Военный мундир, мундир академический и ночная рубашка - Амаду Жоржи (хороший книги онлайн бесплатно .TXT) 📗

АКАДЕМИК ЛИЗАНДРО ЛЕЙТЕ, ВЫДАЮЩИЙСЯ ЮРИСТ И ВЕРНЫЙ ДРУГ

Он ошибался. Это был не военный министр, и вообще не министр, и даже просто не военный. На другом конце провода потел и задыхался тучный человек с львиной гривой волос – академик, дезембаргадор [4] и профессор коммерческого права Лизандро Лейте. Обладателю всех этих титулов и званий стоило большого труда раздобыть секретный номер телефона.

– Полковник, сегодня утром умер Антонио Бруно Я был в суде, поэтому узнал об этом только что.

Полковник, услыхав эту скорбную весть, открываю­щую перед ним широчайшие горизонты, не смог удержаться от восклицания и подавить улыбку. Но тут же спохватился, собрался, притушил улыбку, несовместимую с выражением скорби, которого требовало печальное (вовсе даже не печальное!) известие.

– Антонио Бруно? Умер?

– У нас появилось вакантное место, полковник!

– Какая потеря для нашей словесности!.. Какая не­восполнимая утрата! Выдающийся талант…

– Да, да, поэт божьей милостью… – прервал Лизандро Лейте эту напыщенную надгробную речь. Он не для того терпел грубости неведомых сержантов и капралов, которые отказывались соединить его с кабинетом полковника, не для того выворачивался наизнанку, доставая номер его личного и секретного телефона, чтобы теперь выслушивать банальности. – Мы не на заседании Академии, приберегите эти красоты для своей речи, полковник.

– Какой речи?

– Открылась вакансия! – Академик произнёс эта слова с пафосом, словно дарил полковнику нечто редкое и бесценное. Нет, он предпринял все эти усилия не только для того, чтобы сообщить полковнику о смерти своего коллеги по Академии, поэта Антонио Бруно. Лизандро Лейте давал своему прославленному собрату и другу возможность стать одним из «бессмертных», членом Бразильской Академии. – Но действовать надо немедля, нельзя терять ни минуты. Ни минуты! – повторил он.

Лизандро Лейте, «просвещённейший корифей юриди­ческой литературы», состоял членом Академии уже больше десяти лет и считался крупным специалистом по выборам: как свои пять пальцев знал он все хитрости и тонкости, все тактические маневры и стратегические удары, которые неизменно приводили его протеже к победе. Прозорливый покровитель кандидатов в Академию умудрялся получать немалые барыши с каждых выборов. Злые языки – а они есть повсюду, даже и в Академии, – утверждали, что своей стремительной судейской карьерой Лейте в немалой степени обязан этим вожделенным для многих вакансиям – «он преуспевает в жизни за счет смерти». Если подобные высказывания касались его слуха, он не обращал на них внимания, невозмутимо следуя своей стезей. А сейчас он ласково, но властно наставлял нового кандидата, растолковывал, что тому надлежит предпринять:

– Нужно, чтобы члены Академии немедленно узна­ли о том, что вы выставляете свою кандидатуру, что ос­вободившееся место принадлежит вам, мой славный друг…

Бестрепетного и отважного полковника, возглавляющего силы безопасности, ни разу не дрогнувшего перед лицом коварного и подлого внутреннего врага, сейчас, когда должна начаться борьба за бессмертие, внезапно охватывает странное смятение. Запинаясь, он бормочет:

– Выдвигать мою кандидатуру?.. Прямо сейчас? А тело Бруно уже перевезли туда?.. Неудобно… Может быть, дождаться похорон? Так, наверно, будет лучше?..

Круглые, растерянные глаза полковника натыкаются на журналиста – он совсем забыл про этого ненужного свидетеля. Прикрыв трубку ладонью, полковник говорит:

– Вон отсюда!

Самука – как называют Самуэла Ледермана друзья, или Сэм, как зовет его жена Да, – попытался было спорить; надежды нет, но долг требует довести дело до конца:

– Так как же с журналом, господин полковник? Вы разрешаете? («Эх, Сэм, до чего ж ты невезучий…» – чудится ему усталый голосок Да.)

Глаза-буравчики вспыхивают опасным огоньком.

– Что? Как вы смеете?.. Немедленно вон отсюда, пока я не передумал и не велел вас арестовать!

Журналист, смирившийся с поражением, собрал гранки. Личное свидание с шефом службы безопасности ожидаемых результатов не принесло; «Перспектива» запрещена окончательно и бесповоротно, а ее редактор избежал тюрьмы по счастливой случайности, и никогда отныне он не позволит в своём присутствии дурно отзываться об Академии, об этой достойнейшей корпорации.

Сунув ненужные теперь гранки в карман, маленький журналист Самуэл Ледерман идёт по сумрачным коридорам и горько скорбит о смерти поэта Антонио Бруно, с которым говорил всего один раз. Ода Парижу, занятому, немцами, песнь борьбы и надежды, так и останется ненапечатанной в настоящей типографии. Самуэл, как и многие другие, знает некоторые строфы наизусть и сейчас произносит их про себя. Поражение уже не так печалит его, мечта сильнее действительности: рано или поздно, не сейчас, так завтра, его полуподпольный, затравленный, обречённый журнальчик превратится в крупную ежедневную газету, чуткую, живую, актуальную – большие репортажи, именитые авторы, наши и иностранные, свободный обмен мнениями, публикации, не снившиеся другим газетам. Так будет, когда Париж станет свободным, а в Бразилии воцарится демократия. («Эх, Сэм, ты неисправим…»)

РАДУЖНЫЕ ПЕРСПЕКТИВЫ И ЛАТИНСКОЕ ИЗРЕЧЕНИЕ

– Повторите, пожалуйста, сеньор Лейте, я не расслышал. Вы сказали, что…

Теперь, когда перед глазами не торчит проклятый соглядатай, когда можно не следить за выражением лица, полковник дал себе волю: он взволнованно слушает со­беседника и кивает в знак согласия с мудрыми установками многоопытного академика.

– Сейчас, друг мой, настало время атак, а не соблюдения формальностей. Самое главное – не упустить момент. Атаковать, занять выгодную позицию, не дать другим упредить себя! Кандидатов будет много, прошу учесть… – Разумеется, академик разглагольствует для того, чтобы подчеркнуть значение своих советов и своего участия в этой бескровной, но ожесточенной битве, чтобы выделить свою роль: выступить как можно раньше – вот залог и основа блестящей победы, вот наилучшее тактическое решение. – А1еа jасtа еst! [5]

Полковник покорно повторят:

– А1еа jасtа еst! Я всецело доверяю вам и признаю вашу правоту, друг мой. Я поступлю так, как вы мне советуете, и полностью предаюсь вашему опыту и знаниям.

Только того – если не считать избрания полковника в члены Академии – и надо было сеньору Лизандро. Впрочем, задача не из самых сложных. Нет претендента, который мог бы сравниться с полковником Перейрой: он занимает важный пост, он может рассчитывать на поддержку самых могущественных людей государства, он вхож на самый верх… Конечно, найдутся такие, кто будет возражать, брезгливо морщиться, говоря о политических симпатиях кандидата в академики, но дальше кукиша в кармане дело не пойдёт – поворчат-поворчат да и проглотят пилюлю, проголосуют за полковника. Выборы пройдут как по маслу. Итак, Лейте обеспечит избра­ние, наденет на полковника шитый золотом мундир, произнесёт речь о его заслугах на церемонии приёма. А если полковник попросит произнести эту речь кого-нибудь другого, то уж это будет с его стороны беспримерным свинством… Зал будет полон генералами, министрами, может быть, явится сам Глава Государства… Дипломатический корпус, великосветские дамы… изысканные наряды… декольте… брильянты, кружева, ордена, блеск и роскошь (не говоря уж о фотографиях в прессе), а потом…

Ах, а потом придёт время заслуженной награды: при первой же возможности Лейте станет членом Верховного федерального суда, ибо, как известно, долг платежом красен, рука руку моет. Получаешь, полковник, Акаде­мию, давай сюда Верховный суд.

Идеи и предложения так и сыплются из него, пот течёт по лицу «гнусного стряпчего» – так называют его за глаза коллеги. Медовый голос, завораживающая убедительность – намечаются перспективы, расширяются горизонты. Полковник слушает как зачарованный.