Тайна Колверли-Корта - Дойл Артур Игнатиус Конан (хорошие книги бесплатные полностью .txt) 📗

— Мэри, согласны ли вы стать моей женой? Я уже давно люблю вас.

Я не могу рассказать, как прошел тот вечер, да никого это, наверное, и не интересует. Но перед тем, как утром я отправилась домой, где отец был рад дать свое согласие на наш брак, мы с тетушкой Джеймс и Джоном договорились, что Рождество я проведу вместе с ними, а где именно — решено было не сообщать отцу, во всяком случае, уж точно не в Лондоне. А Джон тем временем написал леди Макуорт, что они с матерью будут, а также привезут с собой и мисс Джексон!

Едва ли можно сказать, что я целиком и полностью одобряла подобный план. Но Джон такой веселый, с ним всегда так весело, а здесь он, кроме того, оказался еще и настойчив. Я вынуждена была признать, что его доводы обоснованы, но умоляла разрешить мне рассказать обо всем отцу.

— Но он же не отпустит тебя, если все узнает; он просто не может тебя отпустить , — отвечала тетушка Джеймс.

— И леди Макуорт не пустит тебя за порог, если ей заранее будет известно; она просто не может тебя пустить, — присовокупил Джон.

Напрасно я вопрошала:

— Но почему?

Единственный ответ, которого я смогла от них добиться, был таков:

— Твой отец после стольких отказов, данных им леди Макуорт, никак не может позволить тебе ехать в Колверли. А леди Макуорт, после всех отказов, полученных ею от твоего отца, уже ничего не может добавить к сказанному.

Наконец Джон привел довод, после которого я решилась:

— Если уж мы хотим изгнать эту тайну из нашей жизни, то нужно пойти на какие-то жертвы. Давай сначала проникнем в дом, а затем все расскажем твоему отцу и даже затащим его туда, если получится. И, к тому же, — заявил Джон, — как моя невеста ты просто обязана посетить Кол-верли-Корт. Наш совместный приезд будет чем-то вроде рождественской шутки, так сказать, игра с переодеванием. Ты должна поехать с нами, Мэри. Колверли — самое милое, родное и уютное местечко на всем белом свете.

II. Старый дом

— Ну, ладно, — сказал отец, усаживая нас в железнодорожный вагон. — Если получится, телеграфируйте мне завтра. И заодно сообщите, куда вы все-таки надумали отправиться. Никак не ожидал, миссис Джеймс, что вы отважитесь справлять Рождество вдали от своего уютного дома.

— Ничего неожиданного, — с улыбкой отвечала она. — Я намерена вновь посмотреть, как встречают Рождество в деревне, среди спокойных высоких деревьев, на земле, спящей под снегом в ожидании весны. Ведь Мэри не видела ничего подобного, она всегда остается в Лондоне. Вспомни-ка, Роджер, как это было. Неужели ты не тоскуешь по настоящему, старому доброму Рождеству в деревне, как ты справлял его когда-то?

— Я предпочитаю ничего не вспоминать, — с ледяным спокойствием отвечал отец.

Затем, нежно улыбнувшись мне, сказал:

— Да хранит тебя Бог, Мэри! Напиши мне, как условились. До свидания, дорогая!

Гудок паровоза прервал наш разговор, поезд тронулся, оставив отца стоять на платформе. На лице его играла улыбка, которая, я знаю, свойственна и мне. И на какое-то мгновение сердце мое исполнилось гордости, потому что он никого не любит так, как меня.

Из Лондона мы уехали загодя и рассчитывали, что на дорогу до Колверли у нас уйдет дня два. Для двадцатого декабря день выдался отнюдь не холодный; моросило, и капли влаги застилали вагонное стекло, искажая пейзаж за окном. Но неудобство это не стесняло нас — настолько мы были поглощены беззаботной болтовней, и смутная надежда на то, что семейная тайна, возможно, наконец раскроется, не позволяла нам скучать в дороге. Джон должен был все уладить на месте и всех помирить. Рождество обещало быть богатым на подарки и радостные события; а самое главное — мне наконец-то предстояло увидеть Колверли.

Мы прекрасно устроились в отеле в небольшом провинциальном городке. Мы гуляли с Джоном, изучая его достопримечательности и вдыхая спокойный прозрачный холодный воздух. А на третий день после завтрака опять сели в поезд и поехали в сторону Колверли-Корта.

На станции мы обнаружили присланный за нами экипаж; огромная же гора шуб и накидок, лежащих в нем, чтобы предохранить нас от холода, была приятным свидетельством заботливости леди Макуорт. Мы закутались во все это, с радостью ощущая приятную теплоту, и выехали из городка на открытую дорогу. Вскоре через тяжелые ворота мы въехали в лесные угодья замка и там, обогнув по берегу пруда парк с оленями и миновав живописную ферму, выехали на посыпанную гравием дорогу: слева пологий холм, поросший лесом, справа — длинная лужайка с растущими на ней раскидистыми кедрами и высокими соснами. Я онемела от восхищения. О, этот перестук лошадиных копыт, ласкающий ухо словно музыка; застывший, холодный воздух; ярко-голубое небо, далекое и спокойное, и деревья — чудесные, великолепные деревья! — я смотре-, ла на них, как никогда не смотрела прежде. Из-за вчерашнего дождя и ночного мороза они стояли как бы покрытые серебром. Никогда раньше мне не доводилось видеть иней: на каждой ветке распустились кристальные почки, и большие развесистые ветви кедров склонились под тяжестью застывшего на них хрусталя. Воздух замер в неподвижности. В жизни не видала такой красоты! Я была готова расплакаться — так глубоко поразила меня величественная картина, раскинувшаяся перед моим взором. Это и был Колверли-Корт.

Тут же у меня возникла мысль, сколь многого лишился отец, когда родилась Джудит. Но это никак не могло быть связано с тайной, потому что затем в течение многих лет, и даже несколько лет после моего рождения, не было ни ссоры, ни отчуждения, ни изгнания из Колверли.

Я размышляла об этом, когда наша карета, рассекая неподвижный морозный кристальный воздух, сделала поворот и перед нами предстало зрелище необыкновенной красоты — маленькая церквушка, подле которой росла ель, и на ней каждая иголка была заключена в свой хрусталик, ярко сверкавший на солнце. Я воскликнула в умилении, и тут зазвонили колокола, поначалу тихо и неуверенно, а потом все громче и отчетливее, и звон их раскатисто разнесся среди холмов. Карета проехала под массивной гранитной аркой, и мы быстро подъехали к дому.

Внезапно меня пронзила мысль, что я нахожусь здесь под вымышленным именем. Я посмотрела в глаза тетушке Джеймс, и она прочла в моем взгляде все мои страхи. Тетушка плотнее завернулась в дорожный плед и, заложив руки в муфту, сказала:

— Надеюсь, из нашей шутки не выйдет ничего дурного.

Но едва открылись двери, страхи исчезли сами собой. Все очень обрадовались Джону. Слуги, включая и старую экономку в очках, были счастливы приезду миссис Джеймс. Как замечательно она выглядела! Как хорошо, что она снова здесь, как в старые добрые времена! Вот это уж будет Рождество так Рождество!

Вот так, окруженные всеобщей заботой и любовью, мы проследовали через холл, поднялись по лестнице, где со стены на нас смотрели застывшие в рамах мужские и женские лица, и вошли в гостиную, отделанную кедровыми панелями, чередующимися с красочными гобеленами. В камине горел огонь, по углам были зажжены свечи, на стенах камина плясали разноцветные язычки пламени, отражаясь также в огромном зеркале, доходящем от каминной полки до потолка и заключенном в белую с золотом раму. Вряд ли можно было себе представить что-нибудь более уютное и радующее глаз, чем это помещение, еще более привлекательное благодаря старомодным мягким стульям и креслам с красными бархатными сиденьями и того же белого с золотом цвета, что и зеркало.

Я окинула комнату восхищенным взглядом, а затем ответила на приветствие леди Макуорт, по-прежнему не в силах оторвать глаз от этой чудесной «расписной шкатулки».

— Значит, это и есть мисс Джексон? — спросила она.

— Да, моя мисс Джексон, — подчеркнул Джон, и в голосе его прозвучали веселые нотки; невозможно, думаю, было не понять, что он кого-то разыгрывает.

Тем не менее леди Макуорт, вероятно, не заметила его тона и только пристально на меня посмотрела.

— Моя дорогая, — сказала она, — я уверена, мы будем друзьями. А сейчас мне нужно поговорить с миссис Джеймс. Вот Бэйнс: она проводит вас, любовь моя, в вашу комнату.