Парк-авеню 79 - Роббинс Гарольд "Френсис Кейн" (книги онлайн полные версии бесплатно .TXT) 📗
И не в силах больше сдерживаться, девушка зашлась горькими рыданиями.
2
Администратор раскрыл регистрационный журнал, и девушка углубилась в его изучение. Вот то, что ей нужно: одноместный номер-люкс с ванной и душем. Но цена! Три с половиной доллара в сутки. Похоже, с роскошью придется пока подождать, ведь в сумочке — чуть больше сотни.
Но... так хочется почувствовать себя свободной, богатой, красивой. Словом, шикарной женщиной! И поколебавшись еще минуту, она быстро написала в книге: Мэри Флад... Йорквиль, штат Нью-Йорк... 20 ноября 1937 года.
Администратор внимательно прочитал эти сведения, нажал кнопку звонка, улыбнулся:
— Только что закончили школу, мисс Флад?
Мэри кивнула: вот именно. Через минуту спустился коридорный. Он поднял чемодан, взял с конторки ключ. Администратор распорядился:
— Проводите мисс Флад в номер двенадцать ноль четыре.
Наконец-то девушка осталась одна в просторном, богато обставленном номере. Она с разбегу бросилась на широкую деревянную постель, с удовольствием погрузилась в ее упругое тепло, потом перекатилась к другому краю и опустила ноги в мягкий ворс пушистого ковра. Да, номер — высший класс. А где же ванная? Наверное, здесь.
О, какой белоснежный фарфор! Какая блестящая плитка! Мэри завороженно провела рукой по сверкающему краю ванны. Гладкая, словно атлас! Не то, что шероховатые чугунные гробы.
На сушке висели разноцветные турецкие полотенца. Она сняла одно, провела им по лицу, и кожа ощутила легкое прикосновение нежной ткани. Да, это не те заскорузлые хлопчатобумажные терки, что водились в родительском доме. Мэри восхищенно вздохнула: вот это жизнь!
Она посмотрела на часы. Скоро полдень. Пора идти за покупками. Девушка неохотно повесила полотенце и вышла из ванной.
В сумочке оказалось сто восемнадцать долларов, ровно столько, сколько она заработала в прачечной. Фу, как там было душно, как отвратительно пахло дешевое темное мыло.
Мэри тряхнула головой, защелкнула сумочку и решительно направилась к двери.
От дверей «Астора» был хорошо виден Бродвей. В этот обеденный час на улице толкалось гораздо больше народа, чем в другое время дня. Люди шли озабоченные, молчаливые. Все куда-то спешили, и никто не смотрел по сторонам. Мэри это показалось странным. Она обвела взглядом улицу. В кинотеатре «Парамаунт» шла новая картина с Бингом Кросби и Китти Карлайл. В «Риальто» показывали два фильма ужасов, а в «Нью-Йоркере» — два боевика. Закусочную на другой стороне улицы битком забили проголодавшиеся посетители.
Дверь китайского ресторанчика между 42-ой и 43-ей улицами до сих пор украшала реклама обеда за 35 центов. В витрине кафетерия Гектора было выставлено такое количество разнообразных пирожных, что просто разбегались глаза. Далекие аккорды из танцевального зала на 45-ой улице смешивались с разнобоем автомобильных гудков. Мэри сбежала с высоких ступеней и пошла по богатому, шумному, разноцветному Бродвею.
Ей было известно несколько магазинов, где сравнительно дешево продавались неплохие вещи. «Плимут» славился прекрасным бельем и блузками, «Маркер» — юбками, платьями, костюмами, а за обувью имело смысл ехать только к «Китти Келли».
Девушка вдохнула полной грудью нездоровый городской воздух и беззаботно улыбнулась. Сегодня утром она была неправа, сказав Папаше, будто у нее нет дома. Мэри вернулась в Нью-Йорк, а, значит, вернулась домой.
Она лениво плескалась в теплой, приятно пахнущей, мягчайшей воде. Ванна была заполнена до краев. Вокруг девушки покачивались пузырьки пушистой пены. Время от времени они неслышно лопались, отчего невесомые белые хлопья плавно таяли.
Мэри провела рукой по телу и удивилась: словно бархат. Она вспомнила, как горела и шелушилась кожа от едкого, дурно пахнущего мыла, которое ей выдавали в колонии. Почему-то после мытья тем мылом Мэри никогда не чувствовала себя чистой.
Девушка стянула с крючка полотенце, свернула его в маленький валик и подложила под голову на край ванны. Закрыла глаза. Боже, какое блаженство! Тепло, уютно. Ни страха, ни тревог. Теперь никто не сможет ее заставить делать тяжелую или грязную работу. Никто не посмеет обругать.
Незаметно для себя Мэри задремала, и в узком промежутке между бодрствованием и сном заново пережила нескончаемо-длинные часы боли. В тот день родился ребенок.
Все утро ужасно ныл живот, и в конце концов Мэри отвели в тюремный лазарет.
Доктор ее быстро осмотрел и, повернув к сестре неулыбчивое лицо, сказал:
— Готовьте. Уже на подходе.
Мэри уложили на белой жесткой деревянной кушетке, побрили лобок, накрыли простыней и ушли. Она осталась одна. С каждой минутой боли становились сильнее и сильнее, но между приступами Мэри успевала радоваться тому, что скоро избавится от своего позора.
В палату кто-то вошел. Мэри повернула голову и возле кушетки увидела старшую надзирательницу. Пряди черных с проседью волос свисали прямо на очки, на лице застыла привычная усталость. Она держала в руке лист бумаги.
— Как дела, Мэри?
Мэри попыталась улыбнуться.
— Хорошо, миссис Фостер.
— Ты еще не рассказала мне о ребенке.
Мэри задумалась. Оказалось, что ей совершенно нечего сказать. Да и не хочется. Ну, ребенок и ребенок. Скоро он появится на свет, и тогда все сами увидят.
Миссис Фостер не отступала:
— Кто его отец? Он обязан взять на себя расходы по воспитанию малыша.
Нарастающая боль штопором ввинтилась в живот. Когда схватка кончилась, Мэри прошептала:
— Это не имеет значения.
Пожав плечами, миссис Фостер поднесла к ее лицу бумагу:
— Хорошо, пусть будет по-твоему. Я принесла документ об отказе от ребенка.
Мэри молча кивнула.
— Тебе известно, что он означает? Во-первых, ты лишаешься всех прав на своего сына или дочь. Во-вторых, ты никогда не увидишь ребенка и даже не узнаешь, кто его усыновил. Словом, для тебя он умрет сразу после рождения.
Мэри молчала, и миссис Фостер тронула ее за плечо:
— Ты слышишь?
— Слышу...
Надзирательница жестко повторила:
— Для тебя он умрет.
Новый приступ боли выдавил из груди Мэри натужный крик:
— Зачем вы говорите мне одно и то же? Я вас прекрасно поняла! Он может остаться здесь? Со мной? Миссис Фостер бесстрастно пояснила:
— Нет. Тюрьма — не место для новорожденного. Зная имя отца мы заставили бы его оплатить содержание малыша в приюте. Со временем ты могла бы попытаться вернуть себе ребенка.
— Что для этого нужно?
— Доказательства твоей финансовой состоятельности и нравственного образа жизни.
— И кто будет все это решать?
— Суд.
— Значит, мне его не отдадут, пока суд не убедится в моей состоятельности? А если такие доказательства у меня появятся не скоро? Неужели все это время ребенок будет в приюте?
Надзирательница утвердительно качнула упавшими на лицо серыми прядями.
— А если я подпишу отказ, его сразу усыновят и в тот же день он окажется в нормальной семье?
— Да.
Мэри ответила тихо, но очень твердо:
— Давайте вашу бумагу. Я отказываюсь от ребенка.
Миссис Фостер растерялась:
— Но... Опомнись, девочка.
В эту секунду боль перехватила дыхание. Мэри выгнулась дугой и завизжала:
— Отказываюсь... Понимаете, отказываюсь! Что я еще могу для него сделать?
Надзирательница молча вышла из палаты и вернулась часа через три. К этому времени все благополучно закончилось, ребенка, не показав, унесли, и Мэри снова осталась одна. Она лежала с закрытыми глазами и как будто спала. Миссис Фостер тихонько окликнула:
— Девочка, проснись.
Мэри не ответила, тогда надзирательница чуть повысила голос:
— Эй, проснись! Мэри...
Ресницы дрогнули, поднялись, и по сухому лихорадочному блеску глаз миссис Фостер поняла, что Мэри не до сна.
— С тобой все в порядке. Не волнуйся. И ребеночек тоже...
— Я ничего не хочу о нем слышать! Ничего!
