Новая Магдалина - Коллинз Уильям Уилки (читать книги онлайн полностью без регистрации .TXT) 📗
Она инстинктивно обернулась, чтоб как-нибудь занять себя на время, подумать о своей будущности. Тут не было никаких усложнений и препятствий. Перспектива начиналась и кончалась ее возвращением в приют, если смотрительница примет ее. Она не была несправедлива к Джулиану Грэю. Это великое сердце будет сожалеть о ней, эта добрая рука будет ей протянута, она это знала. Но что случится, если она необдуманно примет все, что его сочувствие может ей предложить? Сплетни укажут на ее красоту и его молодость и по-своему гнусно перетолкуют чистейшую Дружбу, которая могла бы существовать между ними.
И страдальцем будет он. Потому что он мог лишиться репутации — репутации пастора. Нет! Для него, из признательности к нему, ее прощание с Мэбльторном должно быть также и прощанием с Джулианом Грэем.
Драгоценные минуты проходили. Она решилась написать смотрительнице и спросить, может ли она надеяться, что ее простят и возьмут опять в приют. Занятие над этим письмом, которое написать было легко, могло иметь положительное действие на ее душевное состояние, могло проложить путь к письму, которое написать было тяжело. Она подождала с минуту у окна, думая о той прошлой жизни, к которой она скоро должна была вернуться, прежде чем опять взялась за перо.
Окно ее комнаты выходило на восток. Туманное сияние многочисленных огней Лондона бросилось ей в глаза, когда она смотрела на небо. Оно как будто манило ее обратно к ужасу темных улиц, указывало насмешливо путь к мостам над черной рекой, влекло ее к парапету и страшному прыжку в лоно Господа или к полному уничтожению — кто знал куда?
Она с трепетом отвернулась от окна.
— Кончится ли это таким образом, — спросила она себя, — если смотрительница скажет нет?
Она начала письмо:
"Милостивая государыня!
Столько прошло времени с тех пор, как вы имели от меня известие, что я почти со страхом пишу к вам. Я боюсь, что вы уже назвали меня в вашем сердце бездушной, неблагодарной женщиной.
Я вела фальшивую жизнь, до сегодняшнего дня я была недостойна писать к вам. Теперь, когда я делаю что могу, чтоб загладить вред перед теми, кому я нанесла его, теперь, когда я раскаиваюсь от всего сердца, могу я просить позволения вернуться к другу, который имел терпение со мной и помогал мне много печальных лет? О, милостивая государыня, не отвергайте меня! Мне не к кому обратиться, кроме вас.
Позволите ли вы мне признаться вам во всем? Простите ли вы мне, когда узнаете, что я сделала? Возьмете ли вы меня назад в приют, если имеете для меня какое-нибудь занятие, которое даст мне возможность заработать себе убежище и пропитание?
До наступления вечера я должна оставить дом, из которого теперь пишу. Мне некуда идти. Те немногие деньги и ценные вещи, которые у меня есть, я должна оставить здесь, они были получены под лажными предлогами, они не мои. Нет на свете в эту минуту существа более одинокого — чем я. Вы христианка. Не ради меня, а ради Христа, сжальтесь надо мной и возьмите меня назад.
Я хорошая сиделка, как вам известно, и проворно работаю иглой. Тем или другим способом не можете, вы найти занятия для меня?
Я могу также учить без больших притязаний. Но это бесполезно. Кто поручит своих детей женщине, потерявшей репутацию? Для меня нет надежды в этом отношении. А я так люблю детей! Я думаю, что могла бы не сделаться счастливой, может быть, но довольной моей участью, если б каким-нибудь образом могла заниматься с детьми. Нет ли благотворительных обществ, которые стараются помогать неимущим детям, шатающимся по улицам? Я помню о своем неимущем детстве, но! Мне так было бы приятно спасти других детей от того, чем кончила я. Я могла бы работать для такой цели с утра до вечера и никогда не уставать. Я отдалась бы этому всем сердцем и имела бы то преимущество перед счастливыми и достаточными женщинами, что мне ни о чем другом было бы думать. Конечно, мне могли бы поручить бедных, голодных маленьких уличных бродяг, если б вы сказали слово за меня. Если я прошу слишком много, пожалуйста, простите меня. Я так несчастна, так одинока и так обижена жизнью.
Остается еще одно. Время моего пребывания здесь очень коротко. Угодно ли вам ответить на это письмо (да или нет) телеграммой?
Я известна здесь не под тем именем, под которым вы знали меня. Я должна просить вас адресовать телеграмму: «Преподобному Джулиану Грэю, Мэбльторн, Кенсингтон». Он здесь и покажет ее мне. Никакими словами не могу описать, чем я обязана ему. Он никогда не отчаивался во мне — он спас меня от меня самой. Господь да благословит и вознаградит добрейшего, вернейшего, лучшего человека, какого я когда-либо знала!
Мне не о чем больше писать. Мне остается только просить вас извинить меня за это длинное письмо и считать себя вашей признательной слугой".
Она подписалась, вложила письмо в конверт и написала адрес. Потом в первый раз препятствие, которое ей следовало бы предвидеть прежде, вдруг возникло перед ней.
Не было времени отправить ее письмо обычным способом по почте. Его должен был отнести нарочный. Слуги леди Джэнет до сих пор были все в распоряжении Мерси. Могла ли она теперь послать кого-нибудь из них по своему делу, когда, может быть, через полчаса ее с позором прогонят из дома? Лучше было бы положиться на случай и явиться в приют, не прося прежде позволения.
Пока она еще обдумывала этот вопрос, ее испугал стук в дверь. Отворив, она увидела горничную леди Джэнет с сложенной бумажкой в руках.
— От миледи, мисс, — сказала женщина, подавая ей записку, — ответа не надо.
Мерси остановила ее, когда она выходила из комнаты. Появление горничной внушило ей мысль задать вопрос. Она спросила, не пошлют ли в город кого-нибудь из слуг.
— Пошлют, мисс. Конюх едет верхом с приказанием ее сиятельства к каретнику.
Приют был возле квартиры каретника. Воспользовавшись этим обстоятельством, Мерси осмелилась прибегнуть к услуге конюха. Теперь простительно было воспользоваться его услугами.
— Отдайте, пожалуйста, конюху это письмо, — сказала Мерси, — это ему по дороге. Ему надо только отдать и больше ничего.
Горничная охотно исполнила эту просьбу. Оставшись опять одна, Мерси посмотрела на записочку, поданную ей.
В первый раз ее благодетельница использовала такой формальный способ общения с ней, когда они находились в одном доме. Что значило это отступление от принятых привычек? Не получила ли она отказ? Не догадался ли уже о правде здравый ум леди Джэнет? Нервы Мерси были расстроены. Она страшно дрожала, развертывая сложенную записочку.
Она начиналась без всякого обращения к ней и кончалась без подписи. Вот что в ней было написано:
«Я должна просить вас отложить на некоторое время объяснение, которое вы обещали мне. В мои лета неприятные сюрпризы очень мучительны. Мне надо иметь время успокоиться, прежде чем я буду в состоянии услышать, что вы хотите сказать. Я постараюсь заставить вас недолго ждать. Пока все будет продолжаться по обыкновению. Мой племянник Джулиан, Орас Голмкрофт и дама, которую я нашла в столовой, по моему желанию останутся в доме, пока я буду в состоянии встретиться опять с ними и с вами».
Тут записка кончилась. На какое заключение указывала она?
Угадала ли истину леди Джэнет, или она только предположила, что ее приемная дочь каким-нибудь постыдным образом соединила с тайною «Мерси Мерик»? Строчка, в которой она называла непрошеную гостью в столовой «дамой», очень заметно показывала, что в ее мнении произошла перемена в этом отношении. Но достаточно ли оправдывала эта фраза предположение, что она уже предвидела сущность признаний Мерси? Нелегко было разрешить это сомнение в эту минуту — и оказалось также затруднительно пролить на это свет и впоследствии. До конца своей жизни леди Джэнет решительно не хотела сказать никому, к какому заключению пришла она мысленно, какую скорбь втайне подавила в этот день.
