Примеры господина аббата - Корвин-Пиотровский Владимир Львович (читать книгу онлайн бесплатно без .txt) 📗
Ей казалось, что сердце бьется слишком громко, но как сдержать его стук?
Лука улыбается. Это та же улыбка. Он страшно похож на прежнего Луку. Только волосы на голове странно поредели, вокруг глаз много морщин. Но похож…
— Как? Она еще не замужем? А он думал… у нее такая полная грудь…
— Право, тут нечего стесняться, она очень хорошенькая. И для тридцати лет удивительно моложава.
«Ну, ну, признайся, ведь не может же быть, чтобы не было ни одного любовника. Ни одного? Черт возьми, значит, действительно невинна? В наши дни это больше, чем редкость».
Он уже охватил рукой ее стан и заглядывает в глаза.
Ей кажется, что глаза его слегка потускнели. И рот бледный…
— Что? Но если бы тогда, после причастия, он захотел, — она согласилась бы? Да? Согласилась бы?
— Проклятие, каким он был глупым мальчишкой! Она ведь была тогда совсем девочкой, почти ребенком. И она согласилась бы!
— О, он все отлично помнит. Она была очаровательной куколкой, белое платье ей так шло к лицу.
— А еще раньше, когда они были малышами.
— Он частенько таки трогал ее руками во время купаний.
— Ха-ха-ха. Она была толстенькая, а на правой ноге, значительно выше колена, у нее родинка.
— Он непременно хочет ее посмотреть, сию же минуту…
— Нет, пусть она называет его просто Лукой. Ведь она его любит?
— А он сдержал свое слово, он приехал.
— Кстати: если она девственна, следовательно ничего еще не знает и не умеет? Но он научит. О, он знает такие штучки!
Он показывает ей какие-то картинки. Марта не сразу поняла их смысл.
Ах, Боже мой! Ее щеки заливает горячая краска стыда, ей хочется убежать домой, забраться в свою комнату и плакать.
— Значит, она придет? Старики, наверное, ложатся спать рано.
Он будет ждать ровно в час, возле маленькой садовой калитки.
Пробило час.
Образ Мадонны затуманен слезами. Или это у нее самой из глаз текут слезы?
Теперь он стоит у калитки и ждет.
Время бежит быстро, словно часы бьют в такт с сердцем.
У лошадки совсем вылез хвост, краска облезла и потрескалась.
Что он говорил сегодня?
А его лицо… Оно такое бледное и усталое…
Часы бьют два. Он, наверное, уже не ждет.
Заря занимается все шире и шире.
Из соседнего дома выплеснули на улицу воду. Это, должно быть, проснулся лавочник.
Марта навсегда осталась старой девой.
Не спеша, проходили годы; среди них были такие, что выпили со щек румянец и некрасиво наморщили на лбу кожу.
Если бы Лука приехал еще раз, он уже не узнал бы Марты или, во всяком случае, не захотел бы узнать ее.
ЖИЗНЬ И КОНЧИНА СВЯТОЙ ЕЛИЗАВЕТЫ, БЛУДНИЦЫ ВО ХРИСТЕ
Баронессе Ванде Паульсен-фон-Штейн посвящаю
Богу было угодно, чтобы великие тяжести и испытания, какие налагает на венценосцев власть, были возложены на слабые плечи тринадцатилетней девочки.
Было то тяжелое время.
Много походов совершил ее отец, много земель исходил его конь, и там, где ступал он, переставала расти жатва, и города пылали, как восковые свечи.
Суров и властолюбив был Великий Герцог Лев, и недаром прозвали его «Длинный Меч». Не было такого уголка на земле, куда бы не могло проникнуть острие его лезвия.
Удивительно ли, что все соседние государи трепетали перед его гневом? Говорили, что даже сам святейший папа, называвший герцога стражем церкви Христовой, втайне возносил молитвы о его погибели.
Слава этого государя была так же велика, как его могущество, ибо мера воинской славы — кровь, а с меча его стекло много крови: если бы ее собрать в одно место, то было бы большое озеро.
Когда великого государя похоронили, всему народу, и всем соседям, и святейшему отцу объявили, что власть приняла достославнейшая и добродетельнейшая Великая Герцогиня Елизавета, а за малолетством советником и помощником ей будет дядя ее, всемилостивейший граф Фома.
Много говорили в ту пору о свершившемся. Некоторые вассалы дерзнули даже припомнить давние вольности, только всемилостивейший Фома пресек заблуждения в корне.
Духовник Елизаветы, аббат Юлий Кароцци, так написал тогда в Рим:
«Если истинно, что христианнейший Лев был мечом своего народа, то Великая Герцогиня Елизавета есть тот посох, на который каждый подданный ее в длинном пути опереться может. А в дальней дороге преуспеяния посох не менее полезен, чем меч, а может и более…»
По всем городам и селам прошла молва о добродетелях и доброте юной государыни, а также и о красоте ее. Скоро многие знатные принцы стали помышлять о супружестве с ней, но всем был один ответ:
«Хоть и поистине прекрасна собой Елизавета, хоть умом своим превосходит многих испытанных мужей, но по крайней молодости своей к браку неподготовлена».
Так проходили дни за днями, и с каждым днем все более расцветала избранная Промыслом Божьим, и с каждым днем умножались ее добродетели и знания.
Сердцем ее руководил духовник Кароцци, монах, настолько умертвивший свою плоть, что от нее остался скелет с пылающими глазами, а мудрости обучал дядя-опекун.
— «Первая забота государя, — говорил граф Фома, — есть попечение о благе подданных. Государь — это как бы солнце, что изливает свет и тепло на все, его окружающее. А что окружает солнце? Луна и звезды. Что окружает государя? Верные слуги его, день и ночь пекущиеся о его славе. Государя окружают государственные мужи, советники и близкие по крови. И как луна и звезды питаются солнечным светом, так и близкие государя должны питаться светом своего господина. А через то и во всем государстве будет покой и благоденствие, ибо если псы, стерегущие стадо, сыты, то и стадо цело, и пастух не знает забот».
А аббат говорил неоднократно:
— «Паче всего, государыня, чтите завет Господень. Господь наш Иисус Христос приходил в мир для спасения Своих овец и кровь Свою пролил за них. Нам ли переступать заветы Господа нашего? Памятуйте об овцах Христовых. А кто овцы эти? Все, что уверовали в пролитую кровь, и все они собраны в единую церковь нашу, а над ней Господом поставлен святейший отец наш, благочестивый папа. То значит, что надлежит помогать наместнику апостола в пастьбе его и всемерно облегчать ее, и помощь та — для Господа Бога».
Благочестив был духовник государыни и мудр опекун ее.
Не любил воевать Фома.
«К чему», — говорил он, — «обнажать меч там, где довольно одного рассудка и терпения. Взявшийся за меч от меча и погибает. Вырывший яму другому, сам в нее и упадет. Вот, восстали было вассалы против опекунства моего, а что из того вышло? Сами же друг друга побили, один другому разорили земли и замки, а я в кротости до сих пор пребываю».
Так мудр был граф, что порой никто и догадаться не мог, о чем он думает, да и небезопасно было догадываться о том, ибо кротость ягненка иногда опаснее змеиного укуса.
А духовник поучал:
«Если брат и сестра от одного отца и матери, то значит, что они как бы одно. А граф Фома — брат вашей матери, государыня, через то как бы заменяет вам мать вашу; слушайтесь его и почитайте, ибо он опекун ваш, и старший родственник, и преданный слуга. Что было бы без него, когда восстали вассалы? А он усмирил их единой кротостью и смирением. А мятежники покараны Богом, и сколько их и по сей час еще висит по большим дорогам?»
Когда день приходил к концу, она оставалась одна и долго раздумывала над всем виденным и слышанным.
Порой из башни, где помещался духовник, до нее долетали громкие крики и стоны, — то аббат, прежде, чем опочить на суровом ложе, предавался самобичеванию.
