Приключения в Красном море. Книга 2 (Человек, который вышел из моря. Контрабандный рейс) - Монфрейд Анри де (книги .txt) 📗
Это еще раз подтверждает, что необходимо всегда иметь на борту судна кота, который не зря слывет талисманом.
IV
Господин Ки
Безымянный островок показывается среди прибрежных вод, изобилующих рифами. Это один из мадрепоровых «столов», на котором, в отличие от остальных, скопилось множество песка.
Почему именно на нем, а не на других? Видимо, это связано с течением, ибо одинокий островок расположен поблизости от рифов со стороны открытого моря. Зимой он становится невидимым, а летом, когда уровень воды ниже, он напоминает по форме конскую подкову шириной в двадцать метров и длиной в пятьдесят. Здесь ничего не растет: ни травинки, ни кустика, но с апреля по сентябрь на нем обитают двое китайцев.
Ныряльщики не раз рассказывали мне об этих людях, торгующих трепангами. Завидев их хижину у кромки воды в розовой дымке тихого рассвета, я решил поближе познакомиться с этими жителями Азии, затерянными в стране негров.
Остров не подает признаков жизни, когда я причаливаю к берегу на своей пироге, лишь полчища раков-отшельников разбегаются плотно сомкнутыми шеренгами с сухим треском кастаньет.
Я подхожу к плетеной хижине, которая вблизи оказывается гораздо меньше, чем казалось издали. На берегу — очаг, сложенный из кирпичей, на котором высится огромный котел, рядом свалены дрова и мешки под старым брезентом, а на песке сушатся на солнце маленькие морские существа, уложенные ровными рядами, — трепанги.
Естественно, от всего этого исходит запах протухшей рыбы. На наш зов из-под пустых мешков вылезают одуревшие ото сна сомалийцы с гноящимися глазами.
В то время как мы обмениваемся традиционными приветствиями («набатба», на языке сомали), циновка, закрывающая вход в хижину, приподнимается, и оттуда осторожно выглядывает желтая голова неопределенного возраста с обтянутой кожей черепом. Миг спустя сморщенная маска озаряется улыбкой, и китаец выходит нам навстречу. Он похож на китайца только лицом, носит лишь набедренную повязку, и его кожа, почерневшая от загара, не отличается по цвету от кожи местных жителей.
Перепробовав все известные ему языки, подобно музыканту, настраивающему свой инструмент, он наконец находит нужный лад и обращается ко мне по-французски, хотя я еще не сказал ничего, что позволило бы определить мою национальность. Видимо, он угадал ее по моему виду.
Господин Ки тотчас же приглашает меня в свое скромное жилище с изысканной и церемонной вежливостью, как будто мы стоим на пороге дворца. Его спутник только что проснулся; он выглядит моложе, видимо, это его сын или слуга. Он приветствует нас с истинно китайской улыбкой, которая прячет истинные чувства и служит надежной броней, непроницаемой стеной, из-за которой невидимый китаец наблюдает за собеседником сквозь узкие бойницы своих сведенных глаз.
Господин Ки рассказывает, что приезжает сюда с давних пор. В сентябре он возвращается в Китай с уловом трепангов. Двадцать лодок рыбачат на него по всем окрестным рифам. Дни и недели проходят в ожидании возвращения рыбаков. На досуге, когда он не занят заготовкой будущих ласточкиных гнезд, китаец продает множество мелких дешевых безделушек командам ловцов моллюсков, которые ценят их очень высоко: спички дюжинами при условии, что ему вернут пустые коробки, ладан, небольшие блоки сигарет, крючки, веревку и т. д.
Господин Ки спит на полу на циновке. В углу пустой ящик из-под керосина заменяет алтарь маленькому Будде из эбенового дерева. Внизу тускло мерцает из-за потемневшего стекла лампада с опиумом. Я улыбаюсь, глядя на нее, и лицо господина Ки смягчается. Он отвечает мне живой и трогательной улыбкой. Этот человек мог бы изъясняться на языке улыбок. Затем он говорит:
— Видите ли, с этим я везде, как дома, и везде мне хорошо. Вы употребляете опиум?
— Да, иногда. У меня нет предрассудков на этот счет.
Господин Ки надевает другую улыбку, которая как бы говорит: «Тебе только кажется, что ты куришь, несчастный варвар, а на самом деле ты оскверняешь чудо, созданное лишь для тех, кто внимает голосу Будды».
Возможно, господин Ки прав.
Пока мы пьем чай, привезенный им из Китая, чай, тонкий, неведомый европейцам аромат которого не оскорбляет святыни с недремлющим в мерцании лампады Буддой, я размышляю о том, какая пропасть отделяет нас от этой древней тысячелетней расы. Перед моими глазами на безлюдных рифах в пустынных водах сошлись два полюса одной цепи: с одной стороны — примитивные данакильцы, которые находят животную радость в глотке кышра и щепотке табака; с другой — изысканный полуголый китаец, живущий на этом песчаном острове, извлекающий утонченное наслаждение из собственного разума.
Я же кажусь себе животным на промежуточной стадии развития, едва научившимся понимать и тех и других и бессильным подражать им.
Ловля трепангов ведется на песчаном дне на глубине от трех до четырех метров тем же способом, что и добыча раковин гуриями [17] и ныряльщиками, исследующими дно с помощью мирайи [18].
Трепанг — это голотурия толщиной с детскую руку и длиной в пятнадцать-двадцать сантиметров, толстый круглый малоподвижный червь бурого цвета. Если его слегка размять в руке, он твердеет и становится толще; затем, если продолжать его массировать, он содрогается в конвульсиях и выбрасывает через одно из отверстий струю воды, после чего снова становится вялым и дряблым…
Из-за столь странной манеры поведения животное получило в образном арабском языке выразительное имя Зубб-эль-Бахр [19]. Китайцы также приписывают трепангам возбуждающие свойства и поглощают их в большом количестве, то ли из любви, то ли из чувства долга, ибо у всякого почтенного китайца — множество жен, каждая из которых должна удостоиться его благосклонности.
Выловленных трепангов зарывают в песок на четыре-пять дней, после чего они теряют свои прекрасные мужские качества и превращаются в сморщенные тряпки.
Затем их бросают в кипящую воду и варят в течение получаса, охлаждают морской водой, разрезают в длину пополам и сушат на солнце. Теперь они напоминают рукоятку ножа из оленьего рога.
Господин Ки покупает также акульи плавники, из которых образуется после варки слипшаяся масса, напоминающая вермишель. Это тоже возбуждающее средство, возможно, не более действенное, но гораздо более дорогостоящее, чем трепанги. Оно является излюбленным кушаньем пожилых мандаринов.
Возбуждающие свойства приписываются и множеству других вещей, и это придает восточным морям чувственное очарование «Сказок тысячи и одной ночи». Народы, населяющие эти края, презрительно относятся к любви и признают в ней лишь детородную функцию, которой неизменно воздают дань. Понятно, что нужно иногда поддерживать слабеющий стебель. Мы же довольствуемся красивыми словами, как то «возвышенные чувства», «родственная душа», «чистая любовь», чтобы спасти положение, когда нам изменяют силы.
Мне не доводилось проверить, насколько действенны качества, приписываемые этим странным существам, но я мог убедиться, что мясо акулы славится недаром. Когда члены экипажа, обреченные на воздержание во время долгих рейсов, употребляют его в пищу в свежем или сушеном виде, нередко в ночные часы в темном закутке слышатся возбужденные стоны какого-нибудь юнги. Это воспринимается здесь вполне естественно, и никто не подумает осудить его или даже улыбнуться. Какая пропасть между ними и нами!..
Таким образом, господин Ки трудится на своем затерянном островке во благо своих многочисленных соотечественников. Возможно, он грезит о далекой родине возле своей тусклой лампады, в то время как дым опиума уносит его в заоблачные выси, недоступные простым смертным.
V
Синайские мушки
Я возвращаюсь к жене и дочери во времянку, сооруженную под большим маяком на мысе Рас-Мадур.
