Кингсблад, потомок королей - Льюис Синклер (книги серии онлайн txt) 📗
В декабрьский вечер, о котором идет речь, Кингсблады ждали Хавоков к обеду.
Вестл относилась к этой перспективе со спокойной решимостью. Она съездила на рынок за голубями, каштанами и грибами и в утро испытания обратилась к Белфриде тоном, каким новоиспеченный капитан обращается к бывалому старику сержанту:
— Белфрида, голубушка, я ко второму завтраку дома не буду, так вы сварите Бидди овсянку. И постарайтесь закатить для Хавоков такой обед, чтобы у них глаза на лоб полезли. Времени у вас хватит — целый день. Стол накройте вышитой скатертью и возьмите парадное серебро.
Белфрида молча кивнула, и Вестл уехала в наилучшем расположении духа. Нийл должен был вернуться автобусом; сегодня была ее очередь пользоваться машиной, и она являла собой прелестное зрелище, когда катила в Дамский клуб на завтрак с бриджем.
Партию в бридж она выиграла.
Из клуба она поехала с Джинни Тимберлейн в Загородный район, где находился элегантный особняк судьи Тимберлейна. Джинни купила новый кротовый жакет, ради которого стоило специально проехаться в такую даль, и Вестл просидела у нее до шести часов. Она надеялась, что стол у Белфриды накрыт, а голуби выпотрошены и что Бидди отнесется к загулявшей маме снисходительно.
Она торопливо вбежала в дом, который казался непонятно пустым и тихим. Никто не отозвался на ее «Ау-у!»; внизу, наверху, в кухне никого не было. Голуби в своем натуральном виде лежали в холодильнике, а на кухонном столе валялась записка, писанная рукой Белфриды — аккуратным, стандартным почерком:
«Мой дедушка заболел, я ушла к нему. Бидди отвела к бабушке Кингсблад, постараюсь вернуться вечером. Белфрида».
Вестл произнесла одно краткое, но весьма необычное в устах дамы слово и сразу же принялась действовать. Она позвонила сестре Нийла, Джоан, чтобы та привела ребенка, затем накинула рабочий халат и стала потрошить голубей и готовить подливку. Когда явился Нийл, она сказала только:
— Эта черная потаскушка все бросила и ушла до ночи. Я всегда знала, что она дрянь. Накрывай на стол. Вышитую скатерть и вообще весь реквизит.
Его длинные веснушчатые пальцы орудовали проворно и ловко, он отлично справился со своим делом и крикнул Вестл:
— Когда я останусь без работы, мы сможем вдвоем наниматься в богатые дома, кухаркой и лакеем.
— Этим и кончится, вероятно, если демократы и коммунисты не перестанут взвинчивать подоходный налог.
Кертис и Нэнси Хавок прибыли с шумом и криками без пяти семь. Они опаздывали всюду, но к выпивке всегда являлись раньше времени. Добродушная Нэнси занялась бататами во фритюре, а Кертис вызвался сбивать коктейли, что было чревато последствиями, так как его излюбленный рецепт включал 90 процентов джина, 5 процентов вермута и 5 процентов виски. Когда сели за стол — не позже чем в двадцать пять минут восьмого, — Кертис уже был в самом развеселом и боевом настроении.
— Сегодня же увольте эту черномазую гадину. Я ведь вам всегда говорил: все ниггеры сволочи. Без кнута от них уважения не ждите. Черт, до чего же я не выношу это черное племя. Есть у меня в Вашингтоне один знакомый тип, который все насквозь знает, так он говорит, что конгресс собирается восстановить рабство. И правильно сделает. Эх, хотел бы я посмотреть, как какого-нибудь черномазого профессора погонят опять в поле собирать хлопок, а станет фордыбачиться, так разложат на бочке и всыплют пятьдесят горячих!
— И все ты путаешь, — добродушно вступилась его жена. — Совсем не то он говорил, а просто, что наши заправилы в конгрессе надумали выслать всех черных в Африку. Вот это разумно, по-моему.
Кертис уже был в достаточных градусах, чтобы закричать на жену:
— Ах ты, полячка паршивая, так я, значит, вру?
Нийл расправил свои широкие плечи и уже собирался сказать: «Хавок, замолчи-ка ты лучше и ступай домой», — но Нэнси, польщенная столь пылким вниманием, заворковала:
— Ну что ты, миленький, что ты, разве красиво так говорить! — И тут же заулыбалась Вестл: — Правда, вышвырните вы эту мразь (что на нормальном человеческом языке означало: увольте эту негритянку). Я вам порекомендую девушку — мою двоюродную сестру, Шерли Пзорт. Она работала на заводе Уоргейта, ее уволили за то, что она самую малость покрутила с мастером.
Но это уязвило аристократическую чувствительность Кертиса, и он возразил:
— Довольно с меня твоего папаши-навозника, не хватало еще, чтоб потаскуха-сестрица пошла в кухарки к соседям, да еще каким — к зубодерову сыну!
Нийл раскрыл было рот, но Вестл уже торопила всех на кухню мыть посуду, и добрососедские отношения были спасены, хотя бы и ценой тарелки, которую тут же разбил Кертис.
Не иначе как магия или дар ясновидения помогли Белфриде так рассчитать время, чтобы влететь в кухню в ту самую минуту, когда Нийл вытирал последнюю кастрюльку.
— Добрый вечер, — прощебетала она, и Нийлу показалось, что при этом она подмигнула Кертису. — Дедушка у меня заболел. Так некстати. Ну, спокойной ночи всей компании!
Если от нее и пахло джином — наверно, пахло! — этого никто из них не мог бы разобрать. Она юркнула к себе, не потрудившись даже достать кубики льда из холодильника, хотя было совершенно ясно, что лед понадобится, если Кертиса захотят удержать в состоянии полного обалдения, как того требовали хавоковские представления о гостеприимстве — своем и чужом. Нийл проводил ее выразительным взглядом, но Вестл предостерегла его:
— Шш, шш! Все-таки кой в чем она мне помогает.
— Да ведь она хочет, чтоб мы ее уволили! Она сама добивается этого! Если б я сказал слово, у нее уже было заготовлено сто в ответ. Зря мы лишили ее такого удовольствия. А этот наглый взгляд — да я просто разорвать ее готов.
— Ну ладно, ты уж ее не трогай до рождественских праздников, а потом я займусь этим и подыщу другую, — пообещала Вестл.
5
У Нийла постоянно было такое чувство, будто Белфрида где-то рядом, и от близости этой ехидной маленькой тени его бело-розовое арийское величие казалось искусственно раздутым. Когда он брился, ему мерещилось, что она стоит у него за спиной и ухмыляется. Когда он авторитетно отвечал Бидди на ее вопросы или объяснял, что боженька велел нам посещать воскресную школу (до восемнадцати лет включительно), в ушах у него стоял лукавый смешок Белфриды.
И как раз теперь, когда он, здоровенный сенбернар, спасовал перед ее комариным ничтожеством, Белфрида вздумала выступить в качестве поборницы расового равноправия.
В доме уже несколько лет жил черный кокер-спаниель, которому дали кличку «Ниггер» — просто потому, что так обычно называют черных собак. Это был ласковый пес с большими печальными глазами, лучший друг Бидди — если не считать Белфриды.
Незадолго до рождества, снежным декабрьским вечером, Нийл в самом лучшем настроении вернулся из банка домой. Вестл отворила ему дверь, а потом вышла на крыльцо и принялась звать:
— Ниггер, Ниггер, сюда, Ниг, сюда!
Собака примчалась и восторженно заплясала вокруг Бидди, в избытке чувств едва не сбив ее с ног, а молодые родители любовались на эту сцену. Это была настоящая семейная идиллия, длившаяся, пока Белфрида, черная роза, непозволительно красивая в своем непозволительно коротком черном платье, не нарушила ее замечанием:
— До чего же вы, видно, презираете нас, негров!
Ни разу до сих пор им не приходилось слышать, чтобы негр в разговоре коснулся расового вопроса; и голос Вестл звучал растерянно и почти жалобно, когда она откликнулась:
— Как, почему?
— Стоите и кричите на всю улицу: «Ниггер, ниггер, ниггер!»
— Голубушка, да ведь так же зовут собаку! Обыкновенная собачья кличка!
— Вот и плохо, что вы так собак зовете. Мы, негры, не любим слова «ниггер», и тем хуже, если для вас что негр, что собака — все равно…
Нийл разозлился:
— Отлично, пожалуйста, мы переменим кличку! Для вас мы на все готовы! Будем звать пса «Принц»!
Но его сарказм не дошел; упоенная миссионерским пылом, Белфрида милостиво бросила: «Вот и прекрасно!» — и удалилась, а Бидди, беспечный беленький мотылек, запрыгала и закричала:
