Предстоятель Розы и другие рассказы Собрание рассказов. Том III - Шил Мэтью Фиппс (полная версия книги txt) 📗
Я, однако же, тотчас отметил, что волны, касавшиеся моих ног, были гораздо холоднее, нежели та вода, в которую я упал со скалы; и я понял, что озеро напоминает котел, в разных частях которого — разная температура; океанские воды холодны, а вода в озере постепенно нагревается, ибо жар исходит от скал; также в той части пещеры, где находился я, поверхность и воздух были довольно теплыми, хотя атмосферу и заполняла вонь стоячей воды.
По прошествии долгого времени я отыскал в кармане трутницу, а вдобавок нашел и долото, которое собирался наточить дома в тот деть, когда меня пленили; также обнаружился и небольшой бурав. И я высек искру, от блеска которой едва не лопнули мои глаза, и подпалил ветошь, кровавым светом озарив волнующиеся воды у берега; и хотя я разогнал тьму лишь на малом участке, но все-таки мне удалось разглядеть, что стою я на гранитной скале, у основания которой виднеется глинистая порода, надо мной, выше по склону, поросль каких-то деревьев, напоминающих вязы, искривленных и старых, но не выше моего пояса, хотя, впрочем, некоторые и доходили мне до груди. Листья их были молочно-белыми, и они содрогались, когда тряслась скала; на них росли округлые плоды, такие же бледные, равно как и стволы. Через некоторое время обнаружил я и другие карликовые растения похожей формы, только их плоды содержали сок, напоминавший мыльную воду, которая пенилась [9]. Позднее, при свете факела, я увидел в озере у берега плавучие стебли примерно в два ярда длиной, они удерживались на воде при помощи маленьких пузырей [10]; а еще в топком месте у мыса обнаружился участок, поросший камышом; на верхушках камыша торчали перья или хохолки, которые постоянно дрожали; стебли были около трех футов высотой, и росли они из одного корня, глубоко уходившего под землю [11]; я не видел никаких других растений, кроме бледных, красноватых грибов, почти белых, растущих на той скале, где я сейчас пишу, и в узком проходе по эту сторону пруда со смолой.
Но в ту минуту, когда свет от ветоши коснулся волн, я осознал, что изобилие пищи ожидает меня в этом месте — достаточно лишь протянуть руку; ибо в жалком водоеме я увидел бледных существ, подобных змеям, семи или восьми футов в длину; они то свивались в узлы, то плавали поодиночке, и еще я заметил четыре белых шарообразных создания. Стало ясно, что озерцо полно жизни; эти существа совершенно не боялись света, который касался их белых тел, так что я пришел к выводу: все они лишены зрения. Много времени спустя, возможно, через несколько лет, я поднялся вверх по течению налево от озерца, к мысу, который был усыпан устрицами, а также множеством жемчужин и пустых раковин; но поначалу я ничего этого не видел.
Чтобы отыскать пропитание в озере, я опустился на колени у самого берега (дальше я заходить не рискнул, памятуя о силе течения), наклонился, не выпуская факел, и стал дожидаться приближения наиболее аппетитной с виду добычи, существа, напоминавшего тропическую рыбу-хобот, с туловищем трехгранной формы, покрытым пятнами. Обитатели озера были многочисленны, но принадлежали лишь к нескольким видам; все растения здесь были карликовыми, а животные, наоборот, огромными, исключая одну тварь, подобную ящерице, размером с палец; я этих ящериц видел на рифах, хвосты у них были как листья, а шеи удивительно широко раздувались, и твари пучили глаза без век [12]— но они были слепы. В озере лишь у одного существа имелись глаза, но они странно вертелись в глазницах и, очевидно, не действовали… Что до поимки добычи, то поначалу я обходился без факела, орудуя на ощупь; склизкие туловища тварей вырывались из моих рук, но сопротивлялись они не слишком сильно — похоже, просто не понимали, кто именно мог вытащить их из тайного убежища. Плоть этих тварей была теплой и водянистой, хотя и жесткой, и не очень приятной на вкус. Сначала я поедал их сырыми; потом я начал устраивать костры из веток, которые собирал и срезал с деревьев, а потом сушил. Позднее, обнаружив подходящее место в скалах, я устроил очаг там; но почти все обрывки моей одежды, за исключением кожаной куртки, были пущены на розжиг, прежде чем я наткнулся на заросли камыша, стебли которого стали мне и трутом, и пищей, а теперь еще и бумагой для письма. Сваренные вместе, сердцевина камыша и рыба стали прекрасным блюдом; если их высушить и истолочь — получалась мука. Так что, отыскав камыши, а неподалеку от них — и устриц, и научившись кипятить воду в углублениях скал, я мог получить почти настоящую жареную еду.
Кажется, довольно долго, быть может, на протяжении недель, я утолял свою жажду, лежа на берегу, у края воды, где разбивались волны; но жажда становилась все сильнее, она терзала мою глотку так же, как жажда света терзала мои глаза, и порой я едва не кричал от отчаяния, мечтая о том, чтобы наполнить желудок водой, проглотить немыслимо горькую воду, которая, убежден, была куда более горькой, нежели во внешнем море. Но к тому времени я уже немало прошел по берегу, на который меня забросило; я обнаружил, что вокруг простирается безграничное переплетение пещер, ущелий и коридоров, карликовых лесов и губчатых камней, булыжников и базальтовых колонн. То было фантастическое смешение камней и тьмы, все полуразрушенное и непрерывно содрогающееся от шума воды, который не стихал, куда бы я ни направил свой путь, и пропитанное вонью морской воды, временами настолько густой, что мне трудно было дышать. На земле лежали раковины разных сортов и размеров, во многих таились жемчужины и самоцветы; я находил морских ежей, морские звезды, морские огурцы и других морских тварей с шипами и иглами; на мысу слева от озера обнаружилось немало мидий; я видел кораллы и немало губок, порой чудовищно огромных и испускающих невероятную вонь; некоторые губки казались окаменевшими, другие были мягкими, а третьи — словно стеклянными, сверкавшими всеми оттенками радуги; они напоминали изысканные сосуды или стеклянные веревки, но пахли все одно омерзительно. Доколе не устроил я очаг во впадине среди скал, бродил я вокруг без факела, не подозревая о наличии горючих веток деревьев; позднее отыскал я и серу, и смолу, которые пригодились для изготовления факелов; блуждая вслепую, надеясь на удачу, я считал свои шаги, порой до тысячи или двух — доколе не уставал. Но в результате этих походов тело мое покрылось шишками и ссадинами в результате падений, а горло саднило от солоноватой воды, которую я пил, пока не отыскал пресную. В тот день я спустился по трем огромным ступеням, как будто сотворенным руками человека, и обнаружил в полумиле от озера базальтовый зал поистине огромных размеров, по которому могли проехать сорок колесниц; и стены его были ровными, словно стены домов, а потолок низким, всего лишь в двадцать футов, низким, черным и гладким; в дальней части зала располагался лес базальтовых колонн. Я отметил, что воздух там еще теплее, чем у озера, и вскорости я обнаружил горячий поток, пахнувший серой; обнаружил я и целые отвалы влажной серы. Также я увидел канал, пересекавший поверхность зала, ровный, как будто прорытый людскими руками, достигавший двух футов в глубину и двух футов в ширину; по дну канала тек черный ручей, горячий, почти кипящий, а камни по обе стороны покрывал толстый слой серы. В скором времени я собрал в трутницу немного этой воды и, слегка охладив ее, обнаружил, что она густая и пресная, хотя и имеет сернистый привкус; с тех пор я всегда держал охлажденную воду в нескольких пустых раковинах, расставленных у левой стены каменного зала.
И на протяжении долгих лет моего пребывания в этом склепе впадина среди камней стала для меня чем-то вроде дома. Здесь, в углу, в трех шагах, я устроил очаг; я окружил его камнями, а на камни положил ровную плиту, и, заплетя бороду, чтобы не сжечь ее, я жарил здесь мясо — до тех пор, пока не начал варить смесь из рыбы и сердцевины тростника в кипящей воде; и много времени спустя я поддерживал огонь ветками деревьев из карликового леса — ибо мне нравился его свет.
