Бэббит - Льюис Синклер (читать книги онлайн без сокращений TXT) 📗
Кроме пяти официальных делегатов — Бэббита, Раунтри, У.-А.Роджерса, Эльвина Тейера и Эльберта Уинга, — поехало еще пятьдесят неофициальных, большей частью с женами.
Делегаты должны были собраться на вокзале Юнион к поезду на Монарк, отходившему ровно в полночь. У всех, кроме Сесиля Раунтри, который был настолько снобом, что вообще не носил никаких значков, были приколоты целлулоидные бляшки величиной в доллар, с надписью: «Пусть звенит Зенит!» Официальные делегаты блистали лиловыми с серебром перевязями. Сынишка Мартина Ламсена нес знамя с кистями и с надписью: «Зенит — в зените славы! Задор, Закалка, Знание! В 1935 — миллион жителей!» Делегаты подъезжали, конечно, не в такси, а на собственных машинах, которыми правил старший сын либо кузен Фред, и в зале ожидания возникла настоящая импровизированная демонстрация.
Зал ожидания был новый, огромный, с мраморными колоннами и фресками, изображавшими экспедицию патера Эмиля Фоти в долину реки Чалузы в 1740 году. Скамьи были из цельного красного дерева, газетный киоск — мраморный с медной обрешеткой. По гулкому простору зала делегаты прошли вереницей, во главе с Вилли Ламсеном, несшим знамя, мужчины — размахивая сигарами, женщины, гордясь своими новыми платьями и бусами, — и все пели на мотив «Забыть ли старую любовь…» официальный гимн Зенита, написанный Чамом Фринком:
Уоррен Уитби, биржевой маклер, мастак по части поздравительных и праздничных стишков, присочинил к гимну Фринка специальную строфу, посвященную съезду посредников по продаже недвижимости:
Бэббит впал в форменную истерику от патриотизма. Он вскочил на скамью, выкрикивая во весь голос:
— Каков Зенит?
— Херо-ооош!
— Какой лучший город в Америке?
— Зени-ниииит!!!
Равнодушно-удивленными глазами смотрели на все это бедняки, терпеливо ждавшие ночного поезда, — итальянки в больших платках, старики в рваных ботинках, видавшие виды сезонники в выгоревших мятых пиджаках, которые когда-то были новыми и чистыми.
Бэббит вдруг подумал, что ему, как официальному делегату, надо вести себя более солидно. Вместе с Уингом и Роджерсом он пошел прогуляться по бетонированной платформе мимо пульмановских вагонов. Самоходные тележки с багажом, носильщики в красных фуражках, нагруженные чемоданами, создавали вокруг приятную суету. Дуговые фонари ярко горели над головой и мигали, словно заикаясь. Важно блестели лакированные стенки желтых спальных вагонов. Бэббит старался говорить размеренным, барственным голосом. Выпятив животик, он гудел:
— Мы должны непременно добиться, чтобы съезд заставил законодательные органы понять, что им так легко не сойдет с рук, если они начнут облагать налогами купчие на недвижимость.
Уинг одобрительно хмыкал, и Бэббита распирало от гордости.
В одном из пульмановских вагонов занавеска была поднята, и Бэббит заглянул в недоступный мир. В купе сидела Люсиль Мак-Келви, хорошенькая жена миллионера-подрядчика. «А вдруг, — с трепетом подумал Бэббит, — а вдруг она уезжает в Европу?» На диване рядом с ней лежал букет фиалок и орхидей и книга в желтой обложке, явно на иностранном языке. Он смотрел во все глаза, как она взяла книгу, потом подняла скучающий взгляд на окно. Она, должно быть, сразу увидела его, и хотя они были знакомы, она и виду не подала. Ленивым движением она опустила занавеску, а он остался стоять, весь похолодев от сознания собственного ничтожества.
Но в поезде его гордость воскресла от встречи с делегатами из Спарты, Пайонира и других мелких городов того же штата. Все почтительно слушали, как великий вельможа из столичного города Зенита объяснял им сущность здравой политики и значение Крепкой Деловой Администрации. С наслаждением они погрузились в профессиональный разговор — самый приятный и самый увлекательный разговор в мире.
— А как дела у Раунтри с постройкой этого громадного жилого здания? Что он сделал? Выпустил акции, что ли, или как-нибудь иначе финансировал свой проект? — спросил маклер из Спарты.
— Сейчас я вам все объясню, — ответил Бэббит. — Если бы мне поручили вести это дело…
— А я сделал так, — гудел Эльберт Уинг. — Снял на неделю витрину магазина, выставил огромную рекламу: «Игрушечный город для деток-малолеток», — и понаставил там кукольных домиков, всяких деревьев, а внизу повесил надпись: «Крошке нравится наш городок, а папе с мамой — наши чудные дома». И знаете — весь город об этом заговорил, и в первую же неделю мы продали несколько участков под застройку…
Колеса пели «тра-та-та-та, тра-та-та-та», поезд бежал через фабричный район. Домны изрыгали пламя, грохотали паровые молоты. Красные огни, зеленые огни, ослепительные вспышки белого пламени летели мимо окон, и Бэббит снова чувствовал себя значительным и энергичным.
Он позволил себе неслыханную роскошь: отдал в поезде выгладить костюм. Утром, за полчаса до того, как они прибыли в Монарк, проводник подошел к его дивану и прошептал:
— Освободилось отдельное купе, сэр. Я отнес ваш костюм туда.
Накинув рыжее осеннее пальто на пижаму, Бэббит проследовал мимо задернутых зеленых занавесок и впервые в жизни испытал величие отдельного купе. Проводник всем своим видом показывал, как прекрасно он понимает, что Бэббит привык одеваться с помощью камердинера: он держал на весу брюки Бэббита, чтобы идеально отутюженные отвороты не смялись и не запачкались, налил воды в отдельный умывальник и ждал с полотенцем, пока Бэббит умывался.
Иметь отдельную умывальную было удивительно приятно. Насколько весело Бэббиту казалось вечером в общем вагоне, настолько неприятно там было утром, когда в умывальной толпились толстяки в шерстяных фуфайках, на всех крюках висели мятые рубашки, на кожаных стульях лежали потертые несессеры, и нельзя было продохнуть от запаха мыла и зубной пасты. Обычно Бэббит не очень стремился к уединению, но тут он наслаждался им, наслаждался услугами своего «камердинера» и дал ему на чай полтора доллара.
Втайне он надеялся, что все заметят, как он выходит из вагона в Монарке, в свежеотутюженном костюме, сопровождаемый проводником, который с влюбленным видом несет его чемодан.
В отеле «Седжвик» его поместили в одной комнате с У.-А.Роджерсом из Зенита, хитрым, мужиковатым агентом по продаже пригородных участков. Они вместе отлично позавтракали вафлями с кофе, поданном не в чашечках, а в больших кружках. Бэббит разговорился, поведал Роджерсу, что такое искусство писать, дал посыльному четвертак на газету и послал Тинке открытку: «Папка жалеет, что тебя с ним нет и ему не с кем веселиться».
Заседания съезда проходили в бальном зале отеля «Аллен». В небольшой комнате перед залом находился кабинет председателя комитета. Он был самым занятым человеком на съезде, он был до того занят, что совершенно ничего не мог делать. Сидя у столика маркетри в комнате, заваленной смятой бумагой, он целый день принимал местных агентов по рекламе, лоббистов, ораторов, которые хотели участвовать в прениях, и, выслушивая их торопливый шепот, неопределенно смотрел куда-то вдаль и быстро бормотал: «Да, да, превосходная мысль! Непременно займемся этим!» — и тут же забывал, о чем речь, закуривал сигару, тоже забывал о ней, между тем как телефон не умолкая звонил и вокруг толпились какие-то люди, твердя: «Послушайте, мистер председатель! Мистер председатель, выслушайте меня!» — хотя он уже от усталости ничего не слышал.
