До свидания, мальчики! - Балтер Борис Исаакович (читаем книги онлайн .TXT) 📗
– Вы стоите на пороге большой жизни, – говорил Алеша. – Комсомольская организация города предлагает вам начать свой самостоятельный путь там, где вы принесете больше пользы делу партии. – Алеша разошелся, как будто выступал на городском митинге. – Мы не собираемся экспортировать революцию. Но за рубежом враги мечтают о реставрации в нашей стране старых порядков. Они готовятся напасть на нас. И вот тогда вы поведете войска первого в мире рабоче-крестьянского государства. В армию все больше призывают юношей со средним образованием. Старые командные кадры, опытные в военном деле, уже не могут полностью удовлетворить духовных запросов бойцов. – В этом месте Алешиной речи мы посмотрели на военкома и почувствовали свое превосходство над этим пожилым майором с морщинистым, грубоватым лицом, с широкими скулами и тяжелым нависающим над глазами лбом. На левом рукаве его отутюженной гимнастерки вспыхивали золотые шевроны, а на правом рукаве золото тускло поблескивало в тени. – Да, товарищи, современная техника требует от бойцов и командиров всесторонних знаний, – гремел голос Алеши, не знающий снисхождения. – Комсомол – первый на стройках пятилеток. Комсомол должен быть первым в строительстве вооруженных сил. Вот почему мы решили обратиться к вам, лучшим из лучших, с призывом идти в военные училища. Подумайте, через три года вы будете лейтенантами, – Алеша сделал паузу, и в комнате, перерезанной солнечным лучом, стало тихо.
Легко сказать – подумайте! Алеша просил нас о том, на что мы совершенно не были способны в эту минуту.
– Теперь вы знаете, зачем мы вас пригласили. Слово за вами, – сказал Алеша обычным, неораторским голосом. Он сел на старинный стул с высокой резной спинкой. Стул этот был такой старый, что его давно стоило выбросить. Я думаю, Алеша этого не делал из-за спинки: другого стула с такой спинкой не было во всем городе. – Наверху ваши кандидатуры согласованы, – как бы между прочим сообщил Алеша и показал большим пальцем на потолок. Мы поняли, что значит «наверху»: как раз над нами был кабинет Колесникова – первого секретаря горкома партии. Алеша повернулся к военкому, спросил: – Заявления нужны сейчас?
Прежде чем ответить, военком посмотрел на нас.
– Важно согласие. Заявления напишут после экзаменов. Оценки играют не последнюю роль. Кандидаты должны иметь только отличные и хорошие оценки.
– На этот счет будьте спокойны, – сказал Алеша.
Мы не смотрели друг на друга. Как все мальчишки, мы были самого высокого мнения о своих способностях и о себе. Мы были самолюбивы и дерзки. И вдруг оказалось – имели на это право. Алеша назвал нас «лучшими из лучших», в нас нуждались партия и государство. Даже мы, привыкшие к похвалам, такого не ожидали. Военком тихо переговаривался с Алешей, и я не слышал слов. Я вообще ничего не слышал. Мне еще никогда не приходилось принимать такое важное решение. Что-то скажет теперь Инкин отец? А что скажут мама, сестры, Сергей? Но больше всего я думал об Инке и ее отце. Конечно, «думал» – не то слово: просто их лица чаще мелькали у меня в голове.
– Ждем, – сказал Алеша. – Решайте.
Мы молчали, готовые согласиться, смутно догадываясь, насколько серьезно то, чего требовали от нас, как изменится все наше будущее после короткого слова «да» и сколько беспокойства войдет в нашу жизнь.
– Предположим, я скажу «да». Приду домой, а мои папа и мама скажут «нет»?... – Это сказал Сашка. Он начал говорить сидя, но потом, взглянув на военкома, встал и загородил солнце.
– Кригер, тебе же восемнадцать лет. Вспомни, как в твои годы уходили комсомольцы на фронт. Напомни об этом своим родителям, – сказал Алеша.
Напоминать об этом Сашкиным родителям не имело смысла: они никогда не были комсомольцами и ни на какую войну не уходили. Алеша это знал не хуже Сашки. Поэтому Алеша добавил:
– Какой же ты комсомолец, если не сумеешь убедить родителей?
– Я говорю «да», – сказал Сашка. – А моих родителей мы будем убеждать вместе. – Сашка сел, как будто согнулся пополам, и полоса солнца легла на его колени.
По Сашкиному тону я понял: в согласии родителей он по-прежнему сильно сомневался. Я тоже сомневался: не в своей маме, а в Сашкиных родителях. В своей маме я был уверен. Поэтому, когда Алеша посмотрел на меня, я сказал:
– Согласен.
– Понятно. – Алеша нагнулся к военкому, сказал: – Это Белов, Надежды Александровны сын. – Военком закивал головой и посмотрел на меня. – Твое слово, Аникин, – сказал Алеша.
Витька покраснел, и на лбу у него выступили капли пота.
– Я тоже согласен, – сказал Витька.
– Сколько платят лейтенанту? – Это спросил Павел Баулин. У него был сипловатый бас, и говорил он, сильно растягивая слова. Павел сидел, откинувшись на спинку дивана. Тяжелая рука его свободно лежала на валике: в такой же расслабленной позе, раскинув ноги, он обычно отдыхал в своем углу на ринге.
Алеша приподнял плечи и чуть развел над столом руки: жест достаточно откровенный. Но Павел смотрел не на Алешу, а на военкома.
Прежде чем ответить, военком встал.
– В армии денежное довольствие начисляется не по званию, а по должности, – сказал он. – Вас после окончания училищ назначат на должность командиров взводов...
– Это неважно. Какое жалованье у командира взвода? – спросил Баулин.
– Шестьсот двадцать пять рублей, – ответил военком. – А перебивать старших в армии не положено.
– Подходяще! – Павел посмотрел на Алешу. – Запиши: я согласен.
– Повестка дня, как говорится, исчерпана, – сказал Алеша и поднялся. Мы тоже встали. – Заявления принесете в горком сразу после экзаменов. Между прочим, я тоже иду в военное училище...
Как опытный агитатор, Алеша приберег свое сообщение под конец. Он ждал от нас радости, и мы действительно обрадовались. Мы привыкли к Алеше и были уверены, что с ним не пропадем.
III
Из горкома Витька и Сашка ушли на пляж, где их ждали Катя и Женя. А мне надо было зайти за Инкой в школу: у нее был письменный экзамен.
В школе ее, конечно, не оказалось. На спортивной площадке в углу широкого двора мальчишки играли в волейбол. Я подошел к девочке из Инкиного класса.
– Ты не видела Инку? – Девочка стояла на краю площадки и смотрела игру.
– Видела, – сказала она и даже не повернула ко мне головы.
– Когда?
– Ну, полчаса, час – не помню...
– Куда она делась?
– Пошла в горком комсомола.
С Инкой всегда так: договоришься встретиться в одном месте, а ее понесет в другое. Я обозлился:
– Почему ты сразу не сказала?
– Почему ты сразу не спросил?
Мальчики слева играли лучше. Погашенный мяч ударился о землю на правой стороне площадки. Девочка резко повернулась ко мне.
– Что ты пристал? – спросила она. – У меня только и забот что караулить Инку!
Ну что было спрашивать с этой отягощенной заботами девчонки?
– Не волнуйся, они все равно проиграют, – сказал я и пошел к воротам. Мне так нужна была Инка! Мне так необходимо было рассказать ей, зачем меня вызывали в горком! Но снова идти в горком не имело смысла: ее наверняка там давно не было.
Я постоял на улице. Бархатно-черные тени акаций резко отделялись от выбеленной солнцем мостовой. На другой стороне тянулась низкая ограда порта. За пологой кромкой берега неподвижно переливалось море. И на желтом песке чернели просмоленные борта парусно-моторных баркасов.
Все еще не зная, куда идти, я пошел по улице. Инка догнала меня на углу и, часто дыша, забросала словами:
– Я уже все знаю... Я так бежала, так бежала! Я обегала весь город. – В этом она могла меня не уверять: представить ее спокойно идущей по улице, когда она меня ищет, было просто невозможно. – Наши на пляже. Женя устроила Витьке скандал: она боится, что его пошлют в город, где нет консерватории.
Инка торопилась выговориться, пока я ее не остановил.
– Ты только подумай, – говорила она, – папа и ты – вы оба военные. Папа, наверное, получит капитана. Его аттестовали на майора, но он говорит, что получит капитана...
