Городской мальчик - Вук Герман (читаем книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
После этого мальчикам ничего не оставалось, как выдать в честь Ленни «Хрю-хрю, гав-гав». Ленни скромными кивками поблагодарил за столь необыкновенные почести и продолжал хладнокровно разминаться. Никогда еще Ленни не вызывал такого сочувствия, как теперь, оказавшись в роли мальчика для битья. Герби готов был простить ему все многолетние обиды, если б только тот помог выиграть матч.
Но, как ни безупречно играл малолеток, а вскоре стало ясно, что «Маниту» дорого обойдется страсть Йиши Гейблсона к ежевике. Бой Кайзер подавал мячи игрокам «Пенобскота», точно для тренировки. Те били, били и били, а вылетали, только когда аутфилдерам везло и они ловили дальние мячи. К концу четвертой серии подач счет был 17:2 в пользу «Пенобскота». Над залитым солнцем полем нависла тишина, прерываемая лишь радостными вскриками кучки вражеских болельщиков. Боя Кайзера заменили первым бейсменом Гучем Лефко, который раньше никогда не играл на месте подающего, и ребята «Маниту» поставили на игре крест.
Вдруг нежданно-негаданно шевельнулась надежда. Гуч выбил из игры двух потерявших бдительность отбивающих «Пенобскота», а третий вылетел после перехвата дальнего мяча. Настал черед «Маниту» принимать подачи, и команда, подстрекаемая отчаянным, как вопль утопающего, «Хрю-хрю, гав-гав», обрушила град мощных ударов. Перед последней перебежкой, при полных базах, малорослый Ленни отбил мяч до самых теннисных кортов. Тут поднялся настоящий поросячий визг, судя по которому в тот миг Ленни имел возможность взять в жены любую из женской половины «Маниту», будь то воспитанница или вожатая, за исключением, пожалуй, тети Тилли. Бурная серия закончилась со счетом 17:11. Когда Ленни возвращался трусцой на место шорт-стопа, Герби, вне себя от радости, подбежал, пританцовывая, к третьей базе и закричал: «Давай, Ленни! Ты их в одиночку обыграешь! За нашенскую улицу Гомера!» Ленни помахал ему и ухмыльнулся, и Герби был так горд, будто получил письмо от президента.
Но этот взлет оказался последним. Игроки «Пенобскота» выбили Гуча Лефко с места подающего, а вереница удручающих замен не остановила их натиска. У хозяев поля опустились руки. Скоро они помышляли только о финальном свистке. В отличие от менее изощренных способов мериться силами, вроде войны и бокса, которые можно остановить, если одна из сторон разбита наголову, правила бейсбола требуют, что бы ни случилось, довести ритуал из девяти серий до конца. При невероятном счете 41:11, когда матч грозил захватить обеденный перерыв, пенобскотовцы увенчали разгром команды «Маниту» еще одним унизительным жестом: выпустили на поле своих болельщиков. Но и тут сломленная команда «Маниту» умудрилась проиграть еще два очка. Итак, вышеописанное состязание вошло в историю лагеря несмываемым пятном на штандартах Гауссова воинства при счете 43:12.
Этот сокрушительный удар, однако, неожиданным образом тотчас удалось смягчить.
По установившемуся обычаю, команды и зрители строем шли с бейсбольного поля в столовую, а впереди ехал верхом старший вожатый «Маниту». В этом году из-за Умного Сэма возникли технические осложнения.
После двух дуэлей с конем дядя Сэнди прямо сказал мистеру Гауссу, что в седло не сядет. И дело тут не в его упрямстве, признался под нажимом дядя Сэнди, а в лошадином. Но уж больно не хотелось хозяину лагеря, чтобы гости подумали, будто в «Маниту» безлошадный сезон. Решили, что Клифф проскачет до бейсбольного поля и обратно, если у Умного Сэма не будет возражений насчет традиционной серо-зеленой попоны с надписью: «Добро пожаловать, «Пенобскот»!» Как выяснилось, конь относился к попоне с философским безразличием.
После матча Клифф, притаившийся с животным за дальним деревом, выехал рысью на поле, и попона похлопывала выцветшими буквами на ветру. На мгновение наездник задержался перед рядами пенобскотовцев, и те почествовали Умного Сэма своим кличем «Жми-дави, жми-дави». Затем Клифф поскакал на третью базу, к дяде Сэнди. Как раз в это время с дядей Сэнди беседовал старший вожатый «Пенобскота» дядя Силач. К ним в компанию втерлась еще тетя Тилли, и хмурые мальчишки приметили, что она и мужик по прозвищу Силач веселятся вовсю, а у дядя Сэнди, как у истинного патриота «Маниту», вид печальный.
– Ну, Сэнди, – рассмеялся дядя Силач, когда, тяжело, дыша подскакал Умный Сэм, – сейчас мы увидим показательный выезд?
– Нет, – сердито буркнул Сэнди.
Силач пригляделся к Умному Сэму:
– Эге, новый конь? Скакун, побитый молью.
– Может, и так, но мне с ним не совладать. Тот пацан – единственный в лагере, кто может ездить на нем.
Тут раздался голос тети Тилли. Она говорила громко, и мальчики все слышали.
– Какая жалость, парад насмарку. Силач, а почему бы тебе не сесть в седло?
Приезжий красавец улыбнулся.
– Чушь городишь, Тилли, – вмешался дядя Сэнди. – Сама ведь знаешь, с этой скотиной сладу нет.
– Ты, может, и не сладишь, а вот Силач сладит, – с высокомерной улыбкой взвизгнула тетя Тилли. – Он изумительный наездник. Он кубки выигрывал.
Мужская половина лагеря буквально облучала предательницу ненавистью. Но бывают обстоятельства, при которых у женщин вырастает свинцовый панцирь.
– Я не прочь попробовать, – небрежно бросил пенобскотовец, – если Сэнди не возражает.
Старший вожатый замялся. Мальчики слушали затаив дыхание.
– Разрешите, дядя Сэнди! – выкрикнул вдруг Герби с передней скамейки. – Пусть попробует.
С лица дяди Сэнди медленно сползла маска досады, и на ее месте так же медленно – впору услыхать скрежет шестерен – появилось выражение дьявольского ехидства.
– Отчего ж, пожалуйста, – согласился он, хмыкая и щурясь. – Сделай одолжение, Силач. Клифф, отдай коня.
Мальчик спешился, передал поводья дяде Силачу и поспешил в сторону. На миг взгляды старшего вожатого «Пенобскота» и Умного Сэма встретились. И от того, что увидел дядя Силач, его слегка передернуло.
– Отойду-ка я с ним подальше от детей, Тилли, – сказал он и вывел покорное животное на середину поля.
Гость из «Пенобскота» изящно вскочил в седло и едва прильнул бедрами к лошадиной шкуре, как голова Умного Сэма упала к земле и он начал щипать траву. Высокий, здоровенный всадник обомлел, и в рядах «Маниту» раздались смешки. В следующее мгновение голову Умного Сэма вздернуло кверху таким рывком, что она чуть было не оторвалась от шеи.
– Но-о, не балуй! – Силач с размаху ударил пятками по лошадиным бокам. – Пшел, коняга.
Умный Сэм обернулся и пытливо взглянул на седока. Потом ухватил зубами его правую спортивную туфлю, сорвал с ноги и бросил наземь.
«Маниту» возликовал.
Тетя Тилли возопила:
– Силач, берегись! У него зверский характер.
Силач бросил на нее презрительный взгляд, шлепнул коня по боку так, что эхо в горах отозвалось, точно пистолетным выстрелом, и трижды рванул конскую голову до отказа вверх.
– Да пшел, говорю!
Умный Сэм пошел – на свой, особый манер. Он принялся как бы кружиться в вальсе задом наперед и все пятился и пятился. Пока всадник бранился, натягивал поводья и дубасил его кулаками и пятками, конь описал два круга, а после попятился на грубую проволочную сетку, огораживающую «дом». Воспитанники «Маниту» катались по траве, умирая от хохота. Пенобскотовцы присмирели. Тетя Тилли, вся в слезах, умоляла кого-нибудь прийти на помощь наезднику, но на нее не обращали внимания и даже не заметили, как на лице у нее вновь появились продольные бороздки веснушек.
Наконец Умный Сэм оставил попытки свалить седока с седла. Он прогарцевал боком на середину поля, принял позу, которую не назовешь иначе, как стойка на голове, и издал несколько скрипучих, лязгающих звуков. Когда конь в третий раз взбрыкнул задними ногами, дядя Силач сдался и свалился на землю почти в том же месте, где сел в седло. Умный Сэм сразу перестал кривляться и вернулся к еде. Силач поднялся на ноги, недовольно отряхнул с себя пыль и возвратился к своим воспитанникам, пропустив мимо ушей встревоженный зов тети Тилли: «Силач, Силач, ты не ушибся?»
