угол, взад и вперед.
— Это вы, — сказал он. — Вы пришли. Ох, как она кричит.
Агнес отворила дверь в контору. Она услышала стоны Катинки и голос сиделки: «Ну же, ну, ничего, ничего». Вошла Мария.
