Лунный свет - Грин Александр Степанович (книга жизни .txt) 📗
— Вот что, — произнес он, — камень и железо — правда?
— Конечно.
— Ну, так они их не достанут. Здесь нет камня и железа до самых гор. Они останутся в дураках.
Я улыбнулся.
— А эти, — сказал я, — коробочкой?
— Па-рра-ходы? — с усилием произнес он и опечалился. — Вы думаете?
— Без сомнения.
Пока он переваривал этот новый удар, женщина внимательно водила пальцем по коже моего сапога, отдергивая свою нежную руку каждый раз, когда я шевелил ногой.
— Тогда мы уйдем, — полувопросительно сказал он. — Нет никакого расчета оставаться здесь. И все уйдут. Леса опустеют. Я слышал, что не будет лесов и даже травы? Куда-нибудь да уйдем.
Мне стало жалко их, Ритль, этих маленьких лесных душ; но чем я мог им помочь?.. Я горевал вместе с ними. Так сидели мы втроем, молча, среди живой тишины, в кротком, печальном оцепенении.
— Я слышал еще, — виновато сказал он, — что будто дело произойдет так: везде будет железо и камень, и парра-ходы, и ничего больше. А потом они снова захотят жить с нами в близком соседстве; устанут, говорят, они от этого… элек…
— Электричества.
— Да, да. Ну, так мы пока можем побыть и в изгнании. Как вы думаете насчет этого?
В этот момент я услышал тихий и ровный плач; он напоминал шелест падающих сосновых шишек.
— Ну, — сказал он, — так усни. Чего же плакать?
Женщина продолжала рыдать на его плече. Из ее маленьких, светлых глаз катились быстрые слезы.
— Я хочу спать, — твердила она, — а надо опять идти… идти…
Он повернулся к ней, и оба растаяли, затрепетали прозрачными силуэтами на освещенном песке, затем исчезли. Я встал, Ритль; было темно, костер шипел мокрыми от росы сучьями.
После этого я встречал их каждую ночь. Они приходили и исчезали, но между жалобами от них можно было узнать многое о их жизни. Я это делаю — беру лодку и еду. Вчера мы обсуждали, например, скверные черты в характере волка. Вы видите…
Пенкаль повернулся. Камень был пуст; вдали замирали быстрые шаги Ритля.
«Я напугал его, — подумал молодой человек, — теперь он считает меня бесноватым или — что все равно — приятелем самого черта. Но я, кажется, сам позабыл о его присутствии. Это ведь лунный свет…»
Он не договорил и посмотрел вверх, где чистая луна сочиняла ему сказку о его собственной замкнутой и беспредельной душе. Затем, обойдя лужи, Пенкаль сел в лодку, толкнул веслом заскрипевший песок и растворился в прозрачной мгле.
III
— Где же его искать?
— В аду.
— Без шуток, говори, куда держать?
— Держи пока прямо. А потом — на свет.
После мгновенного замешательства, вызванного коротеньким диалогом, весла заработали так быстро, что рулевой качнулся назад. Несколько минут прошло в совершенном молчании, затем тот, кто рекомендовал отправиться в ад, глухо проговорил:
— Темно. Подлей масла в фонарь, Син; он гаснет.
— Я предлагаю вернуться, — заявил Паск.
— Вернись, — ответил с недобрым оттенком в голосе мрачный человек. — По воде ты дойдешь до берега, а там сядешь в лодку.
Остальные захохотали. Смех их показал шутнику, что слова его немного смешны, и он засмеялся после всех сам, совершенно несвоевременно, потому что в этот момент Энди ушиб себе ногу веслом и застонал с кроткой яростью ангела, проворонившего пару приличных душ.
— Луна скрылась, — сказал Паск, — и очень кстати. Кружись до утра, Льюз.
— Нет, — сказал мрачный человек, названный Льюзом, — дело должно быть сделано. Я хочу посмотреть дьявольские игрушки Пенкаля… или запою песенку под названием: «Ритль, береги ребра!», а то…
Он стих и погрозил кулаком зюйд-весту. Четыре силуэта мужчин, обведенные каймой борта в тусклом свете дымного фонаря, плыли над водой, усиленно загребая веслами. Паск спросил:
— Возможны ли такие шутки?
— То есть мы — дураки, — скорбно поправил Льюз. — Не мешало бы воротиться и расспросить Ритля, а? — Льюз дернул рулем. — Я мог бы рассказать вам, — проговорил он, — как один человек… какой — все равно, зашел на кукурузное поле.
Прошло пять минут, пока Син осведомился, чего ради этот несчастный подвергся такой странной участи.
— Он утонул, — задумчиво пояснил Льюз, — и утонул потому, что это было не кукурузное поле, а озеро. Поняли?
Кто-то вздохнул. Энди повернул голову.
— Огонь влево, — сказал он, переставая грести.
Нетерпеливое, отчасти жуткое ожидание достигло крайнего напряжения. Льюз направлял лодку. Слева под лесом, у большой песчаной косы трепетал красный огонь костра. Маленький, одинокий, он тихо манил парней; может быть, там сидел Пенкаль.
Без команды, словно по уговору, Син, Энди и Паск бережно загребли веслами, словно не вынимая их из воды, отчего лодка бесшумно, как окрыленная, скользнула к земле и остановилась, толкнувшись о подводные кряжи.
— Ну, выходи, — смущенно проговорил Льюз.
Все двинулись кучкой, молча, подавленные тишиной и предчувствием разочарования. Пенкаль сидел на корточках у огня; в котелке, повешенном над угольями, что-то шипело и булькало; смеющиеся глаза вопросительно остановились на Льюзе.
— Вот погреемся! — неестественно сказал Син, избегая глядеть на кузнеца.
Льюз мрачно улыбнулся, присев боком к огню; Паск остановился в отдалении; Энди для чего-то снял шапку и подбросил ее вверх.
— Так вы прогуливаетесь, — сухо сказал Пенкаль.
— Мы? — спросил Энди. — Да… мы… ехали и… увидели этот огонь… но… Льюз потерял спички… и вот… понимаете… курить захотелось… Верно я говорю, Льюз? Ну… мы и того… Здравствуйте!
Котелок покачнулся. Серая пена заструилась в огонь, чадя и всхлюпывая на угольях. Пенкаль бросился снимать варево, поддел котелок палкой и бережно поставил на землю.
— Это суп, — сказал он. — Хотите?
Четыре человека недоверчиво переглянулись и протянули Пенкалю руки.
— Прощайте! — сказал Энди. — Мы должны ехать: нам нужно… Льюз, закури трубку.
Льюз сделал это, подпалив усы, так как дрожали руки, и затем все удалились, переговариваясь вполголоса о таинственных, недоступных для глаз их, лесных жителях.
Когда их фигуры, раскачиваясь, ушли во мрак, — из-за туч выглянула луна и затопила тревожным блеском далекую линию противоположного берега.
