Улав, сын Аудуна из Хествикена - Унсет Сигрид (бесплатная библиотека электронных книг .txt) 📗
– Нет, где уж там, – все так же невозмутимо поддакнул Хафтур. – Воображаю, в какой роскоши будет жить Ингунн!
– Ну, это ты уж лишку хватил, пусть даже Хествикен – усадьба и немалая. И держится более всего рыболовным промыслом.
– Вот оно что! – сказал Хафтур. – Так, стало быть, ты хозяин большого рыболовного промысла там, на юге, в Викене?
Улав ответил:
– Не знаю, как теперь, я ведь столько лет не бывал дома. Но в старые времена так почиталось; я и подумываю теперь, как бы вновь взяться за дело. Я тут все хаживал с Асбьерном-священником и немало узнал про корабли и торговые сделки.
– Сдается, тебе эта наука и вовсе ни к чему, – улыбаясь, сказал Эйнар. – Видали мы, как ты управлялся с большими кораблями в гусином пруду у Ингебьерг.
Улав поднялся и вышел из-за стола. Теперь он понял: они все время насмехались над ним – и Хафтур тоже. Эта история с кораблями в гусином пруду у Ингебьерг… то была игра, которой он забавлял Халварда и Йона летом, когда дети во Фреттастейне ходили как неприкаянные и были вовсе заброшены.
– Не думаю, чтоб я унизил себя тем, – запальчиво сказал Улав, – что вырезал ножом несколько суденышек для детишек; никому, верно, и в голову не могло прийти, что я сам ими забавлялся… – Тут он спохватился: до чего глупо и ребячливо звучат его слова, и смолк.
– Ясное дело, нет, – ответил Эйнар, – а вообще-то, пожалуй, это чересчур детская забава для молодца, который уже совсем вырос и так обнаглел, что соблазнил сестрицу этих детишек. А вот то, что ты забавлялся с ней в стабуре на отшибе и сделал ей ребенка, – это более пристало мужчине…
– Полно врать! – в ярости вскричал Улав. – Сразу видать, в тебе рабья кровь течет, коли ты можешь нести такой подлый вздор о своей кровной родственнице… Ни о каком ребенке мне неведомо, но коли бы он и народился, так нечего бояться, что мы станем просить вашего отца вскормить его. Мы знаем, не в его обычае это.
– А ну замолчи! – перебил Улава Арнвид. Выскочив из-за стола, он подошел к нему. – И вы заткните свои глотки, – повернулся он к другим. – «Пристало мужчине», – ты говоришь. А вы считаете достойным мужчины то, что сидите здесь и лаетесь, как собаки, после того как Колбейн, ваш отец, пошел на примирение! Ты же, Улав, будь разумнее и не давай раззадоривать себя.
Но теперь и сыны Колбейна, и Халвард вышли из-за стола, – они были вне себя от гнева на Улава за его последние слова. Колбейн в юности дал ложную присягу, отказавшись от отцовства, но уже в ту пору ходила грязная сплетня об этом деле, а когда мальчик превратился во взрослого мужчину, многие думали, что он прямо-таки до неприличия похож на Колбейна.
– Сам заткни глотку, Арнвид, – сказал Хафтур, он был довольно трезв. – По правде говоря, твое участие в этом деле таково, что тебе же лучше, коли мы не станем о нем судачить. Но Улаву придется стерпеть наши слова: даже если я допущу это примирение вместо кары, которой он заслуживает, ему нечего и ожидать, что мы примем его как желанного гостя в нашем роду.
– Нет, желанным гостем в нашем роду тебе никогда не бывать, мой Улав… – сказал, злобно ухмыляясь, Халвард.
– Говорите за самих себя, а не за весь род, – прервал его Арнвид. – Не то Колбейн предложит Улаву в жены вместо Ингунн твою сестру Боргхильд, Халвард!
– Лжешь ты! – вскричал Халвард.
– Может, и лгу, – отвечал Арнвид. – Да только Колбейн мне сказал, что собирался это сделать.
– А ну, Арнвид, заткни-ка глотку, – повторил Эйнар, – твоя дружба с Улавом нам известна. Тебе несдобровать, коли мы станем доискиваться, как ты ему пособлял в этом деле. Ты ничего не пожалел для своего полюбовника – даже родственницу свою, почти ребенка, отдал ему в наложницы…
Арнвид угрожающе склонился к сыну Колбейна:
– Прикуси язык, Эйнар!..
– Нет, пусть дьявол меня заберет, коли я испугаюсь этого дохлого школяра… Сдается мне, неплохую сагу можно сложить о твоей дружбе с этим белолицым юнцом. Слыхали мы не раз сказы о том, какова дружба, коей вас обучают в церковных школах…
Арнвид схватил Эйнара и стал выкручивать ему руки до тех пор, пока тот не рухнул на колени, издавая проклятия и стоны от боли и ярости. Тут между ними встал Хафтур.
Латники сынов Колбейна по-прежнему пристыли к месту; видать, не больно им хотелось вмешиваться в перебранку господ. Эйнар, сын Колбейна, снова поднялся и, тихо и злобно ругаясь, потирал, вытягивая, руки и ноги, Улав стоял, переводя взгляд с Арнвида на Эйнара. Он, казалось, еще не все понимал, но чувствовал себя так, как будто чья-то рука крепко сжала его сердце. В какую страшную трясину втянул он своего друга! Такого все же он никак не ожидал; сыны Колбейна осыпали Арнвида градом злых насмешек, готовы были с него живого кожу содрать. Улаву было больно глядеть ему в лицо; тем более – он не понимал, что написано на этом лице. В душе Улава ярким пламенем вспыхнул гнев, и это пламя уничтожило в нем все другие чувства…
Когда за спиною Эйнара встали братья – родной и двоюродный, он снова обрел дар речи. Он что-то сказал, но Улав не расслышал его слов. Лицо Арнвида словно сжалось, он ударил Эйнара кулаком в подбородок, и тот рухнул навзничь, растянувшись во всю длину; что есть сил грохнулся он о скамью, стоявшую перед столом.
Послушник ринулся к ним, помог Эйнару, сыну Колбейна, подняться на ноги и отер с его лица кровь, крича остальным:
– Вы хорошо знаете, что навлечете проклятие церкви на свою голову, коли нарушите мир здесь, в нашем доме! Не пристало благородным мужам вести себя так!
Совладав с собой, Арнвид сказал Хафтуру:
– Брат Сигвалд прав. А теперь мы с Улавом пойдем восвояси, так оно будет вернее.
– А зачем нам уходить? – запальчиво спросил Улав. – Ведь не мы затеяли свару.
– Распре положит конец тот, кто разумней, – отрезал Арнвид. – Эйнару я отвечу в другом, более подобающем месте. Тебе же, Хафтур, скажу: я не стану уклоняться от кары за то, что приложил руку к этому делу – епископу и Колбейну я уже ответил, чего ты-то лезешь!
– Ты говоришь, будто ни о чем не догадывался, – ухмыльнулся Эйнар, – это, должно быть, правда, коли верить тому, что говорят в народе: ты был женат уже целый год, когда уразумел, какую жену подсунула тебе твоя матушка…
Улав увидел, как задрожало лицо Арнвида, словно кто-то разбередил перстом разверстую рану; бросившись к дверям, Улав схватил секиру. Охваченный безрассудным гневом за друга, он бросился между Арнвидом и Эйнаром… Увидев, что Эйнар замахнулся, он обеими руками поднял свою Эттарфюльгью и так рубанул по секире недруга, что звон раздался. Секира выпала из рук Эйнара, задела стоявшего позади Халварда и упала на пол.
Улав еще раз поднял Эттарфюльгью и ударил Эйнара, сына Колбейна. Эйнар присел, желая избежать удара, но он все же пришелся по спине, пониже лопатки, куда глубоко вонзилась секира. Эйнар упал и остался лежать, скорчившись на полу.
Тут-то латники сынов Колбейна, все трое, вскочили со скамьи и стали размахивать оружием. Но они были мертвецки пьяны и, казалось, не очень рвались в драку; однако же шум они подняли изрядный. Халвард сидел на скамье и, обхватив свою раненую ногу, стонал, раскачиваясь взад и вперед.
Хафтур обнажил меч и стал наступать на Улава и Арнвида – меч у него был довольно короткий, а противники его держали секиру и боевое копье, так что вначале они пытались лишь не подпускать его к себе. Но вскоре они заметили: это становится опасным… Хафтур почти протрезвился, а он искусно владел мечом, к тому же был полон злобы и решимости отомстить за брата. Он настигал свою жертву проворно, ловко, уверенно двигаясь всем телом, – чувства его были обострены…
Улав защищался, не искушенный в ратных делах, но какая-то странная и сладострастная сила таилась в этом поединке, и где-то в глубине души он глухо и смутно ощущал бурную нетерпеливость всякий раз, когда боевое копье Арнвида ограждало его от противника…
Так же смутно он ощутил, что дверь отворилась, впуская ночь, стоявшую на дворе, – и все же был несказанно ошеломлен, когда в горницу ворвались настоятель монастыря и целая толпа монахов… Все это продолжалось недолго, но, когда драка кончилась, Улаву показалось, будто он пробудился от долгого сна; он и сам не знал, как все случилось…
