Сыновья и любовники - Лоуренс Дэвид Герберт (книги полные версии бесплатно без регистрации TXT) 📗

Лили, будто завороженная, не сводила глаз с его сильной, нервной руки в блестящих волосках и веснушках.

Пока гостили Уильям и Лили, в доме все время ощущались печаль и тепло и своего рода нежность. Но нередко Уильям раздражался. Они приехали всего на неделю, а Лили привезла пять платьев и шесть блузок.

— Энни, ты не постираешь мне две блузки и еще вот это? — сказала она.

И когда наутро Уильям и Лили пошли гулять, Энни принялась за стирку. Миссис Морел была возмущена. А Уильям, заметив, как иной раз невеста обращается с его сестрой, готов был ее возненавидеть.

Воскресным утром Лили была очень хороша в голубом, цвета пера сойки фуляровом шелковистом, свободно ниспадающем платье и в кремовой шляпе с широкими полями и множеством роз, больше темно-красных. Все не могли на нее наглядеться. Но вечером, собираясь выйти из дому, она опять спросила:

— Мордастик, ты взял мои перчатки?

— Какие? — спросил Уильям.

— Новые, черные замшевые.

— Нет.

Обыскали весь дом. Она их потеряла.

— Ну, подумай, мама, — сказал Уильям, — с Рождества она потеряла уже четвертую пару… по пяти шиллингов пара!

— Ты подарил мне только две из них, — возразила Лили.

Вечером, после ужина, он стоял на каминном коврике, она сидела на диване, и казалось, он ее ненавидит. После обеда он ушел один повидаться с каким-то старым другом. Она же сидела дома и листала книжку. После ужина Уильям взялся писать кому-то письмо.

— Вот ваша книга, Лили, — сказала миссис Морел. — Может, почитаете пока?

— Нет, благодарю вас, — отвечала девушка. — Я просто так посижу.

— Но так ведь скучно.

Уильям с явной досадой, торопливо писал. А заклеивая конверт, сказал:

— Книжку почитать! Да она в жизни ни одной книги не прочла.

— Занимайся, пожалуйста, своим делом! — сказала миссис Морел, рассердясь на преувеличение.

— Нет, правда, мама… она книг не читает, — воскликнул Уильям, вскочил и опять стал на каминный коврик. — В жизни ни одной книги не прочитала.

— Она вроде меня, — вмешался в разговор Морел. — Тоже, видать, не поймет, чего в них, в этих книжках, одна скукота, неохота утыкаться в них носом, и мне тоже.

— Не годится тебе так говорить, — упрекнула миссис Морел сына.

— Но ведь это правда, мама… не может она читать. Что ты ей дала?

— Да просто книжечку Энни Суон. Кому же захочется читать что-нибудь серьезное воскресным вечером?

— Голову даю на отсечение, она и десяти строчек не прочла.

— Ты ошибаешься, — не согласилась мать.

Все это время Лили понуро сидела на диване. Уильям быстро к ней обернулся.

— Ты прочла хоть сколько-нибудь? — спросил он.

— Да, прочла, — был ответ.

— Сколько?

— Не считала я, сколько страниц.

— Расскажи хоть немного, о чем там речь.

Она не смогла.

Лили никогда не шла дальше второй страницы. Уильям, с его живым, деятельным умом всегда читал много. Лили только и понимала, что флирт да пустую болтовню. Он же привык пропускать все свои мысли через восприятие матери; и оттого, когда ему требовалось душевное понимание, а от него ждали нежных поцелуев и любовного щебета, он начинал ненавидеть свою нареченную.

— Знаешь, мама, — сказал Уильям, когда поздно вечером они остались одни, — Лили совсем не знает цены деньгам, такой у нее ветер в голове. Она, когда получает жалованье, возьмет да накупит какой-нибудь дряни вроде marrons glaces [5], а я изволь покупать ей сезонный билет и оплачивать всякие непредвиденные покупки, даже белье. И она уже хочет выйти замуж, а мне кажется, мы вполне можем пожениться и в будущем году. Но при таком отношении к жизни…

— Хорош будет брак, — сказала мать. — Я бы еще как следует подумала, мой мальчик.

— Ну, знаешь, я слишком далеко зашел, где уж теперь рвать, — сказал он. — Так что как только смогу, я женюсь.

— Хорошо, мой мальчик. Раз решил жениться, женись, тебя не остановишь. Одно тебе скажу, когда я думаю об этом, я ночей не сплю.

— Она будет молодцом, мама. Как-нибудь мы справимся.

— И она позволяет тебе покупать ей белье?

— Ну, понимаешь, она меня не просила, — начал оправдываться Уильям. — Но один раз утром… а холод был… я встретился с ней на станции и вижу, она вся дрожит, прямо трясет ее. Я тогда спросил, хорошо ли она одета. А она говорит: «Наверно». Тогда я говорю: «А белье у тебя теплое?» И она сказала, нет, бумажное. Я ее спросил, как же это она в такую погоду не надела ничего поплотней, а она сказала, ничего поплотней у нее нету. Ну, оттуда у нее и бронхиты! Вот и пришлось повести ее в магазин и купить что-то потеплей. Понимаешь, мама, будь у нас деньги, я их не жалел бы. И должна же она оставлять деньги на сезонный билет. Но нет, она идет с этим ко мне, а я выкручивайся.

— Неважные у тебя виды на будущее, — с горечью сказала миссис Морел.

Уильям был бледен, и на его хмуром лице, когда-то таком беспечном и смеющемся, лежала печать сомнений и страдания.

— Но не могу я теперь от нее отказаться, слишком все далеко зашло, — сказал он. — И потом, в чем-то я без нее не мог бы.

— Мальчик мой, помни, ты ставишь на карту всю свою жизнь, — сказала миссис Морел. — Нет ничего хуже, чем безнадежно неудачный брак. Бог свидетель, мой брак достаточно неудачен и должен был бы чему-то тебя научить; но могло быть и хуже, гораздо хуже.

Уильям оперся спиной о каминную полку, сунул руки в карманы. Высокий, тощий, он, казалось, при желании и на край света отправится, и дойдет. Но по его лицу мать видела, как он страдает.

— Не могу я теперь расстаться с ней, — сказал он.

— Запомни, — сказала она, — разорвать помолвку еще не самое большое зло.

— Нет, теперь я не могу с ней расстаться, — повторил Уильям.

Тикали часы, мать и сын умолкли, и не было между ними согласия, но он не сказал больше ни слова.

— Что ж, иди ложись, сын. Утро вечера мудренее, может, ты и поймешь, как поступить.

Уильям поцеловал мать и ушел. Она поворошила угли в камине. На сердце было тяжко, как никогда. Прежде, при раздорах с мужем, казалось, в ней что-то ломается, но они не сокрушали ее волю к жизни. Теперь сама душа была ранена. Сама надежда сражена.

Не раз Уильям выказывал ненависть к своей нареченной. А в самый последний свой вечер дома он уж вовсе ее не щадил.

— Вот ты не веришь мне, какая она есть, — сказал он матери, — а поверишь, что она проходила конфирмацию трижды?

— Чепуха! — рассмеялась миссис Морел.

— Чепуха или не чепуха, но это чистая правда! Для нее конфирмация — вроде театрального представления, случай покрасоваться.

— Все не так, миссис Морел! — воскликнула девушка. — Все не так. Это неправда!

— Как неправда! — крикнул Уильям и гневно обернулся к ней. — Один раз конфирмовалась в Бромли, один раз в Бекенхеме и один раз где-то еще.

— Больше нигде! — со слезами возразила Лили. — Больше нигде!

— Нет, еще где-то! А если и нет, почему ты проходила конфирмацию дважды?

— Миссис Морел, первый раз мне было всего четырнадцать, — взмолилась она со слезами на глазах.

— Ну да, — сказала миссис Морел. — Я вполне понимаю, детка. Не обращай на него внимания. Постыдился бы, Уильям, такое говорить.

— Но это правда. Она верующая — у ней были синие молитвенники в бархатном переплете. А вот веры в ней или чего другого не больше, чем в ножке этого стола. Пошла на конфирмацию трижды — ради зрелища и чтоб себя показать, и такая она во всем, во всем!

Девушка с плачем села на диван. Не хватало ей ни силы, ни выдержки.

— А уж что до любви! — С таким же успехом можно ждать любви от мухи! Мухе тоже любо сесть на шею…

— Ну довольно, — приказала миссис Морел, — таким разговорам здесь не место. Мне стыдно за тебя, Уильям! Ты ведешь себя недостойно мужчины. Только и знаешь, что придираешься к девушке, а потом делаешь вид, будто помолвлен с нею!

И миссис Морел умолкла, разгневанная, возмущенная.