Дача Лэндора - По Эдгар Аллан (читать книги без регистрации полные TXT) 📗
Дом с его пристройками был построен из старомодных голландских черепиц, широких и с незакругленными углами. Особенность этого материала в том, что постройка кажется шире внизу, чем вверху, на манер египетской архитектуры, и в данном случае это чрезвычайно живописное впечатление усиливалось благодаря горшкам с пышными цветами, окружавшим основание построек.
Черепицы были выкрашены в тускло-серую краску, представлявшую удивительно приятную, противоположность яркой зелени листьев тюльпанного дерева, осенявшего дом своими ветвями.
Как выше сказано, каменная стена представляла наилучшую точку для рассматривания дома; отсюда глаз охватывал разом оба фронта с живописной восточной стеной и, в то же время, мог видеть северное крыло и почти половину легкого мостика, переброшенного через ручей по близости от построек.
Я не долго оставался на вершине холма, хотя достаточно, чтобы осмотреть в подробности развертывавшуюся передо мной картину. Ясно было, что я сбился с дороги; это достаточное извинение для путника, чтобы отворить ворота и попытаться войти. Так я и сделал.
За воротами дорога спускалась по склону вдоль северо-восточных утесов. Она привела меня к подножию северного обрыва, а оттуда, через мост, мимо восточной стены, к главной двери.
Когда я свернул за угол стены, пес бросился ко мне молча, но с выражением тигра. Я протянул ему руку в знак дружбы. Я еще не видал собаки, которая устояла бы перед таким приветствием. Действительно, он не только перестал скалить зубы и замахал хвостом, но протянул мне лапу, а затем обратился с такими же любезностями к моему Понто.
Не замечая нигде колокольчика, я постучал в полуоткрытую дверь своей палкой. В ту же минуту на пороге появилась фигура молодой женщины лет двадцати восьми, стройная или скорее тонкая, выше среднего роста. Когда она приблизилась ко мне со скромной решительностью, не поддающейся никакому описанию, я подумал: «Вот где я нахожу совершенство естественное в противоположность искусственной грации». Мое следующее впечатление, несравненно более сильное, чем первое, я могу назвать энтузиазмом. Никогда еще выражение романтичности, если можно так выразиться, или несветскости, подобное тому, которое светилось в ее полуопущенных глазах, не проникало так глубоко мне в душу. Не знаю почему, но это особенное выражение глаз, сказывающееся иногда и в складе губ, сильнее всего, может быть, даже одно чарует меня в женщине. Романтическое, если только читатель правильно понимает смысл, который я придаю этому выражению, романтическое и женственное, по моему мнению, синонимы, а в конце концов мужчина истинно любит в женщине именно ее женственность. Глаза Анни (я слышал, как кто-то окликнул ее из дома: «Анни, милая!») были «серые, неземные», волосы светло-каштановые; вот все, что я успел заметить в ту минуту.
На ее любезное приглашение я вошел в довольно просторные сени. Явившись главным образом для наблюдения, я успел заметить направо от себя окно, такое же как в переднем фасаде дома, налево дверь в главные комнаты, и прямо перед собою другую дверь, открытую, так что я мог рассмотреть небольшую комнату, по-видимому, кабинет и большое окно с выступом, выходившее на север.
Войдя в гостиную, я очутился перед мистером Лэндором — такова была его фамилия, которую я узнал впоследствии. Он встретил меня любезно, но я больше занят был обстановкой жилища, чем хозяином.
В северном крыле находилась спальня, сообщавшаяся с гостиной; на запад от двери в спальню — окно, выходившее на ручей; на западном конце гостиной — камин и дверь в западное крыло, вероятно, служившее кухней.
Обстановка гостиной отличалась необычайной простотой. Пол — устлан превосходным толстым ковром с зелеными узорами по белому полю. На окнах — снежно- белые кисейные занавеси; они опускались прямыми, правильными складками как раз до пола. Стены были обиты изящными французскими обоями — серебристо белыми, с светло-зеленой полоской зигзагами. Их однообразие нарушалось только тремя прекрасными жюльеновскими литографиями a trois crayons [5] без рамок. Один их этих рисунков изображал сцену восточной роскоши или, скорее, сладострастия; другой — необычайно живую картину карнавала; третий — греческую женскую головку: такое божественно прекрасное лицо, с таким вызывающе-неопределенным выражением, какого мне еще не случалось видеть.
Мебель состояла из круглого стола, нескольких стульев (включая кресло-качалку) и дивана или «канапе» — деревянного, липового, окрашенного в желтовато-белую краску с легкими зелеными разводами, с соломенным сиденьем. Стулья и стол были подобраны друг к другу, но формы их, очевидно, измышлены тем же мозгом, который устраивал именье, — невозможно представить себе что-нибудь более изящное.
На столе помещались несколько книг, широкий квадратный хрустальный флакон с какими-то новыми духами, простая астральная лампа с итальянским абажуром и большая ваза с великолепными цветами. Цветы ярких окрасок и нежного запаха представляли единственное украшение комнаты. На камине возвышалась огромная ваза с пышными геранями. На трехугольных полочках по углам комнаты красовались такие же вазы с различными цветами. На каминной доске находились два-три букета поменьше, а пучки поздних фиалок виднелись на окнах.
Цель этой статьи исчерпывается подробным описанием дачи мистера Лэндора, как я ее нашел.