Фиеста - Хемингуэй Эрнест Миллер (книга бесплатный формат txt) 📗
Фиеста текла сплошным потоком, и только машины и автобусы с приезжими казались небольшими островками. Когда машины пустели, приезжих поглощала толпа. Потом их уже не было видно, и только кое-где среди крестьян в черных блузах, густо облепивших столики кафе, мелькали их столь неуместные здесь спортивные костюмы. Фиеста поглощала даже англичан из Биаррица, и они были незаметны, пока близко не пройдешь мимо их столика. На улицах не умолкала музыка. Барабаны трещали, дудки свистели. Внутри кафе, держась за край стола или обняв друг друга за плечи, мужчины пели жесткими голосами.
— Вот Брет идет, — сказал Билл.
Я поднял глаза и увидел, что она идет сквозь толпу на площади, высоко подняв голову, словно фиеста разыгрывалась в ее честь и это ей и лестно, и немножко смешно.
— Хэлло, друзья! — сказала она. — Смерть выпить хочется.
— Дайте еще кружку пива, — сказал Билл официанту.
— И креветок?
— Кон уехал? — спросила Брет.
— Да, — сказал Билл. — Он нанял машину.
Подали пиво. Брет хотела поднять стеклянную кружку, но рука у нее дрожала. Она заметила это, улыбнулась и, наклонившись, отпила большой глоток.
— Хорошее пиво.
— Очень хорошее, — сказал я. Меня беспокоил Майкл. Я был уверен, что он не спал. Он, вероятно, все время пил, но, по-видимому, держал себя в руках.
— Я слышала, Джейк, что Кон избил вас? — сказала Брет.
— Нет. Сшиб меня с ног. Только всего.
— Но он избил Педро Ромеро, — сказала Брет. — Он сильно избил его.
— Как он?
— Ничего, обойдется. Он не хочет выходить из комнаты.
— А как он выглядит?
— Плохо. Он сильно избит. Я сказала ему, что уйду на минутку повидаться с вами.
— Он будет выступать?
— Конечно. Я пойду с вами, если вы ничего не имеете против.
— Как поживает твой дружок? — спросил Майкл. Он не слышал ни слова из того, что говорила Брет. — Брет завела себе матадора, — сказал он. — У нее был еврей, по имени Кон, но он оказался негодным.
Брет встала.
— Я не стану слушать такую чушь, Майкл.
— Как поживает твой дружок?
— Отлично, — сказала Брет. — Увидишь его сегодня на арене.
— Брет завела себе матадора, — сказал Майкл. — Красавчика матадора.
— Проводите меня, пожалуйста, Джейк. Мне нужно поговорить с вами.
— Расскажи ему про своего матадора, — сказал Майкл. — К черту твоего матадора! — Он так двинул столик, что кружки пива и блюдо креветок с грохотом полетели на пол.
— Пошли, — сказала Брет. — Уйдем отсюда.
Пробираясь сквозь толпу на площади, я спросил:
— Ну как?
— После завтрака я не увижу его до самого боя. Придут его друзья одевать его. Он говорит, что они очень сердятся из-за меня.
Брет сияла. Она была счастлива. Солнце сверкало, день стоял ясный.
— Я точно переродилась, — сказала Брет. — Ты себе представить не можешь, Джейк.
— Тебе что-нибудь нужно от меня?
— Нет, только пойдем со мной в цирк.
— За завтраком увидимся?
— Нет. Я с ним буду завтракать.
Мы стояли под аркадой у подъезда отеля. Из отеля выносили столики и ставили их под аркадой.
— Хочешь пройтись по парку? — спросила Брет. — Я не хочу возвращаться в отель. Он, вероятно, спит.
Мы прошли мимо театра, до конца площади, потом миновали ярмарку, двигаясь вместе с толпой между рядами ларьков и балаганов. Потом свернули на улицу, которая вела к Пасео-де-Сарасате. Мы увидели публику в парке — сплошь элегантно одетые люди. Они прогуливались по кругу в дальнем конце парка.
— Только не туда, — сказала Брет. — Мне сейчас не хочется, чтобы на меня глазели.
Мы стояли под ярким солнцем. День выдался жаркий и ясный после дождя и туч с моря.
— Надеюсь, ветер уляжется, — сказала Брет. — А то это плохо для него.
— И я надеюсь.
— Он говорит, что быки хорошие.
— Хорошие.
— Это часовня святого Фермина?
Брет смотрела на желтую стену часовни.
— Да. Отсюда в воскресенье началась процессия.
— Зайдем. Хочешь? Я бы помолилась за него, да и вообще.
Мы вошли в обитую кожей тяжелую, но легко поддавшуюся дверь. Внутри было темно. Молящихся собралось много. Их стало видно, когда глаза привыкли к полумраку. Мы стали рядом на колени у одной из длинных деревянных скамей. Немного погодя я почувствовал, что Брет выпрямилась, и увидел, что она смотрит прямо перед собой.
— Уйдем, — хрипло прошептала она. — Выйдем отсюда. На меня это очень действует.
Когда мы вышли на жаркую, залитую солнцем улицу, Брет поглядела на качающиеся от ветра верхушки деревьев. Молитва, видимо, не успокоила ее.
— Не знаю, почему я так нервничаю в церкви, — сказала Брет. — Никогда мне не помогает.
Мы пошли дальше.
— Не гожусь я для религиозного настроения, — сказала Брет. — Лицо неподходящее.
— Знаешь, — помолчав, сказала Брет, — я совсем за него не волнуюсь. Я просто радуюсь за него.
— Это хорошо.
— Но лучше бы все-таки, чтобы ветер улегся.
— Может быть, к пяти уляжется.
— Будем надеяться.
— Ты бы помолилась, — засмеялся я.
— Никогда мне не помогает. Никогда еще ничего не исполнилось, о чем я молилась. А у тебя?
— Ода.
— Чушь! — сказала Брет. — Хотя, может быть, у кого-нибудь так бывает. У тебя не очень набожный вид, Джейк.
— Я очень набожный.
— Чушь! — сказала Брет. — Давай сегодня без проповеди. Сегодня и так будет сумасшедший день.
Ни разу со времени ее поездки с Коном я не видел ее такой счастливой и беззаботной. Мы снова стояли перед подъездом отеля. Все столики были вынесены, и за ними уже сидели люди и ели.
— Присмотри за Майклом, — сказала Брет. — Не давай ему очень распускаться.
— Ваш друзья пошла наверху, — сказал немец-метрдотель. Он вечно подслушивал. Брет обернулась к нему.
— Благодарю вас. Вы еще что-то хотели сказать?
— Нет, мэм.
— Хорошо, — сказала Брет.
— Оставьте нам столик на троих, — сказал я немцу.
Он улыбнулся своей гнусной, румяно-белой улыбочкой.
— Мэдэм будет кушать здесь?
— Нет, — сказала Брет.
— Тогда я думиль, один столь для два довольно?
— Не разговаривай с ним, — сказала Брет. — Майкл, наверно, наскандалил, — сказала она, когда мы поднимались по лестнице. На лестнице мы встретили Монтойю. Он поклонился, но без улыбки.
— Встретимся в кафе, — сказала Брет. — Спасибо тебе, Джейк.
Мы остановились у дверей наших комнат. Брет прямо пошла дальше по коридору до номера Ромеро. Она вошла, не постучавшись. Она просто открыла дверь, вошла и притворила ее за собой.
Я постоял немного перед дверью Майкла, потом постучал. Ответа не было. Я взялся за ручку, и дверь отворилась. В комнате все было вверх дном. Чемоданы стояли раскрытые, повсюду валялась одежда. Возле кровати выстроились пустые бутылки. Майкл лежал на постели, и лицо его казалось посмертной маской, снятой с него самого. Он открыл глаза и посмотрел на меня.
— Привет, Джейк, — сказал он очень медленно. — Я хочу соснуть. Я давно уже хо-чу со-снуть.
— Дайте я накрою вас.
— Не надо. Мне и так тепло. Не уходите. Я е-ще не сплю.
— Сейчас уснете, не расстраивайтесь, дорогой мой.
— Брет завела себе матадора, — сказал Майкл. — Зато еврей ее уехал.
Он повернул голову и посмотрел на меня.
— Это замечательно, правда?
— Да. А теперь спите, Майкл. Вам нужно поспать.
— Я за-сыпаю. Я хочу немного со-снуть.
Он закрыл глаза. Я вышел из комнаты и тихо притворил дверь. В моей комнате сидел Билл и читал газету.
— Ты видел Майкла?
— Да.
— Пойдем завтракать.
— Я не стану завтракать здесь. Этот немец очень хамил, когда я вел Майкла по лестнице.
— Он и с нами хамил.
— Пойдем позавтракаем в городе.
Мы спустились по лестнице. Вверх по лестнице поднималась служанка с подносом, накрытым салфеткой.
— Это Брет несут завтрак.
— И малышу, — сказал я.
На террасе под аркадой к нам подошел немец-метрдотель. Его красные щеки лоснились. Он был очень вежлив.