Невеста Анатоля (Фантастические рассказы) - Нагродская Евдокия Аполлоновна (читаемые книги читать онлайн бесплатно TXT) 📗
— Элиз.
— Да ведь она русская?
— Ее Елизаветой зовут, только ее так муж называет — Элиз. Мне очень это имя нравится.
— Ну хорошо… Так ты и начни: «Элиз отложила книгу и задумалась».
— Ах, тетенька, да мне надо начать с того, как ее муж нашел письмо, в котором ей один офицер, князь Потемкин, свидание назначает. Это огонек в кабинете горит, он читает это письмо, и «ревность охватила его сердце, хотя он не верил глазам».
— Хорошо… Так ты начни… Как мужа зовут?
— Андрей.
— Он старый или молодой?
— Старый, старый… Генерал он.
— Тогда нельзя просто Андрей. Либо Андрей Петрович, или Иванович, либо по фамилии. Как его фамилия?
— Не знаю.
— Ну, пусть хоть Вилкин.
— Что вы, что вы, тетушка, Вилкин худой должен быть, а этот солидный…
— Да, правда. Ну, пусть Андронов…
— Нет, не подходит… Ничего, потом придумаем, все равно.
— «Андронов сидел у стола, сжав голову руками, и пристальным взглядом смотрел на письмо, лежащее перед ним…»
— Да, да, тетушка — только письмо смятое…
— «На смятое письмо, лежащее перед ним…»
— А знаете, почему письмо смятое?!
Ваня позабылся и так громко крикнул, что я ему рот зажала.
Смотрим, Аннушка голову в дверь просунула.
— С нами крестная сила, — говорит, — вот я напужалась-то, — думала, воры забрались… Чего вы не спите, Серафима Акимовна?
— Серебро убираю. Иди, иди себе.
Аннушка ушла, а мы уж все шепотком говорили.
Хорошо у Вани вышло, только в одном месте смешно мне показалось. Это когда князь Потемкин в любви объяснялся. Я это Ване сказала, и он как будто обиделся.
— Что же делать, тетушка, я никогда в любви не объяснялся, может, вправду-то оно еще глупее выходит, если со стороны слушать.
— Так ты и пропусти этот разговор.
— А как же, если этого разговора не было, подруга Элиз могла его подслушать?
Я задумалась.
Потом, ночью, меня словно осенило: подруга услыхала шепот и подслушала под дверью, и, отходя от двери, сказала: «Ах, так она его любит» — вот всем и понятно.
Хорошо, очень хорошо вышло.
Только зачем эта Элиз уж такая негодяйка, а князь уж такой благородный?
Ведь это только в старинных романах так бывает, а не в жизни.
Интересно, когда описывается, как хороший человек и вдруг дурное сделал…
Братец Андрей мне сегодня муфту соболью подарил, модную. Большущая. Я давно такую хотела… Чудесная муфта.
Ах, какой у меня характер глупый. Мне бы обрадоваться, а мне все равно теперь, потому что в голове у меня история, чтобы хорошего человека, знаменитого, ученого, богатого — и украсть заставить.
Денег ему не надо… Он украдет письмо какое-нибудь…
А на что оно ему понадобится?..
Андрей Акимович как будто обиделся, что я муфте мало обрадовалась, а невестка даже спросила:
— Да не больна ли ты, Сима?..
А что, если он кражу эту сделает от болезни? Ведь бывает такое помрачение…
Нет, неинтересно. Мало ли что человек в помрачении делает…
Ключи потеряла. Петр Акимович спрашивал утром перцовки для желудка… А я ключей не могла отыскать… Петр Акимович рассердился и ушел в контору, а как только он ушел, я сейчас и вспомнила, куда ключи спрятала.
А для чего бы он, этот человек, стал красть?
Да мало, что украл. Мне бы хотелось, чтобы он убил.
Может же и хороший человек убить. Ну, хоть любовницу, например…
Нет — любовницу не стоит, это опять как бы не в себе убьет… А я хотела бы, чтобы он и украл бы, и убил, и чтобы потом он скрылся, а другого во всем этом заподозрили, а он открыться не может, потому что… Ну, хоть жену и детей жалеет, а совестью мучится… Мучится…
Сегодня у нас скандал вышел.
Аннушка, оказывается, солдата по ночам к себе пускала.
Как ей не стыдно, ведь у нее муж есть.
Аннушка подралась с Матреной, зачем та мне это сказала.
Шум, крик. Невестку совсем расстроили. Она стала мне выговаривать, что я теперь плохо за домом смотрю. Вспомнила, что я вчера ватрушки к обеду забыла заказать…
Ах, как все мне это надоело — все эти ватрушки!
Молодец Иван: все придумал.
Ученый-то был прежде революционером, и остались у него бумаги, которые могли много его друзей погубить… И бумаги у него украла его прежняя любовница и передала сыщику… Она хотела ученому отомстить, что он ее разлюбил и на другой женился… Потом ее совесть стала мучить, и она в этом ему созналась.
Ученый ночью пошел эти бумаги обратно украсть. Сыщик проснулся, и ученый его убил.
Я еще придумала так: возвращается он домой, убивши человека, — а у него ребенок родился.
За сыщика он не очень мучился, но тут арестовали одного человека — по подозрению…
Выдал себя ученый или нет, мы вчера так и не решили, хоть чуть не до свету сидели.
Сегодня Ваня проспал и ему влетело.
— Хорошо тебя выругали, Иван? — спрашиваю.
— Ничего. Меня ругали, а я не слушал, потому что очень я рад, что наконец решил дело… Выдал он себя, выдал, тетенька. Вы мне сегодня расскажите, как он себя выдавал. Интересно, как это у вас выйдет, надо потрогательней, ведь ему жены жалко.
Какую глупость Варвара выдумала!
Подошла ко мне сегодня, обняла и шепчет:
— Душка, ну что ты в нем нашла?
— В ком? — спрашиваю.
— Фи, — говорит, — разве это мужчина?
— Да ты про что, Варя?
— Про Ваню?
— Что «про Ваню»? Какой мужчина? Ничего не понимаю.
— Ах, какая ты скрытная! Я тебе все свои секреты рассказываю, а ты роман завела и мне ни гу-гу.
— Какой роман? Да говори толком.
— Ну-ну, не отпирайся. Только удивляюсь я твоему вкусу. Если уж ты хотела, чтобы все дома было, так Андрон красивее: у него усы темные.
Я смотрю ей в глаза и все понять не могу, о чем это она говорит.
— Ах, Симочка, ну чего ты притворяешься? Разве я не вижу, что ты с Ваней интригу завела.
У меня даже шитье из рук вывалилось. Смотрю на нее во все глаза и ушам своим не верю.
— Да уж не притворяйся, пожалуйста. Не разыгрывай удивления. Ты у него в комнате по ночам сидишь, а Аннушка раз ночью застала, как вы в столовой целовались.
— Что?
Я даже растерялась сначала, а потом злость взяла меня.
— Обалдели вы обе с Аннушкой, что такую глупость выдумали… Как вам не стыдно? Я Ване тетка, и чуть не на двадцать лет его старше.
— А что ж такое? За мной очень много гимназистов ухаживают, — говорит, — и что ты мне очки втираешь, когда Аннушка своими глазами видела.
— Врет.
— А ты скажешь, что не сидела вчера у него в комнате?
— Так что ж, что сидела? Если хочешь знать, мы истории друг другу рассказываем.
Тут она как принялась хохотать. По дивану валяется, охает даже.
Так мне обидно стало, что я со зла заплакала.
Она вскочила, на колени передо мной встала, целует меня и приговаривает:
— Ну, ну, душка — не бойся, я тебя не выдам.
И как я ей ни клялась — не поверила.
Вот скверная баба!
Сама развратница — так о других так же думает. Какая гадость! Тьфу!
Лежала я на кровати и думала: вот я вчера Варвару назвала развратницей, и она мне противна, а иногда в книге описывается женщина, которая вот, как Варвара, любовников меняет, и не противно, и не смешно выходит… Почему это? Значит, можно как-то с другой стороны видеть.
Вот бы придумать так про Варвару, чтобы она вышла и не смешной, и не виноватой.
Что они все, с ума сошли, что ли?
Сегодня зовет меня братец Петр Акимович в кабинет, и, не глядя на меня, говорит:
— Ты брось эти глупости, Сима, и выходи замуж. Курышев со мной говорил. Он человек солидный, вдовеет третий год, дочки его на выданье.
— Про какие вы глупости говорите? — спрашиваю.
— Зачем ты мальчишку с пути сбиваешь?
